Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную (СИ) - Лунная Арина - Страница 5

Кот вздыхает:

— Это и есть наш известный Мартин. Прошу знакомиться. Наш вечный пациент, желающий от нас избавиться и при этом постоянно молящий о помощи.

— Рада знакомству, — слегка киваю и Мартин вдруг замечает меня. Его глаза расширяются. Он подходит ближе. Осторожно касается моей руки, словно она нечто опасное.

— Ну вот! Опять он за свое! — вздыхает доктор. — Мартин, прекрати вести себя столь невоспитанным образом. Она абсолютно живая и, скажу на опережение, совершенно не имеет ничего общего с призраками.

— Правда? — он смотрит на меня с нескрываемым удивлением.

— Правда.

— Значит, новая сиделка?

— Я не…

— У меня болит! Посмотрите. Вот здесь! — он вытягивает свою культяпку, а следом протягивает свой протез. — Он опять отпал и все болит.

Доктор Альберт качает головой:

— Мы пробовали все — эфирные масла, заговоры, даже экзорцизм один раз. Ничего не помогает. Он безнадежен. Я считаю, что ему просто нравится приходить сюда и постоянно просить о помощи.

Я невольно улыбаюсь. В этот момент Мартин вдруг застывает:

— Ой! Я забыл! — он ныряет головой в карман старого камзола и начинает что-то там искать. — Ага! Вот! — он вытаскивает… ржавый ключ. — Это, скорее всего, предназначалось для вас! Там внизу… — он указывает на треснувшую плиту. — Мое лекарство! Точнее, не мое. Ваше. Нет, их. Хотя… скорее все же мое, от вас, но не для них!

Кот резко бьёт его лапой по колпаку:

— Хватит нести чушь, кожаный мешок. Не в обиду, дорогая Амелия, — тут же исправляется он. — Там ничего нет! Если бы было, то мы бы с доктором уже давно…

— Да как же! — выкрикивает он и тут же принимается двигать камень справа от меня.

— Он окончательно сошел с ума. Ей, Богу, сошел!

Но Мартин с нечеловеческой легкостью передвигает тяжеленный камень, открывая нам крошечную замочную скважину.

— Откуда…

Любопытный нос кота тут же оказывается рядом. Нюхает. Изучает.

— Ну вот! Я же вам говорил, а вы все «сумасшедший!»

Он осторожно вкладывает ключ в мою ладонь.

— Прошу. Это только для вас.

Смотрю на серебряный ключик в своей руке. Его металл приятно холодит кожу.

— Ну же, Амелия! Мы все с нетерпением ждем того, что там спрятано! — произносит доктор, и я вставляю ключ. Щелчок и…

Как по волшебству земля под нашими ногами постепенно раздвигается, открывая вид на довольно просторную комнату.

— А я о чем говорил! Этот ключ всегда принадлежал ей! — кричит он, но я уже спускаюсь вниз по винтовой лестнице из холодных и бездушных камней.

Это похоже на аптекарский склад. Сотни банок с травами, аккуратно подписанные выцветшими чернилами. Медные дистилляторы, блестящие, будто их только что почистили. Полки с пузырьками, где жидкости странного цвета переливаются сами по себе.

Воздух здесь пахнет как весенний луг после дождя, что довольно странно для заброшенного помещения. В углу стоит кровать с балдахином из живых хмельных лоз. На стене — портрет усатого мужчины в очках с подписью: «Профессор А. З. Дубовик, главный травник».

— Ох! Это же прямо как я! — смеется доктор, касаясь прозрачной рукой портрета. — Только на лет так двести помоложе.

Я улыбаюсь и уже подхожу к центральному столу. На нем лежит открытая книга с пометкой:

«Для пробуждающегося дара Амелии Лаврейн. Настойка из корня мандрагоры и лунной росы. Принимать на растущую луну.»

Я касаюсь страницы и внезапно вспоминаю.

Маленькую девочку в этом же подвале, так похожую на меня. Женщину с мамиными глазами, что учила различать травы и… страх. Чёрный, липкий. Как кто-то кричал сверху…

— Так вот где твоя бабушка прятала свои секреты! — доктор Альберт хлопает себя по лбу, отчего его пенсне падает прямо сквозь тело.

Мартин вдруг начинает дрожать.

— Ой! Опять начинается! — его тело пульсирует, превращаясь в подобие гигантского пузыря — Прощайте! Меня зовут на тот свет! Точнее, с того света. Или… уже неважно! Всего вам хорошего!

ПУФ!

Он, как ошпаренный, выскакивает на улицу и исчезает, оставив в воздухе запах лаванды и легкое недоумение.

Кот мурлычет, глядя ему вслед.

— Примерно так всегда и выглядит наш обычный вторник.

Я беру в руки найденную книгу. Кожаный переплёт, тёплый, будто живой. Где-то в глубине больницы тихо звонит колокольчик…

Кто привёл меня сюда? Какие тайны хранят эти стены? И почему я чувствую, что была здесь давным-давно?

Амелия

Я сижу на подоконнике старой аптеки, перебирая пожелтевшие страницы травника. За окном медленно опускаются сумерки, окрашивая разрушенный сад в лиловые тона. Кот свернулся у меня на коленях, мурлыча, как самовар перед кипением.

— Доктор… — я осторожно переворачиваю хрупкую страницу. — Почему здесь никого нет? Где все… живые?

Альберт, парящий над сушильной камерой для трав, вздыхает так, что его бакенбарды колышутся, как паутина на ветру.

— Когда-то, дитя моё… — его голос звучит, как шорох старых пергаментов, — эти коридоры звенели голосами. В каждой палате лежали пациенты. Мы лечили не только тела, но и души, судьбы, разбитые сердца…

Он указывает прозрачной рукой на стену, где висит групповой портрет. Строгая женщина в белом халате с мерцающей брошкой. Молодой врач с горящими энтузиазмом глазами. Десяток медсестёр, чьи лица теперь едва различимы под слоем пыли. Люди в камзолах и при параде.

— Были ли они… как вы? — я не решаюсь назвать их призраками.

Кот смеётся своим хриплым смехом.

— Хуже, Амелия! Они были администрацией.

Доктор игнорирует шутку кота и с тяжелым вздохом продолжает:

— Мы принимали всех желающих. Богатых и бедных, магов и простолюдинов. Пока не пришла…

Он вдруг замолкает. Его прозрачное горло сжимается, словно кто-то невидимый душит его.

— Чума? — предполагаю я. — Война? — пробую ещё. — Инспекция? — кот съёживается на моих руках. Утыкается мордой в мой живот.

— Изменения, — наконец выдавливает из себя Альберт. — Мир изменился. Люди перестали верить. А то, во что не верят… исчезает.

Я смотрю на свои руки и они начинают слегка светиться в темноте, как фосфор.

— А пациенты? Разве никто больше не приходит к вам за помощью?

— Приходят! Ой, как приходят! В прошлом месяце была молодая пара. Мужчина нёс свою спутницу на руках. У неё начались роды! Они стояли у ворот, стучали… — его голос дрожит. — Но двери не открылись.

— Почему? — я вскакиваю, и кот недовольно падает на пол. — Разве вы могли оставить их там, когда им требовалась помощь?

Доктор парит ко мне. Его глаза полны печали, и сейчас это единственная чёткая часть в размытом облике.

— Посмотри на нас, дитя. Что мы можем? Я не могу даже пульс прощупать, ведь моя рука тут же проходит насквозь. Кот на то и кот, чтобы греть ноги холодными зимними вечерами. А наша медсестра Марфа… — он указывает на тень в углу, которая тут же растворяется. — Она боится собственного отражения уже больше ста лет.

Кот запрыгивает обратно ко мне на колени:

— Мы — эхо. Тени прошлого. Больница жива, но мы… Мы просто её воспоминания.

Я сжимаю травник так, что корешок трещит. В груди что-то клокочет. Это не гнев, не печаль… что-то другое.

— Но я смогла войти. Двери открылись для меня. А потом мой жених. Джонатан. Он тоже был здесь.

Все смолкают. Даже кот перестаёт моргать своим единственным целым глазом.

— Да. Вы вошли, — наконец говорит Альберт. — Впервые за более чем семьдесят лет.

Над нашими головами поднимается вихрь из опавших листьев. Они складываются в странный узор похожий на руну «возрождения», которую я видела в бабушкиных книгах.

Кот тычется мордой мне в ладонь:

— Ты не задала главный вопрос, девочка.

Я знаю, о чём он говорит, но боюсь услышать ответ. Собираю всю свою силу в кулак и дрожащими губами выдыхаю:

— Почему я?

В ответ больница вздыхает. Я слышу, как все двери одновременно распахиваются, свечи в подсвечниках вспыхивают сами собой, а где-то вдалеке начинает играть старая музыкальная шкатулка…