"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 192

– Дядя Змай мне вовсе не отец… – тихо сказала она. Вдруг Славуш расскажет об этом кому-нибудь и слух дойдет до человека по имени Прата Сребрян?

– Да брось, – Славуш усмехнулся, – меня-то не обманешь. Не бойся, я никому об этом не говорил.

Спаска промолчала, а он через минуту снова сжимал кулаки и шипел себе под нос:

– Я… если бы я мог… Я бы убил их всех, всех! Люди не глупые, нет. Они доверчивые. И нет ничего на свете гнусней, чем пользоваться чужой доверчивостью!

– Они слабые. – Спаска пожала плечами. – Милуш так говорит. Они хотят исполнения желаний без приложения усилий. Они хотят, чтобы кто-то вместо них исполнял их желания.

– Да, Милуш, конечно, прав. Но… кто виноват сильней: тот, кто забыл запереть дверь, или тот, кто, воспользовавшись незапертой дверью, обворовал дом? Первого можно не жалеть, но второго надо судить. И, честное слово, настанет день, когда чудотворы за это ответят! Клянусь, я сделаю все, чтобы они за это ответили!

Он чуть не плакал. Он испытывал настоящую боль: Спаска всегда отличала правду от лжи и искренность от притворства.

Приближался вечер, а в Хстове как-то очень рано начались сумерки. Может быть, от того, что сгустились тучи и пошел дождь, а может, из-за высоких стен на дно узких улиц попада́ло меньше света. И людей на улицах встречалось все меньше и меньше – тут рано вставали и рано ложились.

На улице пошире и посветлей, куда они вышли в поисках трактира (а Спаска была права, Славуш не знал, куда идти), неожиданно оказалось много людей и много освещенных окон – это были в основном кабаки и трактиры, в которых толпился народ. Спаска раскрыв рот смотрела на разноцветные блики, которые мозаичные окна бросали на мостовую. Славуш же еще не пришел в себя после увиденного в храме, как на него свалилось новое потрясение.

Какая-то девочка, может быть чуть-чуть постарше Спаски, очень худенькая и длинноногая, ухватила его за руку и весело ему подмигнула. На ней было множество юбок, не меньше семи, и кофточка с лифом на шнуровке, как у взрослых, но ни юбки, ни подложенное под лиф тряпье не помогли скрыть ее худобу. Юбки были ей коротковаты, открывая косолапые ступни.

– Тебе чего? – спросил Славуш, грустно улыбаясь.

Девчонка тоже улыбнулась ему во весь рот.

– Пойдем! Совсем недорого! Всего два грана!

– Чего? – не понял Славуш.

– Два грана за всю ночь! Никто так дешево не даст, только я.

– Я ничего не понимаю. Тебе нужно два грана или ты хочешь мне их дать?

Спаска почему-то сразу поняла, что нужно девочке, и дернула Славуша за руку:

– Славуш, она хочет, чтобы ты ее любил и дал за это денег.

– Как это «любил»?

– Как муж любит жену, только за деньги.

До него не сразу дошел смысл ее слов, а когда он наконец сообразил, о чем идет речь, то покраснел и едва не бегом бросился прочь с этой улицы, увлекая Спаску за собой. Впрочем, смущение его длилось недолго.

– Она же дитя! Ей же не больше десяти лет! – бормотал он себе под нос. – Надо вернуться. Надо дать ей хоть немного денег, чтобы она больше не торговала собой. Какой ужас, Спаска, какой это ужас! Я даже представить себе не мог! Давай вернемся!

Спаска пожала плечами: она не видела проку в том, чтобы дать этой девочке денег – ведь рано или поздно они кончатся. Тогда она еще не понимала, что Славуш – наивный мальчик, который в жизни не видел ничего, кроме богатого поместья родителей и замка Сизого Нетопыря. В своих предчувствиях она тогда тоже еще не разбиралась, это пришло потом.

И они вернулись на многолюдную улицу, только теперь Спаска заметила, что в свете мозаичных окон стоит не одна такая девочка. И девочки, и женщины, и совсем старухи смотрели на молоденького Славуша хитрыми и алчными глазами, придвигались к свету, расправляли плечи, приоткрывали губы и, словно переминаясь с ноги на ногу, поводили бедрами.

Славуш не смотрел по сторонам, решительно направляясь к девочке, и та, завидев его, довольно и плотоядно улыбнулась.

– Вот, возьми. – Он достал из-за пазухи кошелек и начал выковыривать оттуда серебряные монеты. – Возьми и иди домой.

У девчонки раскрылся рот, но она не растерялась, выхватывая монеты у Славуша из рук.

– Бери, бери. – Славуш грустно улыбался. – Тебе надолго хватит. Только не приходи больше сюда, слышишь?

Услышав звон серебра, в их сторону головы повернула вся улица. И еще одна девчонка, чуть постарше, выскочила к ним из темноты:

– А мне? Почему ты ей дал, а мне нет?

Славуш посмотрел на нее растерянно и, вздохнув, снова полез в кошелек. Спаска знала, что его умершие родители были богаты и он тратит свои деньги, но все равно испугалась: на это серебро какая-нибудь деревенская семья целый год могла жить безбедно.

– И мне! И мне! – Сзади в плащ Славуша вцепилась еще одна.

– И мне!

– И мне!

Не прошло и минуты, как Славуш и Спаска оказались окруженными толпой продажных женщин самых разных возрастов, от девочек до старух. Из толпы тянулись тонкие цепкие руки, смотрели жалобно-злобные глаза, хищные глаза, словно женщины потеряли разум при виде денег. И те, кто не мог дотянуться до Славуша, хватали за волосы тех, кто стоял впереди, надеясь оттащить их назад. И за их визгом и криками было уже не разобрать слов: «И мне! И мне!»

Руки с длинными грязными ногтями рвали в стороны плащ Славуша, впивались в рукава рубахи (и тонкая ткань трещала, на глазах превращаясь в лохмотья), щипались и царапались. Кто-то сдернул с головы Спаски берет, и толпа уже не видела, что она чужая здесь, кто-то вцепился ей в волосы, а потом сдернул плащ с плеч (лопнула веревочка, больно впившаяся в шею), цепкие сильные пальцы дергали Спаску в разные стороны, оставляя на теле синяки и царапины. Руки и хищные оскаленные лица были со всех сторон, и Славуш кричал:

– Оставьте меня! Разойдитесь! Что же вы творите!

Но никто не слушал его. И, наверное, толпа разорвала бы их на клочки, если бы Славуш не догадался зачерпнуть из кошелька горсть серебра и не швырнул его в сторону, над головами обезумевших женщин. Услышав звон монет, рассыпавшихся по мостовой, они кинулись от Славуша назад, и теперь больше повезло тем, кто стоял с краю, – они падали на четвереньки, разбивая колени, и хватали, хватали серебро, запихивая за щеки, и дрались, и визжали, и давили друг друга.

Трое мужчин, вышедших из трактира, молча и с улыбками наблюдали за происходящим – их позабавил и Славуш, и дравшиеся женщины. Наверное, более всего Спаску удивили эти трое, не поспешившие Славушу на помощь.

А тот, подхватив Спаску за руку, растолкал в стороны не столь расторопных попрошаек и бросился бежать. И бежали они долго, задыхаясь, сворачивая в какие-то узкие проулки, где оскальзывались на помоях, и через подворотни, и через площади, мощенные камнем. И, конечно, бежать смысла не было, но Спаска чувствовала, что Славуш плачет, не хочет ей этого показать и не может успокоиться.

Они добрались до трактира «Пескарь и ерш» поздней ночью, расспросив дорогу у случайного одинокого прохожего: оборванные, в крови и синяках, уставшие и напуганные.

И отец, и Милуш поднялись им навстречу – конечно, они не спали, и, судя по всему, сильно волновались. Милуш сердито хмурил брови, отец же (Спаска видела) сначала хотел ударить Славуша, но потом передумал и сказал, устало вздохнув:

– Я бы тебя вздул, но толку от этого все равно не будет. Мы искали вас по всему городу. Чем ты думал, мне интересно, когда брал девочку с собой?

Он опустился обратно на стул, и Спаска увидела, как ему было страшно еще несколько минут назад, и как этот страх медленно выпускает его из своих лап, как уходит отчаянье, такое напряженное, что в сердце не остается сил для радости. Любовь – это боль и страх…

Отец не умел сердиться долго. Он, наверное, вообще никогда не сердился, только делал вид. И через час, умытые и переодетые, Спаска и Славуш сидели за поздним ужином, и Славуш с горечью рассказывал отцу об их приключениях.