"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 191

Однажды их даже попытались ограбить – наверное, не сразу разглядели отца и Чернокнижника за спиной Славуша, который шел впереди. Отец только потянулся к ножу на поясе, как незадачливые разбойники бросились бежать.

А потом узкая улочка внезапно вышла на маленькую площадь, посреди которой стоял небольшой храм.

– Вот тут и переночуем. – Отец кивнул на трактир по другую сторону площади, под вывеской: «Пескарь и ерш». – Когда-то это место называлось площадью Большой Рыбы, а теперь это площадь Восхождения, по названию храма. Кстати, трактир – недешевое место, с отличной кухней, богатыми традициями и без клопов. И постояльцев не много.

Спаска тогда еще не знала, что кроме древесных клопов бывают еще и постельные, в замке водились только тараканы, в деревне же и о тараканах не слышали.

Хозяйкой трактира оказалась женщина, которую тоже «что-то связывало» с отцом: невысокая, рыхлая и белокожая, с водянистыми глазами, она тем не менее была очень живой, говорливой и обаятельной; ее юбки шелестели и колыхались в такт ее движениям, она тяжело и грациозно порхала по трактиру, к удивлению Спаски ничего не задевая юбками на своем пути. Ее звали тетушка Любица.

– Ах, какой хорошенький мальчик! – Хозяйка всплеснула руками при виде Спаски. – Ну прямо белокрылый чудотвор!

– У чудотворов нет крыльев. – Отец, никого не стесняясь, чмокнул хозяйку в щеку. – К тому же это не мальчик, а девочка. Говорю по секрету, но кто-то же должен помочь ей вымыться и переодеться с дороги.

Отец никак не мог взять в толк, что Спаске не нужно в этом помогать, что она не настоящая царевна, а только иногда притворяется ею.

Кроме них, постояльцев в трактире не было, и понятно почему – наверное, в бедной хстовской земле так обедал только Стоящий Свыше: отварные судачки по-дертски, запеченный свиной окорок, верченая индейка, сухие копченые колбаски из конины, нарезанная тончайшими ломтиками тушеная капуста со сливочным маслом и истекавшие медом пряные сласти, которых Спаска никогда не пробовала и не запомнила их странных южных названий (а хозяйка во время обеда расхваливала свои блюда на все лады). И, конечно, вино, которое понравилось даже Милушу, а он в этом был очень и очень привередлив, в отличие от отца.

Чистые комнаты наверху были небольшими, но уютными. Отец и Милуш сразу же после обеда куда-то ушли, наказав Славушу присматривать за Спаской, и она приготовилась к тому, что тот начнет учить ее языку чудотворов, но, оказывается, у Славуша были другие планы. Он помаялся в четырех стенах с часок, и его потянуло в город – незнакомый, загадочный и опасный. Наверное, бросить Спаску на хозяйку трактира, которая верила в белокрылых чудотворов, Славуш не решился.

– Слушай, Спаска… Я тут хочу пройтись немного… – Он сунул голову к ней в комнату, и сразу стало ясно, что у него на уме. – Ты не очень устала?

– Нет, – ответила она и начала натягивать на голову берет, пряча косу.

Славуш надеялся на ее отказ, поэтому поморщился. Спаске же тогда не пришло в голову, что учитель ее слишком молод, чтобы в одиночку разгуливать по незнакомому городу.

Он хотел посмотреть на храм изнутри, взглянуть, как люди поклоняются чудотворам (о чем и рассказал Спаске по дороге). Храм на площади Восхождения был заперт, и они отправились искать тот, что будет открыт. А это не составляло труда, потому что в Хстове храмы стояли на каждом углу, да еще и поднимались высоко над домами и были видны издали.

– А если там будет гореть солнечный камень? – спросила Спаска.

– Мы сначала осторожно заглянем и только потом войдем. Не могут же солнечные камни гореть там все время, и днем и ночью.

Открытый храм нашелся очень быстро, но в нем горел солнечный камень. То же самое было и во втором, и в третьем. Славуш одной рукой крепко держал Спаску за руку, а другой – рукоять ножа на поясе. Но никто не спешил на них нападать. Они отошли довольно далеко от трактира (и Спаска подозревала, что заблудились в узких проулках Хстова), когда им наконец повезло: в большом храме недалеко от постоялых дворов солнечный камень не горел. Там собралось много людей, и, похоже, не хстовичей, а приезжих, и никто не обратил внимания на Спаску и Славуша.

На это стоило посмотреть. Нет, не роспись стен (в которой Спаска ничего не смыслила), не золото, не лики чудотворов, не обилие света и блеска потрясли ее: она почувствовала широкий, мощный поток силы, который уходит за границу миров. Из каждого человека выливался скудный ее ручеек, но людей было очень много, и ручейки соединялись в реку. Реку любви…

К ликам в золотых окладах люди обращали самые чистые, самые светлые свои помыслы, свои несбыточные надежды и наивные детские мечты. Многие стояли на коленях, и от них ручейки силы утекали быстрей, чем от остальных. И лица, лица их были одухотворенными, глаза – широко открытыми, люди не лгали здесь самим себе, они были искренни, доверчивы и… беззащитны.

Славуш замер, глядя на это зрелище, у него даже приоткрылся рот. И Спаске показалось, что он хочет задержать поток силы, утекавшей в другой, чужой мир. Может быть, что-то ему и удалось, какую-то каплю он и удержал, но остановить поток, конечно, не сумел. Лицо его побледнело, взгляд остановился и сделался бессмысленным. Они стояли возле самого входа, и кто-то толкнул Славуша, загородившего дверь, но он даже не заметил.

Трое Надзирающих пели монотонную песню (если песней можно было назвать бормотание нараспев), но это был лиццкий язык, и Спаска разобрала только два или три слова. Песня становилась все громче, лица людей светлели, дыхание их учащалось, у некоторых по щекам ползли слезы, а потом, на вершине всеобщего счастья, над толпой загорелся солнечный камень…

Спаска не вскрикнула только потому, что сначала он горел очень тускло. Но свет его делался ярче, а Славуш его не замечал, увлеченный борьбой с рекой любви! Она отпрянула к двери, потянув его за руку, но кто-то загородил им дорогу, очарованный желтыми лучами, и Спаска почувствовала себя в ловушке.

Как объяснить, что такое ядовитый желтый луч для колдуна? Нет на свете таких слов. Он ранит в самое сердце, он парализует волю, он причиняет боль, но не осязаемую, а осознаваемую, словно больно делается мыслям в голове. Он убивает не сразу, воспоминания о нем долго мучают разум и тело. Разум – невозможностью думать, тело – судорогами и обмороками.

Хорошо, что Славуш быстро пришел в себя – в одну секунду, словно и не стоял только что истуканом. Он накрыл Спаску собой, как плащом, обхватил обеими руками, прижал к себе, с силой проталкиваясь сквозь толпу у входа. Он ведь тоже был колдуном, его тоже убивали желтые лучи! Но Спаска чувствовала, знала: в тот миг он думал только о ней, он вообще за себя не боялся! Он спасал ее, а не себя!

Они вывалились на улицу, но, не доверяя стенам и окнам храма, Славуш тащил Спаску через площадь, пока не свернул на узкую улицу. И только там остановился и перевел дыхание.

– Спаска, ты как? – Он был испуган, у него дрожал подбородок, а в глазах появились слезы. Его солнечный камень обжег сильней…

– Ничего… – Она шевельнулась. Камень ведь горел очень тускло. – А ты?

– И я ничего… Нам надо будет обязательно выйти в межмирье. Ты точно хорошо себя чувствуешь?

Спаска еще ощущала жжение желтых лучей, еще не оправилась вполне от их прикосновения (к мыслям?).

– Прости. Я… я просто не сразу заметил, я… я…

Спаска хотела сказать, чтобы он не оправдывался.

– Мы выйдем в межмирье, и все пройдет, – сказала она.

– Да, конечно, – рассеянно кивнул он.

А через пять минут Славуш уже вовсю проклинал Надзирающих и чудотворов.

– Это самый подлый обман, какой только можно придумать! – Он говорил с горечью и сжимал кулаки. – Это величайшая гнусность, на которую способен человек!

– Они не люди, – угрюмо поправила Спаска. – Они чудотворы.

– Чудотворы тоже люди. И добрые духи люди. Спроси у своего отца, он тебе расскажет.

Спаска сначала хотела спросить, откуда об этом знает отец, но вдруг осеклась.