Грех. Расплата (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 62

— Проклятый я какой-то. Мать ненавидела, отец ненавидел… Как будто я просил их о чем-то. Как будто просил рожать меня от какого-то ублюдка, а потом называть своим сыном… Ренард выродка своего один раз всего видел, а сам аж засиял, засветился… Я уж думал, помирать передумает. А мать моя родная умудрилась на сторону Этьена встать, ему с Милошем бежать помогла… От меня. Чужому помогала, а родного ненавидела… А теперь и ты еще… Не могла кого-нибудь другого выбрать? Почему так, Кристина? В чем я виноват? Что за клеймо на мне?

На мгновенье Филипп замолчал. Бросил взгляд, полный обиды, на тихую Кристину, отхлебнул еще вина и продолжил:

— А ты на Герду чем-то похожа. Красивая… Когда увидел тебя на речке, сразу ее вспомнил… Она единственная, кому я был нужен. Она погибла, меня спасая… А я до сих пор жалею, что тот день стал последним для нее, а не для меня. Я должен был сдохнуть, а не она! Все бы счастливы были… И мамаша моя, и Ренард ваш ненаглядный, и все остальные. А она… Всего лишь служанка… Она святая была! Она всем для меня была, понимаешь? А ты… Ни хрена ты не Герда. Такая же шлюха, только стоишь чуть дороже — на камешки не бросаешься, недотрогу из себя строишь… Геройствуешь. И меня, и пытки готова терпеть за Этьена… Думаешь, спасла его? — с вызовом глядя на девушку, усмехнулся Филипп. — Не спасла. И не спасешь. Если он жив, то за тобой вернется — порода дураков-романтиков… Вот тогда я его и убью.

— Вы никогда не найдете свою Герду, Филипп, — тихо проговорила Кристина. — Вы разрушитель, Вы готовы убить любого, кто в чем-то превосходит Вас. Вы хотите, чтобы Вас любили, но сами умеете только ненавидеть.

— Да. Но это не моя вина! — выкрикнул Филипп. — Не моя вина, что кроме служанки ни у кого в этом мире не нашлось для меня доброго слова! За что же мне любить этот мир?

— Это не оправдывает Вас.

— А мне и не нужны оправдания, Кристина. Я привык к вашей ненависти — привыкайте же и вы к моей.

Замкнутый круг какой-то… Но спорить бесполезно. Кристина молчала, затаившись; Филипп допивал свое вино. Расправившись с напитком, хмельным взглядом окинул девушку — молчит. Не перечит. А сама боится — напряглась, натянулась как струнка, дышит еле-еле и взгляда королевского старательно избегает. Ждет, когда насильничать станет… К боли готовится, к силе. Еще не дотронулся до нее, а она уже ждет заветную минуту, когда, насытившись, оставит ее одну реветь в подушку.

— Пойдем, — Филипп отбросил пустую флягу в сторону и протянул ладонь Кристине.

— Куда?

— Пойдем-пойдем, не бойся.

— Филипп, пожалуйста, оставьте меня в покое, — взмолилась девушка. — Я не готова сейчас ни к чему… Пожалуйста, дайте мне время.

— У тебя было много времени. Кристина, не зли меня, — нетерпеливо выкрикнул Филипп, впрочем, без злости; сам схватил девушку за руку и потащил к выходу. — Успокойся, я не хочу сегодня брать тебя силой. Просто хочу, чтоб ты расслабилась.

С каким-то мальчишеским задором потащил он ее по бесконечным лабиринтам коридоров. От выпитого вина его заносило то влево, то вправо, но он упорно шел вперед к ему одному ведомой цели, крепко сжимая женскую ладонь. Кристине же оставалось только подчиниться венценосцу — придерживая подол тонкого платья, она почти бежала, едва поспевая за Филиппом. Через несколько минут они остановились перед огромной дверью. Филипп обернулся, улыбнулся собственной затее и недоверчивой мордашке пленницы и открыл тяжелую створку.

Из полумрака открывшейся комнаты в прохладный коридор хлынул сладкий, почти приторный, аромат благовоний — он казался настолько густым, ощутимым, что оставалось только ложечку взять и попробовать на вкус. Кристина вошла внутрь и невольно зажмурилась от яркого свечения: вокруг небольшого деревянного бассейна, утонувшего в цветах, горели свечи, играя бликами на витиеватых, ажурных канделябрах. Почувствовав на себе руку, мягко подталкивающую вперед, Кристина открыла глаза, но уже через пару мгновений, вмиг позабыв обо всем на свете, она попятилась назад, судорожно избавляясь от ладони венценосца на своем плече — из полумрака, спрятанном за свечами, им навстречу вышли две обнаженные мужские фигуры.

— Куда? — Филипп моментально перехватил девушку. — Не бойся, глупая.

Фигуры же без малейшего смущения подходили ближе, являя на свет идеальную мускулатуру под очень темной, лоснящейся от масел кожей. Блики свечей, выхватив силуэты молодых самцов лет двадцати, не больше, радостно заиграли на их коже, подчеркивая крепкие икры, узкие бедра и мощные плечи. Две пары темных как ночь глаз, чуть блестя, с любопытством смотрели на Кристину.

Филипп сказал им что-то на непонятном языке — мулаты кивнули в ответ и направились прямиком к девушке.

— Пожалуйста, не надо! — взмолилась Кристина, едва не плача; попыталась отступить, а за спиной — лишь равнодушная к ее мольбам груда мышц. Не отпустит он ее. Не для того сюда привел.

Мулаты забрали ее из рук короля, обступили, обхватили… Не больно, не сильно, но бережно, будто бы доверили им не девушку, а нечто хрупкое и безумно дорогое. Оказавшись в чужих руках, Кристина с мольбой смотрела на Филиппа, стараясь не замечать ни ласковых прикосновений чужих теплых ладоней, ни дурманящий аромат, исходящий от мужчин — шоколада и ванили. Филипп же, довольный своей выходкой, смотрел на девушку и улыбался, любуясь ее испугом и слабыми попытками увернуться от ласкового плена его «шоколадных мальчиков».

Несмотря на ласку и мягкость чужих прикосновений, ей неуютно, ей хочется сбежать… А они обняли ее, ощупали; будто дикие звери обнюхали ее и даже попытались лизнуть горячим шершавым языком, не обращая ни малейшего внимания ни на ее жалкие попытки увернуться, ни на рядом стоящего Филиппа. Девушка дернулась, когда, осторожно перехватив ее руки, мужчины отыскали завязки на платье и приспустили бретели, обнажая ее плечи и грудь, обдавая затылок горячим дыханием…

— Филипп, зачем? Пожалуйста, не надо… Остановите их, я прошу Вас!

Глаза ее блестели от подступивших слез — Филипп даже не дрогнул. С улыбкой, наслаждением и звериным огоньком в глазах смотрел он, как тонкая ткань сползает с ее тела, как странно смотрятся чужие темные пальцы на светлой коже пленницы, когда скользят по ее плечам, груди, животу… С предвкушением смотрел, с голодом… Жадно, шумно, в унисон его собственному дыханию дышали молодые самцы, и наливалась, тяжелела их плоть, почувствовав женщину.

— Успокойся, — наконец, проговорил Филипп. — Никто тебя пальцем не тронет без моего приказа, а сегодня я тебя делить ни с кем не намерен. Они всего лишь сделают тебе массаж, расслабься.

Филипп оставил Кристину умелым рукам мулатов и уселся на диван в глубине комнаты.

А мужчины принялись за дело. Не замечая скованности доверенной им девушки, один из них уселся на ковер рядом с бассейном, а между ног пристроил Кристину, позволяя ей удобненько пригреться на своей могучей твердой груди. Он что-то шептал ей на непонятном языке, гладил ее волосы, успокаивая… Да разве ж успокоишься тут?! Чувствуя голой спиной закаменевшую дикую плоть при виде ее — обнаженной, бесстыже раскрытой и абсолютно беспомощной? Кристина заерзала, попыталась отползти от мужского тела, но упрямые сильные руки тут же с легкостью подхватили ее и притянули обратно.

— Тшшш, — прошипел мулат, обнимая ее за плечи.

И она замерла, понимая, что деваться ей некуда. Остается покориться верным слугам своего короля и терпеливо ждать, когда пытка закончится, и ее оставят в покое. Убедившись, что она больше не сопротивляется и не дергается, второй мулат присел рядом, из небольшого флакона налил в ладонь масла, чуть согрел и бережно коснулся стоп.

А руки у этих диких мужчин теплые и мягкие. Действительно умелые. Сильные, настойчивые и непривычно нежные. Обласкав каждый пальчик на ее ноге, мулат, чуть сдавливая, размял ступни, прошелся по тонким щиколоткам… Второй, чувствуя, как расслабляется она, ослабил хватку и прошелся ладонью по ее плечам, оставляя за прикосновением лоснящийся след; заметив, как вновь напряглась она, когда коснулся груди, осторожно дотронулся до ее лица, заставляя прикрыть глаза и довериться нежным прикосновениям.