Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 (СИ) - Громов Ян - Страница 2

Люди потянулись к казарме и срубам. Настроение в лагере изменилось. Напряжение спало, уступив место деловитой сосредоточенности. Серебро в карманах грело души, а вера в то, что у нас есть ресурсы для борьбы, давала надежду.

Я остался у рогожи с золотом. Игнат и Елизар подошли ко мне.

— Хорошо сказал, командир, — кивнул Игнат. — Правильно. Мужику надо дать в руку что-то весомое, тогда он и в чёрта поверит.

— Это только слова, Игнат. Теперь надо действовать. Золото нужно переплавить. В слитки. Чтобы места меньше занимало и спрятать легче было. Займёшься этим ночью?

— Сделаем. Кремень поможет.

— Елизар, — я повернулся к старику. — Ты знаешь тайгу лучше всех. Мне нужны глаза. Не здесь, у лагеря. Дальше. У самого Рябовского посёлка. Мне нужно знать, когда он дёрнется. Когда соберёт людей. Когда и какой дорогой пойдёт.

Старовер пожевал губами.

— Есть у меня человечек в посёлке. Из наших, из старой веры. Нелюдимый, живёт на отшибе, бортничает. Но глазастый. И слух у него, как у рыси. Я схожу к нему.

— Опасно, отец.

— Волков бояться — в лес не ходить. Схожу. Заодно и слухи послушаю. Народ-то простой, он всё видит, всё знает.

Мы занесли золото обратно в избу. Я сел за стол, достал карту, которую мы рисовали с Елизаром, и огрызок карандаша.

— Игнат, — позвал я. — Садись. Будем думать, как умирать не станем.

Игнат присел напротив, положив свои огромные, сбитые в кровь кулаки на стол.

— Рябов сейчас, как подранок, — начал он. — Мечется. Плотина рухнула — это ему удар под дых. Прииски встанут. Без воды промывка не идёт. Значит, денег у него сейчас поток иссякнет. А расходы вырастут. Восстанавливать надо, людей кормить надо, взятки давать надо.

— Именно, — я провёл линию на карте. — Он сейчас будет искать деньги. Быстрые деньги. И виноватого. Чтобы злость сорвать и авторитет вернуть.

— Виноватый — это мы. Тут к бабке не ходи.

— Мы. Но он не может просто так взять и прислать сюда армию. Комиссия в городе. Если он устроит здесь бойню, это всплывёт. Ему нужно сделать всё чисто. Или…

— Или чужими руками, — закончил за меня Игнат.

— Да. Каторжане. Беглые. Те, кого не жалко и кого нет в списках. Он может нанять целую орду. Пообещать им наше золото, нашу землю, свободу, документы — что угодно.

— Орда — это плохо, — нахмурился Игнат. — У нас двадцать пять человек. Даже если каждый по пять человек положит… задавят числом. Патронов не хватит.

— Значит, нам нужно, чтобы они до нас не дошли. Или дошли не все.

Я ткнул карандашом в карту.

— Вот здесь. Узкое место. «Чёртов овраг», как Елизар его называл. Единственная дорога, по которой можно провести обоз или большую толпу, не ломая ноги в буреломе.

— Знаю это место, — кивнул Игнат. — Стены крутые, внизу ручей. Засаду там устроить — милое дело.

— Не просто засаду. Мы должны заминировать этот овраг.

Игнат удивлённо поднял бровь.

— Заминировать? Чем? У нас только порох ружейный, да и того…

— Порох есть. У Гюнтера брали с запасом. Сделаем фугасы. Горшки с порохом, камни, гвозди. Закопаем на дороге. Фитиль длинный или… нет, лучше электрический запал бы, да где ж его взять… — я осёкся, вспомнив, в каком веке нахожусь. — Ладно, сделаем тёрочный воспламенитель. Или просто шнур просалим.

В моей голове уже крутились схемы из учебников по партизанской войне и химии. Чёрный порох — вещь капризная, но мощная, если его правильно упаковать. Камни усилят поражающий эффект. В узком овраге взрыв двух-трёх таких «сюрпризов» создаст панику и завал.

— А ещё, — продолжил я, — нам нужна химия.

— Химия? — Игнат смотрел на меня уже с откровенным непониманием.

— Да. У нас есть сера?

— У Елизара должна быть. Но немного, наверное.

— А селитра?

— В городе, прошлый раз взяли для засолки мяса.

— И дёгтя. И масла.

— Ты что задумал, командир? Греческий огонь?

— Вроде того. Если они полезут на стены — мы их встретим не только пулями. Мы их встретим огнём. Пусть попробуют на своей шкуре, каково это — гореть.

Мы просидели над картой до глубокой ночи. Планировали сектора обстрела, места для ловушек, пути отхода.

На следующий день работа закипела с новой силой. Но теперь это была не просто стройка. Это была фортификация.

Мы копали. Углубляли ров, делали его стены отвесными. На дно втыкали заострённые колья, маскируя их ветками.

Мы рубили. Расчищали сектор обстрела перед оврагом, чтобы враг был как на ладони, а нам было где укрыться.

Мы «химичили». Это делали на отшибе. Там я, вспоминая школьный курс химии и армейские наставления, смешивал порох, толок уголь, экспериментировал с составами для зажигательных смесей.

Артельщики смотрели на мои опыты с суеверным ужасом. Когда я взорвал пробный заряд — небольшую жестянку с порохом, закопанную под пнём, — и пень разлетелся в щепки, уважение ко мне выросло до небес. Теперь я был не просто «барин» или «командир». Я был «мастер огня».

Письмо от Степана жгло руки, словно я держал не лист плотной гербовой бумаги, а раскалённый уголь из нашего горна. Я перечитывал его в третий раз, и с каждым прочитанным словом в голове, словно пазл, складывалась новая, куда более изящная картина войны.

Мы привыкли думать о войне как о грохоте выстрелов, запахе пороха и хрусте костей. Мы готовились встречать врага свинцом и огнём в Чёртовом овраге. Но Степан, мой спившийся гений канцелярии, открыл второй фронт. Фронт, где чернила опаснее картечи, а вовремя поданная жалоба бьёт больнее приклада в зубы.

— Что там, командир? — Игнат сидел напротив, чистя свой штуцер. В свете коптилки его лицо казалось высеченным из камня. — Беда?

— Наоборот, Игнат. Шанс, — я бросил письмо на стол. — В город приехала комиссия. Из Перми. И не просто с проверкой, а по конкретной наводке. Степан постарался.

Игнат перестал тереть затвор ветошью и поднял на меня тяжёлый взгляд.

— И что нам с того? Комиссия — те же чиновники. Рябов им сунет пачку ассигнаций, они и уедут, написав, что всё чисто. Или ещё хуже — нас виноватыми сделают.

— Обычно так и бывает, — кивнул я, вставая и начиная мерить шагами тесную горницу. — Но не сейчас. Рябов сейчас слаб. У него нет наличных — прииски стоят, плотина разрушена, часть золота мы забрали. Ему нечем «сунуть». А комиссия, судя по письму, приехала злая. Им нужна жертва. Им нужен результат, чтобы отчитаться перед Петербургом.

Я остановился перед картой, висящей на стене.

— Рябов держится на двух ногах: деньги и власть. Деньги мы ему подрезали. Теперь надо выбить из-под него власть. А власть здесь — это Аникеев и урядник. Если мы заставим их бояться комиссии больше, чем Рябова, они его сдадут. С потрохами сдадут, лишь бы свои шкуры спасти.

Игнат хмыкнул, но без прежнего скепсиса.

— Крысы бегут с корабля первыми?

— Именно. И мы поможем этому кораблю дать течь.

Я сел за стол, придвинул к себе чернильницу и чистый лист бумаги. Мне нужно было составить инструкцию для Степана. Не просто письмо, а боевой приказ. Каждое слово должно быть выверено.

«Степан Захарович, — начал я писать, стараясь, чтобы почерк был разборчивым. — Новости твои бесценны. Ты открыл нам путь к победе, о котором мы и не мечтали. Теперь слушай внимательно. Твоя задача — не топить Рябова напрямую. Он слишком крупная рыба, сорвётся. Твоя цель — Аникеев».

Я на секунду задумался, формулируя мысль. В XXI веке это назвали бы «управляемой утечкой информации» и «черным пиаром». Здесь это называлось интригой.

«Первое. Найди способ передать председателю комиссии — аккуратно, через третьи руки, чтобы на нас тень не пала, — сведения о карточных долгах Аникеева. Пусть они узнают, что чиновник горной конторы проигрывает в клубе суммы, превышающие его годовое жалованье в десять раз. И что векселя его держит не кто иной, как купец Рябов».

Это был крючок. Связь казнокрада и его хозяина.

«Второе. Наша артель должна выглядеть святее Папы Римского. Подготовь полный пакет документов: копию устава, списки рабочих, журнал добычи (придумай цифры, скромные, но правдоподобные), копии прошений, которые мы подавали и которые „терялись“ в канцелярии. Мы должны предстать перед комиссией как честные предприниматели, которых душат местные казнокрады и бандиты. Жертвы произвола, взывающие к Государеву закону».