Шипы похоти (ЛП) - Уиннерс Ева - Страница 57

Ее аромат розы проник в мои ноздри, и моя рука скользнула к ее щеке, прижав ее ладонью.

— Ты не будешь одна, — твердо сказал я ей.

Словно она ненавидела это слово и ненавидела, когда ее считали уязвимой, она тихо хихикнула, но промолчала, и наши тела прижались друг к другу. Ее тело задрожало от моего прикосновения, и я не мог не задаться вопросом, насколько восприимчива она к прикосновениям Адриана.

Черт, я никогда не чувствовал ничего подобного с другой женщиной, а женщин у меня было немало. Притяжение между нами было неоспоримым. Оно шипело в воздухе. Он был достаточно взрывным, чтобы потрясти Французский квартал, словно ураган пятой категории.

Я раздвинул ей ноги. Просунув ладони под ее задницу, я потянул ее в такое положение, чтобы она оседлала мою правую ногу. Ее ядро было горячим, обжигая меня сквозь ткань моих брюк. Я наклонил ее так, чтобы ее клитор прижался к моим мускулистым бедрам, и из ее губ сорвался тихий стон.

Я опустил голову, ее полуприкрытые глаза смотрели на меня. Она хотела меня почти так же сильно, как я хотел ее. Ее губы приоткрылись, и я крепко поцеловал ее губы, прижимая колено между ее бедрами. Я чувствовал, как сжимаются ее мышцы.

Ее грудь прижалась ко мне. Как кошка трётся о своего хозяина. Мой язык танцевал с ее языком, пока она продолжала тереться обо мне. В любом месте. Повсюду. Я обхватил ее лицо ладонями, углубил поцелуй и провел губами по ее челюсти, затем по шее, где ее пульс бешено бился.

Я лениво обвел кончиком языка круг вокруг ее учащенного пульса, а затем пососал его. Еще один стон пронесся по комнате, смешиваясь со звуками Нового Орлеана.

— Я собираюсь трахнуть тебя, а ты будешь кричать мое имя, — прохрипел я ей в горло. «Чтобы весь гребаный мир услышал. Но сегодня мы начнем с Нового Орлеана».

Мы вдвоем были словно ад. Матч и предохранитель.

Ее ногти впились мне в плечи. — Чего бы ты ни хотел, только не останавливайся.

Я мрачно усмехнулся. Остановиться было невозможно. Даже если бы мир сгорел прямо сейчас, мы бы сгорели вместе с ним. Вместе.

Мои пальцы уже работали над молнией ее платья. Один удар пронзил воздух, и платье упало ей на талию. Мой рот продолжил свой путь на юг, к ее изящной ключице, а затем к ее сиськам. Я осторожно прикусил ее сосок через кружевную черную ткань. Она схватила меня за голову и издала разочарованный звук.

«Сними лифчик», — потребовала она. Я сильнее прикусил ее грудь, и она вскрикнула, ее глаза сузились, глядя на меня. «Какого черта?»

— Мы трахаемся по-моему, — прорычал я.

Она закатила глаза. На самом деле закатила глаза. «Хорошо, старик. У меня нет времени на весь день и ночь, так что поторопись.

Сардоническое дыхание покинуло меня.

— За это, моя луна, я буду трахать тебя до конца дня и ночи, — сказал я, слегка садистски улыбаясь. — Пока ты не попросишь меня остановиться.

"Отличный шанс."

Одним быстрым движением я расстегнул ее лифчик и выбросил его, затем взял ее стоячий сосок в рот и пососал его. Я перешел к ее другому соску, лакая, тянув и кусая. Жесткий. Она прижалась к моему бедру, бесстыдно задевая мою ногу. Ее бедра дрожали. Ее стоны усилились. Ее пальцы с нетерпением потянулись к моей молнии, но я обхватил ее запястье и остановил ее движения.

"Вставать." Она растерянно моргнула, и на ее лице отразилось выражение неуверенности. «Одевайся».

Она повиновалась, высвободилась из платья, и оно растеклось по полу у ее ног, как черное озеро. Ее грудь поднималась и опускалась в ритме бешеного сердцебиения, ее глаза слегка потемнели, пока она смотрела на меня.

Мой взгляд скользнул по ее телу. Ее кожа была безупречной, если бы не небольшие шрамы на предплечьях и животе. В моей груди сжалось воспоминание о том, как она их получила. За всю свою чертову жизнь мне никогда не было так страшно. Не тогда, когда я увидел, как на моих глазах застрелили мою мать. Не тогда, когда моя собственная жизнь висела на волоске.

Но в ту ночь я почувствовал ужас. Почти потеря ее была достаточно сильной, чтобы разорвать меня на части.

Я протянул руку и проследил за слабыми шрамами. Ее глаза следили за движениями. Я наблюдал, как вокруг Татьяны выстраиваются невидимые стены, скрывающие ее чувства. Я не хотел, чтобы она пряталась от меня. Я хотел ее страхов, ее счастья, ее любви. Ее чертово все.

Как будто она не могла вынести моего прикосновения к ней, она схватила мою руку и обвила ею свою шею спереди. Моя кожа была на несколько тонов темнее ее снежной кожи. Но наши сердца бьются в одном и том же бешеном, диком ритме.

Я слегка сжал ее шею, проверяя воду. — Тебя это возбуждает, моя луна?

По ней прокатилась дрожь.

"Может быть." Ее голос дрожал почти так же сильно, как и ее тело.

«Нет никакого «может быть», — сказал я ей. Она смотрела на меня таким осторожным взглядом. Как будто она слишком много раз обжигалась, выражая себя. «Либо тебе это нравится, либо нет. Здесь нет правильного или неправильного ответа».

Она оставалась тихой, ее дыхание было неистовым, а ее тело соблазняло меня. Мой член был твердым, как камень, убеждая меня трахнуть ее по-своему.

«Я предпочитаю жестко трахаться», — сказал я, водя пальцами под ее трусики и в складки между ее ног. Она раздвинула для меня бедра, и я погрузил в нее указательный палец. Слабый, тихий стон, и ее глаза затуманились.

Я вынул палец из ее горячего входа и поднес к ее губам. Ее губы приоткрылись, и она высосала его дочиста. Схватив ее за волосы сзади, я приблизил ее губы к своим и остановился в дюйме от ее рта.

«Покажи мне свое истинное лицо, Татьяна», — потребовал я. — И я покажу тебе свой.

— Мне нравится грубость, — прохрипела она. «Пограничная боль».

Это было все, что мне потребовалось, чтобы мой контроль сломался. Я поднялся в полный рост и в карающем поцелуе взял ее губы.

— Тебе понадобится стоп-слово, — прорычал я ей в рот. Она глубоко вздохнула, ее глаза сверкнули, как бледно-голубые сапфиры. «На самом деле твой рот будет слишком полон, чтобы говорить. Коснитесь любой поверхности, и я остановлюсь.

Одним быстрым движением я сорвал с ее тела нижнее белье, бросил его на стол, а затем прижал ее к окну с видом на город. Попа голая. Хорошо, что окно было тонировано снаружи.

Ее сиськи и киска прижались к стеклу. Она была такая мокрая, ее бедра блестели от соков. Спустив классические брюки с бедер, я освободил свой член.

Она мгновенно захныкала, шевеля задницей и выгибаясь навстречу мне. Я раздвинул ее ноги и грубо сжал ее круглую задницу. Я сильно ударил его, оставив розовый след на ее красивой коже. Она сглотнула, но протеста не последовало. Наклонившись, я потянулся к ее мокрым трусикам, скатал их в комок и засунул ей в рот.

Она замерла, ее глаза расширились и увидели прозрачнейшие лагуны. Она поперхнулась, ее глаза наполнились слезами, но она не постучала. Я остался ждать, пробуя воду, но она не двинулась с места. Она растопырила пальцы по окну, оглянулась через плечо и с вожделением уставилась на меня.

Кивнув, я вонзился в нее одним махом, наполняя ее до самой рукоятки. Она вскрикнула, но трусики заглушили ее стон. Я начал двигаться внутри нее, врываясь в нее грубо и быстро. Я шлепнул ее по заднице, а затем снова въехал в нее.

Она всхлипнула, но боли не было. Это было в удовольствие. Ее спина выгнулась, и она наклонила голову, как будто предлагая себя мне. Мои зубы впились ей в шею. Аромат роз заглушил все мои чувства.

Я отшлепал ее еще раз. И опять. Жесткий. Беспощадный. Грубый. Я наказывал ее за те годы, что прожил без нее. Наказывает ее за любовь к Адриану. Черт, я зашел слишком далеко.

Я схватил ее за челюсть и повернул голову, чтобы посмотреть на меня. Ее глаза были полуприкрыты, она смотрела, как я трахаю ее, и судя по выражению ее лица, ей нравилось то, что она видела.

— Потрогай свои сиськи, — грубо приказал я. «Покажи миру, чья ты шлюха».

Проклятье. Я чуть не взорвал свой груз, когда она сделала, как я сказал. Она сжала соски, ее тело вздрогнуло, когда я вошел в нее. Она потянула соски, погладила форму своей тяжелой груди. Я качал сильнее и быстрее, наблюдая, как мурашки покалывают каждый дюйм ее кожи.