"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 174

Потом отец ушел (и перед этим долго допытывался, оставалась ли Спаска когда-нибудь одна дома, а она не могла взять в толк, что он имеет в виду) и вернулся поздно ночью, снова промокший и продрогший. Спаска, продремав у огня весь вечер, ждала его, потому что не решилась лечь в огромную мягкую постель со множеством перин и пуховых подушек.

Он принес с собой одежду для нее и маленькие красные сапожки, и, конечно, Спаска обрадовалась, что у нее, как у взрослой девушки, вместо сарафана будет три широкие юбки. Наверное, отец не знал, что ей рано носить юбки… А еще, вместо привычных в деревне онучей, он купил ей теплые вязаные чулочки, тоненькие-тоненькие, с шелковыми подвязками.

Отец уложил Спаску спать, а сам долго что-то писал, сидя за столом (в подсвечнике у него были настоящие восковые свечи, они не воняли, как сальные, и не чадили, как лучина). Спаска делала вид, что спит, чтобы его не отвлекать, но сон не шел. И думать о хрустальном дворце ей не очень хотелось: слишком хороша была явь, чтобы разменивать ее на сны или сказки. Она боялась, что эта ночь закончится и больше никогда не повторится.

На рассвете Инда Хладан в халате и тапочках пил кофе у себя дома, в столовой, и просматривал доклады кураторов из Исподнего мира. Он не спал ночь, но, наверное, не смог бы заснуть – у него и в юности от сильного волнения начиналась бессонница.

Досье на человека по имени Змай содержало слишком много белых пятен. Никто не знал, кто его родители, сколько ему лет, где он провел детство и юность… Впрочем, в диком Исподнем мире достаточно сменить имя – и никто не догадается, кем ты был десять лет назад. В досье не приклеить фотографию, а описания внешности повторяют друг друга. Мало ли в Исподнем мире шатенов с синими глазами, худощавых и среднего роста?

Описанный же в досье Змай был отлучен от Храма Добра, многократно проклят десятками Надзирающих, Наднадзирающих, трижды – Сверхназдирающими и однажды – самим Стоящим Свыше. По всей видимости, в Хстове он бывал наездами, как и в Волгороде, Дерте, Лицце и даже в Кине. В каждом городе он имел если не жену, то любовницу (а в Къире – трех жен, честно купленных).

Он отличался тем, что мастерски умел уходить от правосудия. Его десяток раз приговаривали к смерти (из них восемь раз – заочно), дважды ловили и заковывали в кандалы – надежно, в Исподнем мире умели это делать надежно. Во второй раз, не дожидаясь побега, его подвергли допросу с пристрастием, получили признание в свя́зи со Злом (протокол прилагался к досье) и не добились ни одного слова о военных секретах колдунов. Его собирались казнить, но он таинственным образом исчез из камеры – кандалы, лежавшие на полу, остались нетронутыми.

Прошли те времена, когда недовольных в Исподнем мире именовали опасными врагами, – никогда бы власти Единого Храма Добра не решились признать смутьяна опасным, расписавшись в собственной уязвимости, – не было в Исподнем мире опасности для сил Добра. Стоящим на стороне силы Зла был объявлен Змай и упорствующим в своих убеждениях.

Приор отбыл в Афран, но собирался вернуться не позже чем через три дня. В любом случае ответственность ложилась на Славленскую Тайничную башню, но речь шла об угрозе всему Обитаемому миру, а не только Славлене. Инда же получил ответ от тригинтумвирата, который закреплял за ним кураторство и над Йокой, и над ситуацией с оборотнем, существенно расширив его полномочия. В ответе было отмечено, что курировать Йоку вызывался также Длана Вотан, но совет тридцати принял решение передать эти обязанности Хладану, как человеку давно и прочно связанному с Йеленами, во-первых, а во-вторых, организация сброса энергии в Исподний мир входила в обязанности куратора службы управления погодой.

Инда нехотя повернул ручку звонка, вызывая прислугу, и велел принести из кабинета карты, которые лежали в коричневой кожаной папке. И дворецкому было совсем необязательно знать, что это карты Исподнего мира, – вот-вот должен был прийти Крапа Красен, один из кураторов Млчаны со стороны чудотворов, знающий Исподний мир лучше Инды.

Инда хорошо помнил свой визит к Стоящему Свыше пять лет назад, летом четыреста двадцать второго года. До этого он не бывал в Исподнем мире (да и не рвался), однако нашел этот опыт интересным и полезным. Переход границы миров Инда перенес тяжело и несколько дней провел в горячке, в доме на маленьком островке. В Элании граница истончалась в море, а не в лесу, и гряду многочисленных островов заселяли полудикие племена, так и не обращенные в веру Храма Добра. И не было ничего удивительного в том, что в Верхнем мире острова принадлежали богатейшим аристократам, половина из которых подозревалась в мрачении, так же как в Северских землях мрачуны старались селиться поближе к Беспросветному лесу.

Портал чудотворов в обоих мирах находился на пустынных островках. Когда-то переход сопровождался сложным ритуалом, но и теперь огонь костров иногда помогал сосредоточиться: не просто увидеть четвертое измерение, не только сделать несколько шагов в его направлении, но узреть пятое и шагнуть в него, оставляя за спиной собственный мир. Переход не требовал энергии, а лишь воли и способности ввести себя в надтрансовое состояние – двойной транс, столь глубокий, что не только отрешает человека от самого себя, отделяет дух от тела, но и позволяет духу вести собственное тело туда, куда ему хода нет.

Никто в Исподнем мире так и не научился этому, да и в Обитаемом мире далеко не каждый чудотвор был на такое способен. Поговаривали, будто и кое-кто из мрачунов освоил эту сложную мистическую практику, но они не имели деловых интересов в Исподнем мире, им нечего было там делать. В отличие от чудотворов, ни один мрачун не смог бы долго там находиться – ведь их природа требовала отдавать энергию Исподнему миру, а не черпать ее там. Зато чудотворы в Исподнем мире чувствовали себя прекрасно: биоэнергия, не сдерживаемая никакой мембраной, лилась прямо в сердце. Лишь сам переход давался многим тяжело и болезненно, вызывал горячку и забытье, словно дух, отделенный от тела на несколько минут, не сразу мог угнездиться в теле заново. Впрочем, врачи поясняли это прозаически: отсутствием иммунитета перед одной из лихорадок Исподнего мира, не опасной, но очень заразной, вроде краснухи.

Едва сознание вернулось к Инде, он был поражен: не свежий бриз дул с моря, а затхлый сквознячок тянулся в открытые окна домика. Стоял полнейший штиль, невиданный на море в Элании, и вода до самого горизонта была огромным зеркалом с нездоровым зеленоватым отливом. Солнце, едва пробивавшееся сквозь дымку облаков и тяжелого тумана, отражалось в этом зеркале не сияющей дорожкой, бегущей по веселой ряби моря, а красно-желтым пятном с четкими границами. Зрелище было невиданным, завораживающим воображение. Море пахло тиной, дохлой рыбой и лихорадкой – так во времена детства Инды пахло в инфекционной больнице для бедных, и слабый запах хлорной извести, которой мыли полы в домике на берегу, довершал это сходство.

Путешествие по Исподнему миру – тайное и скромное – произвело на Инду гнетущее впечатление. На материк чудотворы добирались на рыбачьей лодке, где не было мачты, – ветры здесь давно перестали надувать паруса, лодка шла на веслах. И если на больших торговых галерах гребли каторжане, то это жалкое суденышко в движение приводили сами рыбаки: худые или рыхлые от водянки, в основном кривоногие и низкорослые людишки. Инда решил было, что это наследственная особенность какого-то местного племени, и только сойдя на берег понял: это нищета. Чудовищная нищета больного, вырождающегося мира. Несмотря на скромную одежду, в порту в чудотворах сразу признали богачей: целая стая пузатых, тонконогих оборванных детишек с синеватой кожей преследовала их до тех пор, пока встречавшая «богов» стража не разогнала детей плетьми. Малолетние попрошайки клянчили деньги, лили фальшивые слезы, хватались грязными руками за одежду гостей: от детей тоже пахло тухлой рыбой и лихорадкой. Лишаи и язвы на их телах говорили о том, что две трети несчастных не проживут и года.