"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 147

– Послушай, а зачем это нужно мрачуну? – спросил Трехпалый подозрительно.

– А зачем это нужно мне? Зачем мы вообще занимаемся наукой?

– Мы занимаемся наукой, чтобы победить мрачунов, – с глупым пафосом сказал глупый чудотвор.

– А у тебя есть мозги, чтобы заниматься наукой? – Войта не удостоил его взглядом, лишь на секунду скосил глаза и продолжил, обращаясь к Трехпалому: – Глаголен делает это из любви к истине. Он считает магнитодинамику ключами к овладению миром. Он считает, что эти ключи должны принадлежать всем без исключения, а не чудотворам или мрачунам. Дело в том, что двигать магнитные камни можно не только силой чудотворов, но и природными магнитными силами. Глаголен считает, что использовать природный магнетизм и электричество правильней.

– И ты с ним согласен? – поморщился Трехпалый.

– В некоторой степени, – кивнул Войта.

– Если бы мрачуны не стояли у власти, если бы не диктовали миру свои законы и не подчеркивали свое превосходство – да, я мог бы с ним согласиться. – Глупый чудотвор напустил на себя умный вид.

– В какой степени, Войта? – мягко спросил Литипа.

Только после этого вопроса Войта понял, что происходящее – это суд. Его или осудят, или оправдают. Вынесут вердикт и сделают этот вердикт общим мнением. Почему он с самого начала этого не понял? Впрочем, тогда бы он сразу ушел. Он пришел рассказать, объяснить, поделиться. Что бы ни говорил Очен, а Войта пришел к своим. И продолжал считать их своими, пока Литипа не задал этот вопрос.

– Почти полностью. – Он усмехнулся в глаза стерку. – Использование природного магнетизма не приведет к нарушению всеобщего естественного закона.

– Но ты понимаешь, что это сведет на нет значимость способностей чудотворов? И тогда нам в самом деле не победить мрачунов? – Литипа говорил терпеливо, негромко и осторожно. – Мы так и останемся наемниками и шутами, зажигающими солнечные камни на потеху мрачунам.

– И что? Я должен изменить свою точку зрения? Или, может, по воле чудотворов изменится всеобщий естественный закон? Или мы, подобно мрачунам, должны наложить запрет на изучение природного магнетизма, чтобы никто не догадался двигать магнитные камни без нашей помощи?

Глупый чудотвор вдруг щелкнул пальцами и задумчиво улыбнулся.

– Ты чего, Достославлен? – потихоньку спросил его Трехпалый.

– Хорошая идея… – пожал плечами глупый чудотвор. – Наложить запрет на изучение природного магнетизма…

Войте захотелось врезать ему как следует – только за то, что этот Достославлен говорил всерьез. А приглядевшись, Войта увидел, что на груди у глупого чудотвора в самом деле горят солнечные камни – в каждую пуговичку размером с ноготь была вставлена россыпь крошечных солнечных камней с самым крупным посередине. К тому же понатыканы пуговички были слишком часто – раза в три чаще, чем обычно. Вот делать-то нечего… Ладно бы драгоценные камни, это хотя бы говорит о богатстве, но солнечный камень стоит не многим дороже уличного булыжника…

– Ты так высоко сидишь, что можешь запретить что-то научному сообществу?

– Скоро мы сами станем научным сообществом, а старые пердуны, которые там сейчас сидят, будут у нас мальчиками на посылках. Я верю в северское движение объединения! – возгласил Достославлен.

Трехпалый глянул на него недовольно и глазами показал на Войту. Достославлен ответил на его взгляд не менее высокопарно:

– Нам нечего скрывать! Пусть все знают, что движение объединения идет и будет идти до победного конца. И пусть мрачуны дрожат в своих замках! Слышишь, ты? – Он повернулся к Войте. – Передай своему хозяину, что ему недолго осталось устраивать свои световые представления и заседать на сессиях университета.

– Заседать на сессиях ты вполне мог бы вместо Глаголена, для этого нужна не голова. А вот развивать теорию предельного исчисления вместо Глаголена – тут одной задницы маловато будет, – сказал Войта, чуть оскалившись. Едва удержался, чтобы не врезать Достославлену за «слышишь, ты» и за «хозяина».

Достославлен посмотрел сверху вниз и произнес, обращаясь к присутствующим:

– Рабская душонка – защищать хозяина даже от своих освободителей…

– Это ты, что ли, освободитель? – фыркнул Войта. – Лакейская душонка: единственное стремление – сесть на чье-нибудь место и начать кем-нибудь понукать. Сто́ящая цель для северского движения объединения…

– Не смей своим грязным языком говорить о самом святом начинании чудотворов! – сурово сдвинув брови, изрек Достославлен. – Не думай, что здесь некому призвать тебя к ответу за оскорбление чудотворов Славлены!

А может, и не так глуп был этот Достославлен, просто ни во что не ставил публику, перед которой играл столь бездарно. Впрочем, и Литипа, и Трехпалый смотрели на это снисходительно.

– Уж не ты ли призовешь меня к ответу? – скорей устало, чем презрительно спросил Войта.

– А ты считаешь, у меня не получится? – удовлетворенно, сверху вниз улыбнулся Достославлен. И стоило обратить внимание на это удовлетворение, но Войта понимал хитрость как искусство обмана, а не как умение безнаказанно сделать подлость. И врезать Достославлену очень хотел. А потому предложил с усмешкой:

– Выйдем, проверим?

Войта был уверен, что Достославлен откажется, но тот неожиданно поднялся, будто только и ждал, когда ему дадут по зубам. А в том, что именно Достославлен получит по зубам, Войта не сомневался – слишком тот был мягкотелым.

На заднем дворе еще не стемнело, но было сумрачно – солнце давно скрылось за высокой стеной, окружавшей университет. Не двор был – дворик, там едва поместилась поленница, колода с воткнутым в нее топором, козлы для пилки дров и бочка с дождевой водой.

Достославлен имел гордый и уверенный вид, смотрел сверху вниз и ни слова не говорил – будто от переполнявшего его презрения. В дверях он пропустил Войту вперед, давая понять, что опасается удара в спину, – ничего больше не оставалось, как пройти первым, а заодно показать, что удар в спину пугает только плохо обученных слабаков.

Войта прошел на середину дворика и повернулся к Достославлену лицом – тот стоял на пороге, даже не спустившись на две ступеньки вниз. И Войта уже хотел рассмеяться над трусостью противника, как тот его ударил. Удар чудотвора, даже не очень сильный, выбивает воздух из груди, а направленный в лицо ломает шею. И в этом Достославлен оказался мастером – не убил, не покалечил, просто хорошенько толкнул. Войта опрокинул козлы и колоду, грохнувшись на них спиной, даже не сразу понял, что произошло, – не мог вздохнуть, не мог вскрикнуть от оглушительной боли, не мог шевельнуться…

Чудотворы не применяли свое смертельное оружие друг против друга – это считалось низостью, непозволительной ни при каких обстоятельствах, но по неписаным законам на удар можно (и нужно) было ответить ударом. И любой на месте Войты ответил бы Достославлену еще не отдышавшись, непроизвольно, не задумываясь. Любой – только не Войта.

Достославлен улыбался снисходительно, с презрением. И не уходил, глядя сверху вниз. От нехватки воздуха уже темнело в глазах, когда Войта наконец судорожно вдохнул – и тут же закашлялся от попавшей в горло крови. Кашель сделал боль невыносимой – и не в спине, которой Войта ударился о козлы, а в ребрах, простреливающей по кругу и парализующей любое движение.

– В следующий раз ты подумаешь, прежде чем глумиться над нашими начинаниями, – Достославлен сказал это негромко и назидательно.

Войта думал, что примирился с потерей способности к удару… Нет, не примирился – просто выбросил это из головы. И, стараясь не кашлять, не мог как следует вдохнуть и хоть что-нибудь ответить. Для энергетического удара не нужен вдох…

Он ждал, что Достославлен гордо развернется и уйдет, но тот не двигался с места, будто наслаждаясь видом поверженного противника. В сумерках все ярче светились дурацкие пуговицы на его рубашке – будто от самодовольства их хозяина. И до Войты не сразу дошло, что Достославлен стоит вовсе не для того, чтобы полюбоваться милой сердцу картиной, а всего лишь тянет время – если он вернется в трактир слишком быстро, никто не поверит, что он победил честно. В полной мере осознавая подлость Достославлена, Войта не чувствовал ненависти – только собственную неполноценность, увечность, уязвимость… Случись это на глазах у Трехпалого, тот ответил бы Достославлену вместо Войты, в этом Войта не сомневался. Но сама мысль о том, что кто-то должен его защищать, была унизительна до слез.