Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 (СИ) - Громов Ян - Страница 18

Но главное — люди изменились. Те, кто пришёл сюда осенью оборванными батраками, теперь держались иначе. В их глазах горел азарт, смешанный с гордостью. Они знали цену себе. Знали, что выживают там, где другие сдохли бы от страха и голода.

За окном хрустнул снег. Я обернулся — в дверь входил Игнат. Лицо хмурое, в руке письмо.

— От Степана, — коротко сказал он, протягивая мне запечатанный конверт. — Прислал с Кремнем. Тот только что вернулся.

Я вскрыл печать. Почерк Степана был нервным, буквы прыгали по строчкам. Это меня насторожило — обычно он писал каллиграфически ровно, даже если излагал плохие новости.

'Андрей Петрович!

Пишу в спешке. Положение ухудшается. Рябов затих после зимы, но не потому, что сдался. Он перегруппировывается и бьёт туда, где мы слабее всего — по бюрократии.

Начались проблемы с разрешениями на новые участки. Горная контора требует дополнительные справки, печати, подписи. Те бумаги, что я подавал осенью и которые были практически готовы к утверждению, теперь «затерялись». Требуют подавать заново. А на новые подачи ставят препоны — то формат не тот, то гербовая бумага не той толщины, то печать не той конторы.

Но это ещё не всё. Пошли слухи — и я проверил их через своих людей — что готовится ревизия на «Лисий хвост». Официальная. Из Перми. Предлог — жалоба о незаконной добыче и самовольном захвате казённых земель. Кто жалобу подал, формально неизвестно, но мы оба знаем почерк Рябова.

Если комиссия приедет и начнёт копаться в бумагах, они могут докопаться до того, что ваша легенда — именно легенда. Никакого купца Воронова из Тобольска в архивах нет. Я проверял сам, когда мы с вами только начинали это дело. Тогда это казалось мелочью — кому придёт в голову копаться в метриках и записях за двадцать лет? Но сейчас… Сейчас Рябов именно это и делает. Он подключил людей в Тобольске. Они собираются поднять архивы, будут искать любые несоответствия.

Андрей Петрович, если они выявят, что вы самозванец, все ваши бумаги на участки станут ничтожными. Вас объявят мошенником. И тогда уже не Рябову, а самой власти будет законное право прийти и забрать всё. Вас с артелью выгонят, участки отберут, а если сопротивление окажете — пришлют роту солдат.

Я не пугаю. Я говорю как есть.

Выход один — легализоваться полностью. Мне нужно время и деньги. Много денег. В Тобольске есть люди, которые могут внести запись в старые метрические книги так, что ни один ревизор не отличит её от настоящей. Есть писари, которые подделают купеческие свидетельства с печатями и подписями давно умерших чиновников. Но это дорого. Очень дорого. И рискованно.

Если соглашаетесь — присылайте золото. Сколько сможете. Я найду людей, договорюсь, проконтролирую. Через два месяца вы станете купцом Вороновым не только на словах, но и по всем архивным записям с 1805 года. Комар носа не подточит.

Но медлить нельзя. Если ревизия выедет раньше, чем я всё устрою — всё рухнет.

Жду вашего решения.

Ваш Степан Захарович.

Кстати, Штольц тоже затих. Это плохой знак. Он что-то готовит.'

Я медленно опустил письмо на стол. В голове крутились мысли, как шестерни в часовом механизме.

— Ну? — спросил Игнат, видя моё лицо. — Плохие новости?

— Хуже некуда, — ответил я, подходя к окну. — Рябов… Гаврила Никитич оказался умнее, чем я думал. Он не полез драться в лоб, когда понял, что не по зубам. Он ударил туда, где я был беззащитен.

Игнат выругался сквозь зубы.

— Сука… Умный сука. Бумагами нас душить будет.

— Именно, — кивнул я. — Он понял, что пока мы в тайге, в своей крепости, нас не взять. Но стоит власти признать нас вне закона — и мы станем обычными бандитами. А бандитов вешают.

— И что делать будем?

— Делать будем то, что предлагает Степан. Полностью. Чтобы даже если сам царь приедет проверять — ни одной зацепки не нашёл.

Я вернулся к столу, достал из ящика кожаный мешок. Из него на стол выложил слитки золота. Жёлтые, тяжёлые, отлитые Архипом в наших формах. Всего четырнадцать штук. Результат последних месяцев добычи, которую мы ещё не отвезли в город.

— Вот, — сказал я. — Пусть берёт всё. И если мало — намоем ещё. Неделя работы — и будет ещё два-три слитка.

Игнат присвистнул.

— Это ж состояние, командир. На такие деньги можно три дома в Перми купить. Или имение…

— На эти деньги я куплю будущее, — перебил я. — Наше будущее. Потому что без него мы мёртвые. Его не крепость спасёт, не штуцеры. Его спасут бумаги. Правильные бумаги с правильными печатями.

Игнат кивнул.

— Когда везти?

— Как только Кремень отдохнёт.

Вечером, когда стемнело, я вышел проводить обоз. Игнат сидел на передних санях, рядом с ним — Кузьма с винтовкой на коленях. Сзади ещё двое саней с бойцами. Все были в белых маскхалатах, тихие, сосредоточенные.

— Если засада — прорывайтесь, не ввязывайтесь в бой. Золото довезти — главная задача. Старым путём не ходить. Только через брод и лесными тропами.

— Довезём, — коротко ответил Игнат. — Не в первый раз.

Ворота открылись. Обоз тихо выполз во тьму. Я смотрел им вслед, пока они не растворились в чернильной мгле леса.

Теперь оставалось только ждать.

Следующие дни прошли в напряжённом ожидании. Я занимался текущими делами — проверял добычу, инспектировал посты, планировал расширение шурфов. Но мысли постоянно возвращались к письму Степана.

Ревизия. Легализация. Тобольск.

Всё это казалось нереальным. Я, человек двадцать первого века, пытаюсь подделать документы девятнадцатого, чтобы доказать, что я — купец, родившийся до рождения моих реальных прадедов.

Абсурд. Но абсурд, который может спасти нам жизнь.

На четвертый день вернулся Игнат. Грязный, усталый, но довольный.

— Довезли, — доложил он, входя в контору и стряхивая снег. — Передал Степану золото. Он сразу к дьячку гонца отправил. Говорит, через неделю начнёт работу. А пока он сам справки готовит, людей находит.

— Проблемы в дороге были?

— Одна. У Гнилого болота видели чужих. Человека три-четыре, на лыжах. Издали шли, не подходили. Вроде как разведка. Мы не стали связываться — объехали стороной. Но это плохой знак, командир. Штольц снова активизируется.

— Весна близко, — кивнул я. — Он ждал зиму, копил силы, нас прощупывал. Теперь ударит.

Я подошёл к окну и рапахнул его. На улице уже откровенно капало с крыш. Проталины появились у южных стен срубов.

— Через месяц. Может, раньше. Как только дороги подсохнут и реки вскроются. Штольц — военный. Он не полезет по грязи и снегу. Он дождётся, когда можно будет вести обоз или большую колонну людей.

— Тогда что делаем? — спросил Игнат.

Я вернулся к столу, развернул карту местности.

— Готовимся. Укреплять не только лагерь, но и подступы. Рыть рвы, ставить частоколы на дальних подступах, минировать тропы. Превратить дорогу к лагерю в ад для любого, кто попытается пройти.

Игнат склонился над картой.

— Вот здесь, — я ткнул пальцем в узкое место между двух болот, — можно поставить завал. Настоящий, каменный. Придётся недели две работать, но оно того стоит. Если они пойдут этим путём, мы их задержим на сутки. А сутки — это время для манёвра.

— А если они пойдут другим путём?

— Других путей два. Один — через Змеиный лог. Там мы можем устроить засаду. Второй — через Чёртов овраг. Там уже стоят наши мины. Если они попытаются пройти — взлетят на воздух.

Игнат кивнул, запоминая.

— Хорошо. Начнём завтра.

— Начнёте сегодня, — поправил я. — Времени мало. И ещё… — я выпрямился, глядя ему в глаза. — Готовь группу. Большую. Человек пятнадцать.

— Куда? — удивился он. — Ты же говорил, большие вылазки опасно.

— Мы идем не на вылазку. Мы идем на охоту. Если этот обоз существует, он не дойдет до Штольца. Мы разобьем его в пух и прах еще по пути.