Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную (СИ) - Лунная Арина - Страница 6

— Тайна остаётся тайной, Амелия, — смеется кот с присущей ему хрипотцой. — Боишься?

— Нет, — честно признаюсь я.

— Тогда тебе стоит начать с малого.

— И с чего же?

Он ловко спрыгивает с моих колен и поднимается по винтовой лестнице. Я молча следую за ним, а оказавшись снова в саду, поворачиваюсь к поросшей плющом больнице.

— Вдохнуть в нее жизнь.

Амелия

Доктор Альберт был прав, и это дает мне силы подняться со скрипучей кровати с первыми лучами солнца и сразу взяться за работу. Это место стало моим пристанищем, и я должна вдохнуть в него жизнь. Пусть пока Альберт и кот считают меня лишь сиделкой, но я могу не только это.

Альберт застает меня на кухне, где я пытаюсь приручить древнюю печь. Ее чугунные бока покрыты паутиной, а внутри слой вековой сажи. Первая попытка ее растопить и дым заполняет все помещение. Я выбегаю на крыльцо, кашляя, с глазами, полными слез.

— Ой-ой-ой! Пожар! — Мартин возникает из ниоткуда прямо передо мной, его руки мечутся в панике. Протез отрывается и отлетает в сторону сада.

Я ловлю его на лету, возвращая на место и подвязывая чуть крепче.

— Не волнуйся, ты так. Это просто печь. Ее не топили сто лет, — говорю, а руки сами уже проверяют надежность фиксации его протеза.

Кот, свернувшийся на солнечном подоконнике, открывает один глаз:

— И зачем тебе эта возня? Призракам еда не нужна, а Мартин сам в силах найти себе пропитание. К чему столько суеты в столь ранний час, Амелия? Не заставляй меня жалеть о том, что больница впустила тебя в свои стены.

— Если ты не заметил, то я не призрак, и как бы странно это ни звучало, но мне нужна еда, — протираю испачканное сажей лицо. — Если мы собираемся принимать живых пациентов, здесь должно пахнуть не плесенью, а… — я вдыхаю воздух, пытаясь подобрать слово.

— Ромашкой? — предлагает появившийся доктор Альберт, поправляя пенсне. — В мои времена мы специально…

— Хлебом, — перебиваю я. — Домашним хлебом и травами. Так пахнет надежда. Так создается ощущение уюта и заботы. Если этого не будет, то к нам никто и на километр не подойдет.

— А ты, как я погляжу, во многом разбираешься, Амелия? — смеется он звуком, больше похожим на скрип колес старой телеги.

— Нет, но если вы позволите, то я очень хочу в этом разобраться.

— Пожалуйста. Все в твоих силах, но ты думаешь, что это будет легко?

— Не думаю. Даже не надеюсь. Я понимаю, сколько нужно трудов, чтобы восстановить здесь хоть что-то, но пока мы не попробуем, мы не узнаем, что это возможно.

— Мы⁈ — хором выкрикивают они.

— Мы. А чему вы так удивляетесь? Одной мне точно будет тяжело, а вы здесь давно и многое знаете.

Окно в кухне открывается, и густой дым вырывается наружу, словно сама больница согласна со мной и готова помогать.

— Приступим? — изгибаю одну бровь, и кот тут же исчезает, а Альберт начинает покашливать, делая вид, что ему нездоровится.

— А я готов, правда… — Мартин поднимает вверх свою руку с протезом. — Если только я смогу чем-то помочь.

— Обязательно сможешь, — улыбаюсь, чувствуя, как силы наполняют меня изнутри, и возвращаюсь на кухню.

Здесь уже нет ни намека на запах гари. После пятой попытки разжечь печь, огонь наконец разгорается. Я пеку первые лепешки из того, что смогла здесь найти. Кривые, подгоревшие снизу, но…

Кот, заявивший, что «мертвые мыши лучше этой дряни», украдкой слизывает крошки, несмотря на то, что такие, как он, не испытывают голода.

Мартин пытается понюхать, и его нос слегка касается края.

— Ой! Пахнет, как у мамы! Точь-в-точь! Амелия, это превосходно!

— Спасибо, — шепчу я, чувствуя, как щеки начинают гореть.

Это так мило с их стороны. Видно же, что выглядит не очень, да и на вкус, как оказалось, тоже довольно сомнительно, но никто не смеется надо мной.

— А он прав, Амелия. Я уверен, что… э-э-э… с каждым разом у тебя будет получаться все лучше, — подмигивает Альберт, поправляя пенсне. — И что же ты планируешь делать дальше?

— Для начала нам нужно прибрать хотя бы три палаты. Починить свет. Отмыть полы и убрать пыль. Также нам необходимо собрать все лекарственные травы, бинты, масла. Абсолютно все, что может пригодиться для оказания первой медицинской помощи.

— Так ты ж сиделка! — удивленно вскрикивает кот, глядя на меня мутным глазом.

— Это сейчас я для вас сиделка, но скоро все изменится.

— А она мне нравится все больше! — кричит Мартин, взмахивая рукой, и его протез вновь отлетает в сторону. — Наконец-то, кто-то сможет меня починить, и я больше не буду….

— Что? — перебивает его Альберт. — Скажешь еще, что не будешь больше пытаться изгнать нас из больницы, за которой мы приглядываем столько лет?

— Может, и не буду. Хотя от вас тут меньше всего пользы. Столько лет, а мой протез все так же неисправен! — начинают спорить они, а я тихонько выхожу и иду в сторону самой первой палаты от входа. Заглядываю внутрь и уже представляю, как здесь все изменится.

— Ну что? Приступим? — шепчу я в пустоту, но в ответ слышу, как стены начинают потрескивать, а на окне сам по себе расцветает давно засохший цветок.

Амелия

Я стою в дверях будущей палаты, сжимая в руках веник из сухих веток полыни и березы. Солнечный луч, пробивающийся через разбитое окно, высвечивает миллиарды пылинок, танцующих в воздухе. Они похожи на маленьких светлячков, застрявших во времени.

— Ну что, приступаем? — спрашиваю я у пустоты, но прекрасно знаю, что меня слышат.

Из стены медленно выплывает Марфа. Её прозрачные руки сжимают край фартука, который когда-то был белоснежным.

— Я… я могу помочь с кроватями, — её голос звучит как шелест шёлковых простыней на ветру. — Прошу прощения, что сразу не представилась. Я Марфа. Когда-то давно я была ответственной за уборку.

— Рада знакомству, Марфа. Ты уверена, что у тебя получится мне помочь?

— Конечно. Я хоть и немного видоизменилась, но все еще могу переставлять предметы местами, в отличие от доктора Альберта.

— Тогда я с радостью соглашусь на твою помощь, — отвечаю с улыбкой на лице и вижу, как Марфа осторожно касается края простыни, но ее рука проходит сквозь нее.

— Простите, я сейчас. Мне нужно чуть больше усилий. Я давно не практиковалась.

Новая попытка, но и она не увенчается успехом.

— Постойте. Давайте попробуем вот так.

Я подхожу к ней. Касаюсь ее руки своей, но не ощущаю абсолютно ничего.

— Представьте, что вы живая. Вспомните, как вы делали это раньше. Ваша работа доставляла вам удовольствие?

— Да. Я так любила ее! Так радовалась, когда новые пациенты восторгались чистотой в моих палатах.

Ее рука внезапно становится более… живой. Я чувствую, как от нее исходит легкий холодок, и она с легкостью берет простынь в руки и стягивает ее с кровати.

— Получилось! У меня получилось! — он хватается за вторую, и пыльная простынь летит в сторону. Потом третья. Постельное белье собирается в одну пыльную кучу.

— Вот и отлично!

Теперь мы отодвигаем развалившуюся кровать от стены. Дерево крошится в пальцах, оставляя на ладонях занозы и запах давней плесени.

— Осторожнее с этим углом! — кричит Мартин, внезапно появляясь из-за угла. — Ой! Тут целое гнездо мышиных костей!

Я аккуратно собираю останки в старую газету 1893 года. Заметка о каком-то бале заставляет меня улыбнуться. Даже тогда люди думали о праздниках среди всей этой суеты.

— Милочка, пройдемте, я покажу вам, где можно взять ведро с водой и тряпку, — доктор Альберт поправляет пенсне с деловым видом.

Пара минут в заброшенном туалете с заржавевшими кранами и я возвращаюсь в первую палату с ведром воды.

— Прошу отойти всех в сторону.

— Это еще зачем? — фыркает кот.

— Здесь не обойтись обычной уборкой. Нужно все хорошенько отмыть.

Мои помощники разбредаются в стороны, и я выплескиваю ведро воды на пол. Грязная лужа растекается по полу, заставляя отражения колыхаться.