Развод. Игра на выживание (СИ) - Коваль Лина - Страница 46

Душа требует близости.

Ни секса, не сейчас. А именно внутреннего единения, чтобы снова почувствовать. Что не одна я. Что «мы» всё ещё есть.

– Я тебя люблю, Дань. Давай попробуем. Но я учиться хочу, работать. Как раньше не будет.

– Понял.

– И что думаешь?

– Делай что хочешь. Я не против.

Удовлетворённо вздыхаю. Богдан нежно целует мою раскрытую ладонь, а я перемещаю её на холодную от ветра небритую щёку и согреваю поглаживаниями.

Засыпая говорю, что чувствую. Не из соображений долга, просто знаю, как для него это важно.

– Я бы не ушла от родителей, будь это кто-то другой.

Его дыхание стопорится. Рука на моём плече становится каменной.

– Не надо, Ян. Всё нормально.

– Нет, я серьёзно. Когда не видишь любви вокруг, сложно её сразу почувствовать.

– Сейчас чувствуешь?

– Конечно. Всегда.

Глава 40. Яна.

Всю ночь я отчаянно жмусь к его телу. Сильному, тёплому, родному.

Периодически просыпаюсь, чтобы уткнуться в мягкую кожу и в очередной раз выдохнуть.

Да, я приняла решение на эмоциях. Будучи в раздрае и ужасе оттого, что всё может закончиться.

Но клянусь, ни секунды не раскаиваюсь в этом.

Под утро сон становится крепким. Совершенно не замечаю, как просыпается Богдан, а когда открываю глаза, первым делом хватаю телефон с тумбочки. На часах уже десять.

Десять!

У меня трое детей в доме. Больных и голодных.

Накинув халат, отправляюсь сначала по комнатам, которые оказываются пустыми, а затем спускаюсь на первый этаж.

– Мама, – кричит Ваня, размахивая ложкой. – У нас папа ночевал. Он нам кашу сварил.

– Да? – удивлённо смотрю на Богдана и еле сдерживаю смех. – Боже, где ты это нашёл?

– В кабинете, – ухмыляется, привлекая меня к себе.

Немного отклоняюсь, чтобы разглядеть старомодное темно-синее трико с белыми лампасами и тельняшку с голубыми полосками, а потом снова прижимаюсь к тёплому телу. Вздыхаю умиротворённо.

– Папа, а ты сегодня не уедешь? – настороженно спрашивает Маша.

– Нет, – отвечает Богдан уверенно.

– А завтра?

– И завтра не уеду.

Дочь переводит взгляд на меня.

– Вы что помирились?

– Помирились, – отвечаю с лёгкой улыбкой.

– И у папы не будет других детей?

– Каких детей?

В ужасе обвожу глазами лицо мужа.

– Витка Калинина сказала, если родители разводятся, у папы другие дети появляются, – сообщает Маша расстроенно.

– Всё нормально, Маш, – говорит Богдан, поглаживая меня по спине. – Если и будут ещё дети, то наши с мамой.

– Соболев, – прикрываю веки. – Хватит.

О чём он? Ещё дети? Я не хочу.

Я только-только жить начинаю.

– А можно я у вас останусь? – тихо произносит Дина. – Мне у бабы Юли скучно.

– Мам, – вскрикивает Маша. – Правда, можно Динка у нас поживёт?

– Давайте спросим у бабушки, когда она выпишется из больницы? – предлагает Богдан. – Пока ты всё равно у нас, Дин.

– Ладно, – говорит она, снова утыкаясь в тарелку.

День проходит как-то сумбурно.

Ваня продолжает температурить, а почти выздоровевшие девчонки носятся и визжат до одури. Всё верх дном. Дом словно наполняется жизнью с появлением Дани.

Он старается помогать. Отключает телефон и больше занимается детьми. Перед сном долго лежит с Ваней, а я набираю ванную с симпатичной пеной и отмокаю, прикрыв глаза.

За эйфорией, как обычно и бывает, накатывает волна из сомнений. Борюсь с ней отчаянно, пытаясь прийти в себя наконец-то.

Богдан сказал, мы справимся.

Разве я могу сомневаться?!

Чуть позже надеваю чёрную шелковую сорочку и усаживаюсь к туалетному столику, чтобы расчесать волосы. В ду́ше шумит вода.

От предвкушения пальчики на ногах поджимаются.

Вчера мы были чересчур ошарашены принятыми решениями. Да и устали оба, Богдан ведь тоже только после перелёта.

Сегодня же весь день обменивались многозначительными взглядами. Касались друг друга, обнимались, периодически целовались.

Смаковали приближение первой близости. Не такой, как в прошлые месяцы на грани отчаяния и боли. А другой…

Настоящей.

Замираю, когда в дверном проёме появляется Богдан. В том же трико, но уже без тельняшки. Прохожусь взглядом по мощной груди и наблюдаю, как он скидывает полотенце с шеи.

– Ваня уснул? – спрашиваю шёпотом.

– Да, – отвечает, перекидывая ногу и усаживаясь на пуфик сзади. Руками перехватывает талию, к себе прижимает.

Смотрим друг на друга в зеркало.

Смотрим, сдав все карты противнику, чтобы снова стать одной командой…

Ногтями царапаю мягкие волоски на его запястье, а Даня упирает подбородок в моё плечо.

– Красивая Янка, пиздец, – произносит хрипло. – Смотреть приятно, а трогать так вообще.

Чуть поворачиваю голову, чтобы отыскать его губы. Целуемся жадно, а потом снова диковато осматриваем друг друга.

– Как ты жил один? – спрашиваю, облизнув губы.

В голове каша, в поясницу упирается твёрдый пах, но мне максимально важно обсудить кое-какие вещи сейчас. Когда я чувствую наше единение.

– Обычно, – отзывается.

– Ты обещал не молчать, – напоминаю.

Он вздыхает тяжко и несколько раз моргает, опять ловит мой взгляд в зеркале и целует обнажённое плечо, потом отклоняется и выговаривает: – Нормально. В основном работал, периодически с Робом встречался.

– Как устраивал быт?

– Не готовил совсем, – усмехается. – Настроения не было. Убираться клининг вызывал раз в неделю. Стирал сам. Костюмы в химчистку.

– А секс?

– Что? – насмешливо поднимает брови. – Я тебя не изменял.

– Я знаю, – уверена, что это правда. – Как ты был без секса столько времени? – прищуриваюсь.

– Мы что? Вот до такой степени будем «не молчать»? – опускает голову и смеётся.

Я тоже улыбаюсь.

– Скучал, Ян, – говорит, усиливая напор ладоней так, что объятия становятся болезненными. – Каждый день скучал.

– Тебе… было больно?

– Ян… – трясёт головой и замолкает, пока я рассматриваю его макушку и то, как красиво смотрятся руки моего мужа на тонкой талии.

Где-то слышала, мужчина не может показать перед своей женщиной слабости, потому как уверен, что после этого она не будет воспринимать его как сильную половину.

Это, наверное, психология.

Мужчина должен быть опорой. А если опора некрепкая, то и семья такая же.

Я не хочу, чтобы Богдан выворачивал передо мной душу наизнанку или, не дай бог, пускал скупую слезу. Просто… хочу открытости.

– Конечно, я мучился. Что сказать? Я же люблю тебя, Машку с Ванькой, – произносит он с неохотой. – Оказаться вдруг без вас, – вздыхает, – в пустой квартире. Старался как-то… представлять, что у вас всё хорошо. Живы, здоровы и это главное. Пусть и без меня.

– Я тоже страдала, – перебиваю. – Сначала было желание отомстить, потом ударить побольнее, – снова сталкиваемся глазами в зеркале. – Только вчера… осознала, что не могу не попробовать.

– Я рад, – напряжённо кивает. – Рад, что ты дала мне шанс.

– Не тебе. – возражаю. – Нам. Я тоже была не права, Дань. Мне понадобилось время, чтобы это признать, но… – плечи трясутся. – Честно старалась начать жить без тебя. В один момент мне вдруг показалось, что у меня может быть совсем другая судьба. Прости.

Сжимаю запястья, когда он недовольно ворчит:

– Ладно, хватит разговоров. Что в них такого особенного, блядь?

– Соболев…

Вместо того чтобы расплакаться, хохочу.

Богдан ласково ведёт по плечу, скидывая тонкую бретельку. Коротко целует кожу и проделывает то же самое с другой стороны, оголяя грудь. Отклоняюсь назад и всхлипываю, когда он забирает в ладони её тяжесть. Мнёт и соединяет два полушария с острыми сосками, разглядывая в отражении весь процесс.

– Даня, – шепчу сдавленно и тянусь к губам. Нуждаюсь в них, требую.

Дрожу, как осиновый лист на ветру. Сердце заходится бешеным ритмом, как дура снова реветь начинаю.

– Ну что ты? – трётся щекой. – Хватит слёзы лить. Мы дома. Всё хорошо.