"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 175

Сначала Инда недоумевал, откуда в портовом городе так много людей, почему они не добывают пропитание земледелием или охотой? Дорога в Хстов – город Храма – открыла ему этот секрет: каждый клочок твердой земли, каждый холмик в этом мире был распахан и удобрен, а на многие лиги вокруг городов простирались болота. Море еще худо-бедно кормило людей рыбой, земля была едва ли не роскошью. Насыпные валы и дренажные системы вокруг городов стоили дорого, вокруг каждого поля возвести такие сооружения было невозможно.

На юге болота кишели змеями (которых местные жители охотно употребляли в пищу) и насекомыми, если не ядовитыми, то разносившими лихорадку. Ближе к северу и змей, и насекомых становилось меньше, это было царство водяных крыс и лягушек. Из шкурок водяных крыс шили одежду и ели их мясо – целые артели занимались этим промыслом.

Проезд по насыпным дорогам стоил денег, и Инда часто видел, как телеги простолюдинов тянутся рядом с насыпью вдоль дренажных канав – по настилам из хвороста, перекрывающим топкие места.

Город Храма стоял на восьми холмах и возвышался над болотом сказочными белыми стенами. «Золотые врата» открывались навстречу золоченым каретам, и широкая улица вела богатых путников к главной святыне Исподнего мира – Храму Чудотвора-Спасителя. Но чудотворы въезжали в город без помпы, через восточные (Дертские) ворота, ведущие в кварталы ремесленников и торговцев. Не столько нищета, сколько теснота бросилась в глаза Инде: слепленные из глины и торфа домики налезали друг на дружку, а улицы между ними иногда были не шире двух локтей и более походили на сточные канавы.

И на фоне этого убогого и смрадного уродства белые дворцы знати и островерхие шатры храмов Добра выглядели истинным волшебством.

Промозглый, слякотный мир вечной осени, который видел солнце лишь в дни религиозных праздников, поклонялся солнечным камням – самым драгоценным своим святыням. В дорогих не оправах даже – окладах, с трех сторон окруженные мозаичными полотнами из цветного стекла, бросавшими на стены удивительной красоты отсветы, солнечные камни украшали каждый храм и служили как источником восторга, так и инструментом устрашения. Когда Надзирающим требовалось вызвать в прихожанах религиозный трепет, солнечный камень храма, снабженный нехитрым устройством, известным каждому школьнику Обитаемого мира, тускнел – и паства падала ниц, вымаливая у чудотворов прощение. Искусная роспись стен рисовала страждущим канонические сюжеты о борьбе Добра со Злом и устремляла их взоры в будущее: в вечные муки Кромешной или в солнечный мир Добра.

Тяжелое золото бесстыдно сияло в лучах солнечных камней: нищая, полуголодная паства видела в богатстве Храма лишь выражение любви к чудотворам. Обилие золота не вызывало в них зависти – они считали это красотой. Впрочем, тем, кто редко видит солнце, золото должно казаться красивым.

Лики чудотворов в золотых оправах повеселили Инду: пантеон за пятьсот лет почти не менялся, имена «богов» оставались прежними, менялись лишь портреты – за этим строго следили комиссии Тайничных башен. Не всякий чудотвор удостаивался чести быть изображенным в храме Исподнего мира, но тот, на чей лик обращали свои взоры и любовь прихожане, получал гораздо больше энергии и должен был уметь ее принять. Портрет Инды имелся в трех столичных храмах и еще в двух млчанских городах помельче. Он нарочно зашел полюбоваться одним из них и сперва даже опасался, что кто-нибудь из простолюдинов его узнает, но напрасно – никто не обратил на него внимания.

Да, Храм Добра за пятьсот лет достиг своего расцвета: когда в Исподнем мире еще светило солнце, люди его поклонялись чудотворам не столько за совесть, сколько за страх. Нелегко было на ровном месте создать столь действенный инструмент управления, зато теперь энергия лилась в Верхний мир широкой рекой – люди рождались с любовью к чудотворам и с любовью умирали. Любовь – источник света солнечных камней и движения магнитных. Миллионы, стоящие на коленях перед ликами чудотворов, источали на них свою любовь и надеялись на взаимность.

Резиденция Стоящего Свыше блистала неприличным богатством: знатнейшие аристократы Обитаемого мира по сравнению с главой Единого Храма Добра выглядели жалко. Фонтанам профессора Важана было далеко до фонтанов этого парка: золотые скульптуры в три человеческих роста направляли струи воды в небо, в позолоченных чашах с чистейшей водой плескались осетры и зеркальные карпы, в прозрачных хрустальных ваннах плавали живые золотые рыбки. Открытые площадки в тысячи квадратных локтей обрамлялись затейливо постриженными кустами, большие отдельно стоящие деревья, столь редкие в Исподнем мире, раскидывали ветви над цветниками, но не загораживали панорамы – здесь не нужна была тень. В этой неприкрытой роскоши наравне с красотой было что-то удивительно безвкусное.

Особняк поразил Инду безвкусием еще больше: золото, дорогой шлифованный камень, полированное дерево редких пород, блестящие ткани обивки мебели и мишура гобеленов выпячивали себя напоказ, словно соревновались, кто громче крикнет о богатстве этого дома. Мир, где нет солнца, искал другого блеска…

Покои Стоящего Свыше освещали солнечные камни.

Глава Храма Добра был стар, дрябл и неприятен – за столом. Впрочем, в храме он выглядел значительно лучше и внушал прихожанам трепет. Инда не мог не оценить его ума и хитрости, тонкой дипломатии и воли. Но эта воля подчинялась чудотворам с расчетливой готовностью – Стоящий Свыше не делал ни малейшей попытки расширить собственные права и права своего мира. Этот человек продавал свой мир чудотворам, не чувствуя угрызений совести, – парк, особняк и золотые рыбки в хрустальных ваннах были ценой этой сделки. Да, и конечно – изысканный стол: даже в Обитаемом мире столь роскошные блюда подавали лишь очень богатым людям. А еще меха и шелка, в которых утопало тело Стоящего Свыше.

Вспомнив о главе Храма Добра, Инда невольно подумал, что хитрый «сказочник», называющий себя богом Исподнего мира, смутьян и висельник, шатающийся по двум мирам с котомкой за плечами, оборотень, имеющий возможность обрести реальное могущество, вызывает в нем больше уважения, чем расчетливый старик, добравшийся до вершины власти. Что ж, приятно иметь дело с врагом, которого уважаешь. И удобно иметь в союзниках того, кто не станет торговаться.

Стоящий Свыше выполнит волю чудотворов без трепета, он мудрый политик, его не надо учить.

Так до прихода Крапы Красена думал Инда. Он ошибался.

Утро наступило очень быстро, отец только-только лег (на сундуке, постелив на него одну перину): из окна раздался надсадный набатный звон. В деревне тоже звонили в било, если начинался пожар, но тут звон был во много раз громче и несся со всех сторон. И Спаска почему-то сразу догадалась: это не пожар. Это гораздо страшней пожара… Это в город пришел мор.

– Никуда не выходи отсюда, слышишь, кроха? – Отец потряс ее за плечи. – И никому не открывай.

Спаска стояла посреди комнаты в рубахе и босиком, рассеянно кивая. В хрустальном дворце она всегда была рядом с его хозяином, там это имело значение, а здесь? Что может маленькая девочка против кошмаров сущего мира?

Отец ушел даже не надев плаща, она и хотела бы посмотреть ему вслед, но рассвет еще не наступил, а сквозь мелкие цветные стекла в окне можно было разглядеть только смутные силуэты. Зато сквозь него были видны факелы на улицах – очень много факелов.

Комната, казавшаяся такой надежной всего несколько минут назад, вдруг представилась ей западней, ловушкой, и она на всякий случай оделась – в чулки и красные сапожки, во взрослые юбки, которые ей не положено было носить. Накинула на плечи красивый теплый платок и спрятала колдовской камень под рубахой. Обычно она слушалась взрослых, особенно деда, но сейчас словно кто-то шептал ей: беги отсюда! Открывай дверь и беги!

Спаска не побежала, лишь взяла на руки куклу, оставленную под одеялом, и остановилась у окна – взгляд ее легко прошел сквозь мозаичное стекло. Как по вечерам, как будто раздвигая стены хижины, она видела хрустальный дворец, так и теперь словно шла по узкому переулку вслед за отцом, оглядываясь по сторонам. Только было поздно: отец скрылся из виду, он спешил, Спаска же поначалу двигалась медленно и осторожно – ей было страшно. Это потом, освоившись, она поняла, что может увидеть любое место в городе и за его пределами, надо лишь мысленно направить туда взор.