Развод. Игра на выживание (СИ) - Коваль Лина - Страница 45

Дальнейшее время до вечера проходит в хлопотах. Маше заметно легче, но неожиданно температура поднимается у Вани. В последнее время из-за загруженности я был на редкость хреновым отцом. Пытаюсь это компенсировать помощью Яне в, казалось бы, простых, но выматывающих действиях.

Дина тоже после недавней болезни, а ещё и в новой для неё обстановке плачет и просится к маме. Мы звоним Ане с планшета, она со слезами в глазах долго общается с дочерью.

Затем сообща выполняем все лечебные процедуры, назначенные доктором.

С Яной встречаемся редко, в коридоре, обмениваясь многозначительными взглядами. Как только наша троица наконец-то засыпает на ночь, чувствую себя примерно, как после самых долгих и мучительных переговоров в своей жизни.

Спустившись, натягиваю куртку и замечаю, что Яна замирает на лестнице.

– Поздно уже, может, останешься? – спрашивает робко.

– В качестве кого? – отвечаю вопросом на вопрос, не сводя глаз с её лица.

Она смотрит на меня в упор. Всё понимает, но молчит.

Я готов биться об заклад и поставить всё своё имущество на то, что тоже переживает и сожалеет обо всём, что с нами случилось. Решимость, которую я так отчётливо видел в стенах своей квартиры в ту ночь, немного размылась под проливным дождём из сомнений. Ситуация, произошедшая в ресторане, только разбавила этот коктейль.

– В качестве кого? – повторяю. – Хочешь секса?

– А что, если да? – отвечает еле слышно, складывая руки на груди.

Усмехаюсь, чувствуя на зубах привкус горечи, и тянусь к сигарете.

– Секса в процессе развода у нас больше не будет. И после него тоже, – хватаюсь за ручку. – Только если ты закончишь этот цирк, и мы сядем спокойно разговаривать о том, как всё это наладить, – рассекаю рукой воздух.

– Мы… зашли так далеко, что уже не получится, – хрипло отзывается Яна.

– Получится. Я тебя люблю, так же, как и все эти десять лет. Если моё чувство взаимно, то всё получится, – ещё раз настаиваю, чувствуя себя кем-то вроде побитой собаки.

– Я… не знаю, – растерянно мотает головой и озирается.

Не хочет.

В очередной раз на полной скорости сталкиваюсь с кирпичной стеной. Если Шацкая что-то решила, пойдёт до конца...

Глава 39. Яна.

Даня выходит, а я остаюсь стоять в полном одиночестве и растерянности.

Озираюсь. Снова и снова. Потряхивает.

Стреляю глазами на дверной проём, ведущий в гостиную, на пустую вешалку, коврик на пороге.

Облизываю пересохшие губы.

Будто бы на сломанных шарнирах сползаю, вцепившись рукой в перила. Усаживаюсь на лесенку и обнимаю себя за плечи. Качаюсь из стороны в сторону, сканируя входную дверь.

Он больше не придёт.

Никогда.

И не попросится. И ничего больше не будет. Ни шуток его, ни запаха сигарет, ни докторской колбасы в холодильнике.

Ни-че-го!

Почему-то осознание пришло только сейчас.

Приоткрыв рот, пытаюсь сдержать слёзы и надышаться воздухом, в котором ещё витает запах Соболева. Мозг отчаянно перебирает то, чего с этого момента больше не случится.

Пытаюсь выстроить в ряд все плюсы, но именно сегодня, их как будто бы нет.

Всё, чем я окружила себя в последние месяцы: работа, моя хвалёная самостоятельность… тонна обид, накрытых кружевным покрывалом из гордости… Всё это, как песок протекает сквозь пальцы и растворяется в одной-единственной мысли.

Богдан ушёл навсегда.

Вспоминаю нашу последнюю ночь в квартире. Какое тяжёлое у него тело , когда нависает сверху. И как нежно он меня любил.

Неужели и правда отпустит? Перегнула?

Сама себя обыграла.

Отпустит. Я ведь так уверенно плела ему про манипуляции и поиск себя, а Богдан слушал, внимал, делал выводы. Ни разу не надавил и слова не сказал. А сегодня сдался. Признался, что любит, не услышал того же самого в ответ и… ушёл.

Будет жить дальше. Он сможет, наверное. Сильный, угрюмый вдвшник с несгибаемой волей и чувством собственного достоинства. Всё отдаст и ничего не попросит взамен, будет жить дальше.

А я как же?

Как бегун на длинной дистанции спешу к размытому перед глазами финишу. Не замечая никого вокруг. Даже себя не замечая… Своих чувств, собственных детей, любимого человека. Только вот что там, за финишной рамкой?! Что я буду делать через пять лет, через пятнадцать?

Как я буду без него, в конце концов?

Усмехаюсь.

Да! Как я буду уже завтра?! Может быть, пока не поздно, найти в себе силы нажать на тормоза? Вдруг иногда, чтобы одержать победу, надо просто... остановиться и осмотреться вокруг.

Вскакиваю с места и несусь к выходу. Колени подкашиваются, превращаются в вату, словно в самом жутком сне, когда сдвинуться не можешь, а потом в бездну срываешься и просыпаешься.

Вот и я проснулась, наконец-то. Взрывной волной по телу ужас прокатывается. Сколько я так просидела здесь? Минуту? Десять? Час? Он уже уехал – бьёт понимание по лицу.

Задержав дыхание, толкаю дверь.

Вспышка. Белый свет...

Ёжусь от пронизывающего холода, но упрямо вылетаю босиком на крыльцо.

Первое, что вижу – широкие плечи и небрежный поворот головы.

Преодолев пару ступенек, упираюсь в его спину и охватываю крепкое тело. В нос проникает запах кожи, ступни режет острыми иголками. Шёлковая пижама на ветру словно в ледяную корку превращается, но внутренности так полыхают огнём, что всё это пропускаю.

– Пошли домой, – говорю вмиг охрипшим голосом.

Богдан молчит. Курит, как обычно. Серьёзный, собранный.

– Даня, пойдём, – произношу чуть громче. В отчаянии. Слёзы по щекам. Кровь в венах останавливается.

– Вопрос всё тот же, – произносит он спокойно. – В качестве кого?

– Я не знаю, – мотаю головой, прижимаясь ещё ближе.

Его тело дрожит. То ли от холода, то ли от всего происходящего.

– Я не знаю, – теперь чуть ниже. – Я боюсь.

– Чего?

– Всего. Что не получится… Что не сможем… Что однажды ночью, ты снова уйдёшь, как тогда, – торс под моими ладонями напрягается. – Уйдёшь, а я умру в то же утро. Просто не вынесу, понимаешь? В первый раз была неизвестность, наверное, это и спасло.

Молчит.

– Боюсь, что ты будешь молчать вот так…

– Не буду.

– Что будешь попрекать.

– Не буду.

– Боюсь, что уйдёшь, – повторяю основное. Как дура твержу одно и то же.

– Не уйду.

Богдан ругается, резко разворачивается и загребает мои плечи в объятия. По-хозяйски. Жмусь к тёплой груди, как котёнок, руками под куртку проникаю. Его сердце так бешено бьётся, что начинаю дышать ещё отчаяннее.

– Никогда больше не уйду, – говорит он, упираясь подбородком в макушку. – Прости, Ян. Это самый дурацкий поступок, который не подлежит логике или объяснению, как бы ни размышлял над этим.

Чуть отклоняется.

– Совсем голая вышла.

– Я к тебе спешила. Успела.

Даня без труда подхватывает меня на руки и заходит в дом, закрывая двери на защёлку. Зарываюсь холодным носом в воротник рубашки, ничего не соображая. По телу тепло разливается, сердце сжимается от всего происходящего.

Он остался.

Остался.

Открываю глаза, когда мы оказываемся в спальне. Полумрак. Тёплая постель. Богдан шуршит одеждой, а потом укладывается рядом, накрывая своё тело моим. Скидывает повязку с волос и гладит по голове.

– Почему ты не уехал? – спрашиваю, заслоняя глаза ладонью.

– А хрен его знает. Всю пачку выкурил.

– Тебе надо меньше курить, Дань.

Он хрипло хохочет.

– Что?

– Соскучился по твоей долбёжке.

– Это не долбёжка, – сла́бо улыбаюсь. – Я переживаю за тебя.

– Всё будет хорошо. Хочешь, я совсем брошу? – говорит как-то по-мальчишески. Словно нам снова максимум двадцать.

Тихо смеюсь. Уже и не помню, когда в последний раз так делала.

– Это в тебе адреналин говорит, Соболев. Ты никогда не бросишь.

Несколько ночей я почти не спала, ухаживала за нашими болеющими детьми, но сейчас, лёжа в одной кровати с мужем, с которым мы едва не развелись, мне почему-то совершенно не хочется спать.