Сказание о Синей птице - Цююань Ли - Страница 26

Он не давал ответа, и в зале воцарилась тишина. Чунхуа взглянул на небо, и я увидел его глаза, смотрящие прямо на меня с другой стороны ледяной проруби, темной, как глубокий омут.

Видение исчезло. Прорубь у моих ног быстро уменьшалась, а вода мгновенно застывала. Трещинки на льду превращались в аккуратно расчерченную доску, на которую падали черные и белые камни – зловещие шашки Девы Девяти небес.

– Чжу, твой отец попал в сложную ситуацию. Теперь перед тобой вэйци, связанная с человеческим миром. Мои шашки обладают силой крови, и только они могут помочь твоему отцу. – Ветер усилился, донося до меня слова Девы-воительницы.

Я с сомнением смотрел на доску.

Тучи сгущались и закрывали солнце. Горный ветер снежинками царапал мне лицо.

Я наблюдал, как шашки двигаются по доске сами собой. Построение у черных было более надежным, в то время как белые отказывались от трех шашек ради спасения остальных. Мое сердце учащенно забилось: я чувствовал, что происходящее на доске может быть как-то связано с моим отцом.

– Чжу, ты ошибся, и посмотри, к чему это привело в мире людей.

Густые тучи закрыли обзор, у меня перехватило дыхание.

Я резко проснулся, задыхаясь от тревоги, холодный пот пропитал постель.

– Скорее, отправьте кого-нибудь в Пинъян справиться об отце, – приказал я слуге Цзян Пэну и заставил себя встать с постели, хотя чувствовал сильную слабость. В углу комнаты на столе лежала доска с проклятыми шашками. Они приковывали мой взгляд, было невозможно от них оторваться. Я чувствовал их дыхание, их кровожадные желания, во мне снова разгоралось пламя, исходившее из того же источника, – мы с вэйци как будто были одним целым.

«Человеческое дитя, не поддавайся искушению нарушить порядок в мире людей». Я снова и снова повторял про себя последние слова дяди, обнаружив при этом, что голос моего разума был слабее желаний моего сердца.

– Избавься от нее! – приказал я слуге, указывая на зловещую вэйци, и тот спешно вынес из покоев доску. Я долго смотрел ему вслед, испытывая некоторое облегчение.

Пришли новости из Пинъяна, плохие новости.

При поддержке шестнадцати вождей племен Чунхуа поднял восстание против Яо. Отец был вне себя от потрясения, ему не оставалось ничего другого, как объявить заговорщика наследником престола. Чунхуа встал во главе союза племен.

Старейшина Гунгун был одним из немногих, кто выступил против. Он откровенно спрашивал Яо:

– Государь, как вы можете передать престол простолюдину, в котором нет ни капли крови Сюаньюаня?

– Чунхуа – добродетельный человек выдающегося таланта и благородного поведения, – отвечали ему мудрецы, – он более всех подходит для того, чтобы стать лидером Хуася.

Все это время хранивший молчание старейшина Хуань обнажил меч, указал на Чунхуа и с яростью произнес:

– Ах, этот юнец! Он загубил честь многих достойнейших людей, убил Гуня, замучил до смерти Гаотао, разлучил отца с сыном. Уважаемые господа, да как же можно передать трон этакому подлецу?!

Не успел отец ответить, как Чунхуа уже отдал приказ генералам вывести Хуаня из зала.

На юге Саньмяо потомок покоренного Чи Ю отказался присягать Чунхуа и в защиту Яо поднял восстание. Чунхуа быстро собрал войско и отправился подавлять мятеж.

Он сослал Гунгуна в Ючжоу, Хуаня – в Чуншань на юге, Саньмяо – к горе Саньвэй на западе. Эти трое, а также погибший у Юйшани Гунь были объявлены Чунхуа «четырьмя злодеями».

Я лишился сна и аппетита.

Мой отец был в опасности, но что я мог сделать?

Я слышал зов проклятых шашек и шел на него ночью под светом луны.

– Ты не должен был избавляться от них. – Дева-воительница появилась передо мной с игральной доской в руках. – Гляди же, они поведают тебе все о твоем отце, подскажут как быть. – Голос Черной птицы был нежен.

– Уходи! – Я отвернулся, не глядя на доску.

– Вспомни о Гуне, подумай о том, как трагична была его гибель! И теперь, когда твой отец во власти Чунхуа и его жизнь висит на волоске, как ты можешь так поступать?

Закрыв глаза, я вновь видел Гуня, прикованного к скале железными цепями, его окровавленное тело навсегда отпечаталось в моей памяти.

Я робко шагнул к Черной птице, сердце отчаянно стучало. С моим приближением доска будто оживала, пульсируя вместе с моим дыханием. Да, мы с ней единое целое. Я принадлежу ей, а она – мне. Кажется, я слышал, как она тихо зовет меня.

Дрожащими пальцами я раскрыл доску. И почувствовал, будто огонь прожег в моем сердце путь. Кровь забурлила. Я ощутил, как вэйци забирает энергию из моей крови, но я был готов к этому, взамен желая лишь видеть почаще отца.

И я увидел его.

Он сидел в зале, с седыми висками и постаревший настолько, что я с трудом узнал его. В отдалении, ожидая приказа играть, стояли музыканты с колокольчиками, барабанами и глиняными флейтами. К Яо подошел Чунхуа и поклонился.

– Господин, я пригласил лучших музыкантов Центральной равнины сыграть для вас. – Он махнул рукой, и зал наполнился музыкой.

Отец встал и равнодушно прошел мимо музыкантов к выходу. Стражник у двери преградил ему путь алебардой. Яо гордо взглянул на него, а тот, избегая смотреть на императора, опустил голову, но не алебарду.

– Что такое? Почему меня не выпускают?! – рявкнул отец, обернувшись к Чунхуа.

– Господин, вам нездоровится и у вас плохое настроение. Я специально пригласил музыкантов исполнить ваши любимые произведения. Вы можете со спокойной душой наслаждаться музыкой здесь, в этом зале. Отложим вопрос о союзе племен и не будем больше тревожиться.

Яо усмехнулся, долго не решаясь ответить.

– Забудь об этом, я хоть и стар, но у меня еще достаточно сил, чтобы участвовать в делах союза. Ты наследник и можешь только высказывать свое мнение по важным вопросам.

– Это верно. – Чунхуа покорно склонил голову.

– У меня к тебе одна просьба.

– Говорите, господин.

– Я волнуюсь о Чжу… Как он там, в долине реки Дань…

Услышав слова отца, я едва не заплакал и наклонился к доске, поближе к нему.

– Я скучаю по Чжу, позволь мне увидеться с ним.

– Ах, это… Боюсь, что сейчас это неуместно… – Чунхуа колебался. – Господин, вы не можете покидать столицу.

– Тогда приведи его сюда ко мне. – Яо пристально смотрел на Чунхуа.

– Это абсолютно невозможно.

– И почему же?

– Чжу – глава долины Дань, а ее жители не могут оставаться без его присмотра.

– Ха-ха-ха-ха-ха! – рассмеялся отец, а затем резко сказал: – Ты не хочешь, чтобы я встречался с сыном, потому что боишься за свое положение! Но я собираюсь передать трон тебе, поэтому не переживай. К тому же с чего ты решил, что человек, лишенный добродетели, может претендовать на трон?

Лицо Чунхуа исказилось от ярости, взмахом руки он остановил музыку.

– Что ж, хорошо! – Чунхуа развернулся и вышел из зала, прежде чем отец успел что-то ответить. Дверь главного зала с шумом захлопнулась. Снаружи дежурила стража, подчиняющаяся приказам Чунхуа. Без его повеления дверь останется закрытой.

Главный зал дворца Пинъяна стал темницей для отца.

– Отец! – Боль пронзила меня. Видение растаяло, игральная доска засияла в лунном свете.

Опрокинув доску, я, пошатываясь, пошел прочь.

– Чжу, ты можешь влиять на людей с помощью вэйци! Чжу! Спаси отца! – Голос Девы сопровождал меня в темноте.

Я остановился и обернулся на опрокинутую доску.

– Чжу, возьми в руки вэйци!

У меня закружилась голова. Развернувшись, я медленно подошел к доске и протянул к ней руку.

«Помни, человеческое дитя, не поддавайся искушению…» Последние слова дяди пронзили мое тело, как молния, вызволив меня из морока.

От боли я зажмурился, достал меч Гуня и со всего размаху ударил по расчерченной доске.

– Демон!

Вспышка холодного света, и доска исчезла. Сердце стонало, я осел на землю и свернулся клубком. Нескончаемая боль не давала мне ни думать, ни двигаться.