Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную (СИ) - Лунная Арина - Страница 4

— Верно, но вы не хотите мне все объяснить? Откуда вы меня знаете и почему ждали?

— Ах, ты об этом? Давай оставим разговоры на утро. Уж больно сложный выдался у нас день, — тянет кот.

— И то верно! Еще и ваш жених столько шума навел. Вы бы поспали, Амелия, — шепчет доктор, и я внезапно ощущаю, как мои веки тяжелеют.

Амелия

Я просыпаюсь от того, что по щеке ползет теплый солнечный зайчик.

Какой странный сон…

На мгновение я даже забываю, где нахожусь. Потолок над головой не мой. Не привычный белый с позолоченными фресками, а пугающий, с потрескавшейся штукатуркой, сквозь которую проглядывают деревянные балки. Но…

Я выспалась?

Это осознание приходит первым. Впервые за несколько месяцев с этой подготовкой к свадьбе, с этой суетой, я просыпаюсь без кошмаров, без привычного предрассветного пробуждения от тревоги. Я потягиваюсь, и древняя койка отвечает довольным скрипом.

Я поднимаюсь на ноги. Босые ноги ступают на холодный пол и тело мгновенно покрывается мурашками. Солнечные лучи рисуют золотые дорожки на полу, высвечивая танцующие пылинки. На тумбочке стоит любезно оставленный кем-то стакан воды с веточкой мяты.

Откуда? Делаю глоток и приятная свежесть помогает взбодриться. Я смотрю на себя. На мне странная сорочка, от которой пахнет пылью и медикаментами, а вот моё свадебное платье… аккуратно сложено на стуле. Оно все в неровных, рваных стежках, ткань то тут, то там сшита невпопад, словно кто-то совершенно неумелый пытался его починить.

Я делаю шаг в пустынный коридор и слышу, как где-то, словно метроном, размеренно капает вода. За окном чирикают воробьи, устроившие гнездо в водосточной трубе. Снизу доносится… напевание? Должно быть, это тот вчерашний доктор.

Я улыбаюсь, чувствуя себя на удивление хорошо и свободно. И тут…

Воспоминания. Они бьют наотмашь. Больно, прямо в области солнечного сплетения и настолько сильно, что я на долю секунды понимаю, что не могу сделать вдох.

Ее руки на его бёдрах. Её смех. Высокий, торжествующий. И его слова, брошенные глядя мне прямо в глаза:

'Ты же не думала, что у нас всё всерьёз?

Сердце сжимается, как в тисках. Я хватаюсь за шершавую стену, чувствуя, как комната вращается. Лампы внезапно начинают мерцать синим огнём. Окно с грохотом распахивается. Где-то вдалеке звенит разбитое стекло.

— О, Боги! Тише, тише, Амелия! — доктор Альберт материализуется прямо из стены, поправляя свое пенсне. — Ты же нам так всё здесь разрушишь!

— Будто есть что разрушать, — ворчит кот, появляясь вслед за доктором и отряхиваясь. Его единственный глаз смотрит на меня с укоризной. — Девочка, ну ты же не на балу. Держи свои бушующие эмоции при себе.

Я глубоко вдыхаю, сжимая кулаки.

— Простите. Я… просто воспоминания и…

— Ничего, ничего, — доктор машет прозрачной рукой. — Все проходят через нечто подобное. Ты скоро со всем разберешься и научишься общаться с этими стенами. Пойдём, я лучше покажу тебе твои новые владения.

Он ведет меня по коридорам с вытянутыми арками окон, в которых ещё сохранились фрагменты витражей. На дверях выцветшие таблички с названиями отделений: «Процедурная», «Аптека», «Кабинет главного врача».

У последнего мы останавливаемся чуть дольше. Доктор внимательно смотрит на табличку. Проводит по ней прозрачными пальцами, и я вижу, как облупившаяся краска осыпается на пол, словно он действительно смог ее коснуться.

— Ох, были же времена! А как здесь кипела жизнь, — вздыхает он так тяжело, что мне становится его жаль.

— Только не начинай свою старую песню о главном, — ворчит тут же кот, шоркаясь о мои ноги и прикрывая глаза от наслаждения. — Идем, Амелия. Здесь еще есть что посмотреть, кроме этого кабинета.

Мы идем вперед и местами пол под нашими ногами покрыт слоем опавших листьев, видимо, их заносило ветром через разбитые окна.

Мы входим в столовую. Здесь повсюду длинные дубовые столы, покрытые толстым слоем пыли. Буфет с осколками посуды, среди которых чудом сохранилась несколько чашек. На одной из стен огромное пятно от пролитого вина или чего-то похожего, превратившееся в абстрактную картину.

— Боже, Амелия! Вы же еще не видели какой чудесной красоты у нас сад! — выкрикивает доктор, вскидывая руки вверх, и его пенсне слетает с кончика носа, но в ту же секунду оказывается там вновь.

Доктор ведёт меня к заржавевшей двери.

— Прошу любить и жаловать! — торжественно выкрикивает он и толкает дверь вперед. — Наше… э-э-э… место для прогулок.

Я выхожу и замираю. Заброшенный сад. Когда-то это место было определенно прекрасным, но сейчас…

Каменные скамьи теперь почти полностью скрыты под плотным слоем плюща. Фонтан в виде дракона не работает. Его металлические трубки покрылись ржавчиной. Вода в нем давно не течёт, а в чаше устроилось гнездо дроздов. Аптекарский огород, где буйно разрослись лекарственные травы, смешался с сорняками, но в этом запустении есть и странное очарование.

Розы проросли сквозь трещины в плитке, создавая причудливые узоры. Старая яблоня согнулась под тяжестью плодов. Скорее всего, зимних, еще кислых, но съедобных. В дальнем углу стоит каменная беседка. Её крыша обвалилась, но внутри…

Я подхожу ближе. На полу беседки кто-то недавно разводил костёр. Пепел ещё тёплый.

— Ага! Я так и знал! Я же говорил тебе, а ты не верил! — доктор хлопает в ладоши, глядя на кота, пока тот намывает свою лапу с полностью отстраненным взглядом. — Значит, Мартин всё ещё жив!

— Кто? — я поворачиваюсь к нему.

— Наш… э-э-э… постоянный пациент, — он нервно поправляет пенсне. — Не волнуйся, он вполне безобидный. Немного… э-э-э… колдует по ночам. Надеется, что рано или поздно он найдет ритуал, который поможет ему избавиться от нас.

Кот фыркает:

— Безобидный, как зубная боль. Но место для костра в этот раз он действительно выбрал хорошее.

— И действительно. Лучше, чем в больнице посреди главного зала. Хотя бы нет вероятности того. что он нас всех отправит на тот свет раньше времени.

— А зачем ему избавляться от вас? И вы же вроде как уже… призрак? — спрашиваю неуверенно, боясь обидеть этого причудливого доктора.

— Ох, что только не придумают эти сумасшедшие! А что до моего состояния, то я предпочитаю, чтобы ко мне все же обращались по имени, — смеется он.

— Как скажете. Тогда, можно вопрос?

— Конечно, Амелия. Спрашивай все, что душе пожелается.

— Мое платье. Его кто-то пытался починить. Кто это был? Вы?

— Ну, не я же, — фыркает кот, не давая доктору ответить.

— Спасибо, но я сомневаюсь, что оно мне еще пригодится.

— Кто знает, милая. Кто знает.

Я сажусь на каменную скамью, внезапно ощущая усталость. Солнце греет лицо, где-то щебечут птицы…

А я замечаю прямо перед собой выцарапанную на камне надпись:

«Пламя проснётся».

Те же слова, что когда-то сказал мне Джонатан.

Амелия

Мои пальцы дрожат в сантиметре над выцарапанной надписью, когда внезапно.

БА-БАХ!

Из куста роз напротив вылетает… что-то бесформенное, бледное, с грохотом падая прямо на каменную скамью.

— Опять не вовремя! — раздаётся жалобный голос кота.

Я отскакиваю в сторону, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, пытаясь прорваться сквозь преграду в виде моей грудной клетки. Передо мной садится мужчина. Нет, он не страшный, а скорее жалкий.

Осунувшееся тело и слишком бледная кожа, словно он никогда не видел солнечного света. На голове — старомодный ночной колпак с помпоном. Глаза впалые настолько, что сквозь кожу можно разглядеть едва ли не сам череп. На месте левой руки у него культяпка, а в правой он держит деревянный протез, который, скорее всего, сделан им самим. Уж слишком он неровный, потрескавшийся, а местами уже и поеденный какими-то жуками.

— Эй, доктор! — кричит он хриплым голосом. — У меня опять рука отвалилась! — он судорожно поднимает протез вверх. — Доктор Альберт! Где мой пластырь⁈