Врач из будущего. Возвращение к свету (СИ) - Серегин Федор - Страница 3

— Мудрая у тебя мама, — улыбнулся Сашка, доедая свою порцию. — Хотя, по правде говоря, возвращаться и так приятно. Особенно с таким уловом.

После еды, сытые и немного сонные от солнца и свежего воздуха, они стали собираться. Процесс был неспешным, ритуальным. Сашка аккуратно промыл котелок и кружки в реке, потушил и засыпал песком костёр. Лев помог детям смотать удочки, ещё раз проверил, не забыли ли они какую-нибудь мелочь. Наташа несла ведро с оставшейся рыбой, Андрей — сачок и складные стульчики.

Обратная дорога до того места на просёлочной дороге, где они оставили машину — старенький, видавший виды «ГАЗ-М1», — заняла минут двадцать. Дети болтали о рыбе, о том, как будут хвастаться в школе. Сашка и Лев шли чуть сзади, молча, но это молчание было комфортным, заполненным усталостью и удовлетворением.

Машина завелась не с первой попытки, с характерным для «эмки» сухим кашлем карбюратора, но потом мурлыкающе затарахтела. Они поехали по пыльной дороге обратно к Куйбышеву, обгоняя редкие телеги и грузовики. Лев смотрел в окно на проплывающие поля, на уже зеленевшие озимые, на стайки грачей, деловито расхаживающих по обочине. Страна потихоньку залечивала раны. Это было видно даже здесь, в глубоком тылу.

Въехав в город, они попали в обычную послевоенную суету. На улицах было многолюдно: женщины с сумками, мужчины в гимнастёрках без погон, ребятишки, гоняющие мяч. Витрины магазинов по-прежнему были пусты, но уже не заколочены досками, как в войну. Из открытых окон доносилось радио — не сводки Совинформбюро, а музыка. Лёгкая, бодрая. Лев почувствовал, как что-то внутри окончательно разжимается.

«Ковчег» встретил их привычным гулом. Даже в мирное время институт не засыпал. У подъезда главного корпуса стояли машины, разгружали какое-то оборудование. Сашка, взглянув на это, сразу переключился.

— Пойду, гляну, что там. А ты в кабинет?

— Да, дела ждут. Отведешь детей? И скажи нашим что бы рыбу к ужину запекли по моему рецепту, с морковью и луком в майонезе.

— Без проблем Лев.

Лев вышел из машины, потянулся, чувствуя, как приятно ноют мышцы спины от непривычного сидения на коряге. Он неспешно прошёл через главный вход, кивнув дежурному у проходной, зашел в лифт. В коридоре пахло привычной смесью дезинфекции и чистоты. Звук его шагов по паркету был твёрдым, уверенным.

В приёмной его кабинета за столом сидела Мария Семёновна, секретарша. Женщина лет пятидесяти, с строгой причёской и неизменным пиджаком поверх платья. Увидев его, она отложила в сторону папку и подняла на него взгляд через очки.

— Лев Борисович, добрый день. Хорошо отдохнули?

— Неплохо, Мария Семёновна, неплохо. Даже щуку поймали. Были звонки?

— Были. Из наркомата здравоохранения подтвердили получение отчёта по полиглюкину. И звонили из приёмной товарища Ворошилова.

Лев остановился, снимая лёгкую ветровку. Ворошилов Климент Ефремович, тот самый, кого Лев лечил в начале войны. Заместитель председателя Совнаркома. Человек, курировавший, среди прочего, и снабжение, и лёгкую промышленность, а в последнее время — и вопросы распределения ресурсов для здравоохранения.

— И что сказали?

— Передали, что списки рассмотрены и в целом одобрены. Приём для вручения наград предварительно назначен на двадцать восьмое мая. То есть через две недели. Просят подтвердить явку вас и основных сотрудников из списка. И прислать уточнённые данные по количеству человек для организации.

Лев кивнул, чувствуя лёгкую, странную смесь облегчения и чего-то ещё. Облегчение — потому что всё шло по плану, бюрократическая машина, наконец, перемалывала их бумаги в нужном направлении. А что-то ещё… возможно, остаточное напряжение, ожидание подвоха. Но нет, война же кончилась.

— Хорошо. Передайте, что мы подтверждаем. Список уточним завтра, после оперативного совещания. И подготовьте, пожалуйста, проект служебной записки о командировочных расходах. Поедем, скорее всего, спецвагоном, но всё нужно оформить.

— Сделаю, Лев Борисович. Ещё, — Мария Семёновна немного запнулась, — звонил Иван Петрович Громов.

— И что?

— Ничего конкретного. Сказал, что «дело по лесным заготовкам движется» и что он, возможно, заглянет на днях. И чтоб вы были готовы к разговору «о перспективах добывающей промышленности». Так и сказал.

Лев медленно сел на стул рядом с её столом, взял со стола карандаш, покрутил его в пальцах. «Лесные заготовки» и «добывающая промышленность» были их с Громовым кодовыми обозначениями для темы немецких физиков и урановой проблемы. Значит, Громов что-то начал двигать. После того их ночного разговора. Но это не было срочностью. Это было делом, поставленным на поток. И это было правильно. Спешка здесь только навредила бы.

— Понял. Когда заглянет — пропустите сразу. Спасибо, Мария Семёновна.

Он вошёл в свой кабинет. Вечернее солнце косыми лучами падало на письменный стол, заваленный бумагами, на стеллажи с книгами и журналами, на карту страны, где уже не было отмечено линий фронта. Он подошёл к окну. Отсюда был виден почти весь институтский городок: корпуса, жилые дома, теплицы, даже ту самую, знаменитую «грибную ферму» на крыше одного из зданий. Его творение. Его «Ковчег».

Через две недели ехать в Москву получать награды. Видеться с большим начальством. Отстаивать свои планы по реорганизации здравоохранения уже не на бумаге, а в личных разговорах. Это была работа. Важная, но уже не смертельная. Не та, где цена ошибки — десятки жизней сегодня же.

Он снял пиджак, повесил его на спинку стула, сел за стол. Взял первую же папку — отчёт из отдела кардиохирургии о послеоперационных осложнениях. Начал читать. Мысли ещё возвращались к рыбалке: к довольному лицу Андрея, к сияющим глазам Сашки, выуживающего щуку, к вкусу той простой ухи на берегу. Но постепенно они отступали, вытесняемые привычным, глубоким погружением в дело. В мирное дело.

Он делал пометки на полях карандашом, звонил по внутреннему телефону, чтобы уточнить детали. За окном медленно сгущались сумерки. В кабинет вошла Катя, постучав предварительно, но не дожидаясь ответа. В её руках была папка и кружка с чаем, которую она поставила перед ним.

— Ну что, герои-рыболовы, молодцы. Щука действительно приличная. Наташа всем уже рассказала, как дядя Саша с ней сражался.

— Не щука, а пациент с острым приступом сопротивления, — не отрываясь от отчёта, пробормотал Лев. — Успешно прооперирован. Как списки, уточняем?

— Сижу, сверяю. Два человека в инфекционном отделении заболели, не смогут ехать. Заменю на других. Ты уверен, что нам всем нужно ехать именно 28-го? Могли бы и попозже, когда отчётность за квартал сдадим.

— Чем раньше, тем лучше, — Лев отложил карандаш, потянулся. — Пока наша работа у всех на слуху, пока помнят, что мы сделали. Через полгода начнутся новые герои, новые проекты. Надо ловить момент. Как щука.

— На червя? — Катя усмехнулась.

— На что придётся, — он ответил ей той же улыбкой. — Закажи, пожалуйста, билеты. Весь основной состав — спецвагоном, чтобы вместе. И подготовь краткие тезисы по каждому направлению: антибиотики, хирургия, реабилитация, организация. Могут спросить.

— Уже готовлю. Собирать будем в понедельник на планерке. А сейчас иди домой, Андрей тебя ждет.

Лев взглянул на часы. Действительно, уже вечер.

— Сейчас, только этот отчёт допишу. Иди, скажи, что к ужину буду.

Катя ушла, а он ещё минут двадцать сидел, дописывая резолюции. Потом встал, погасил настольную лампу, подошёл к окну. Город зажигал огни. Не черноту, как во время войны, а именно огни — жёлтые, тёплые, из окон. Где-то вдалеке, над Волгой, загоралась первая звезда.

Двадцать восьмого мая. Кремль. Это был не конец пути. Это была просто следующая станция. И ехать туда можно было без лихорадочной спешки, с чувством выполненного долга и с простой, выстраданной уверенностью, что впереди — не пропасть, а просто дорога. Длинная, сложная, но дорога.

Он надел пиджак, вышел из кабинета, щёлкнул замком. В квартире его ждали семья, запечённая рыба в компании семьи и друзей, мирный вечер. А завтра будет работа. Всегда будет работа. Но теперь это была работа не на страх, а на совесть. И в этом была вся разница.