Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 21

— Это же оборотень, — сказал он охотнику Триггве, который утром при виде кабана сотворит отводящий беду знак. — Как вы можете его есть?

— Так его же завалили в зверином облике, — ответил Триггве и, когда Флавий с сомнением покачал головой, добавил: — Ты вон уписываешь за обе щеки. Не веришь в оборотней? Очень зря.

«Я и сам оборотень, — подумал Флавий, отправляя в рот очередной кусок ароматного сочного мяса».

За день Флавий сильно устал, а ведь впереди еще обратный путь, четыре мили в темноте и одиночестве. Охотники Гисли предлагали ночевать с ними в усадьбе лагмана, в натопленной пристройке, где пришлось бы спать на полу, бок о бок с другими гостями. Флавию это не нравилось, да и Магда будет ждать. Он решил возвращаться, но сначала восстановить силы. И послушать разговоры.

Из болтовни он узнал, что жена лагмана умерла прошлой зимой от болезни, из прямых наследников у него осталась только дочь, Хельга. Есть еще племянница, у той сын — пятилетний мальчик, рожденный в браке от дальнего родича лагмана.

Флавий понаблюдал за Хельгой — внешне ничего особенного, глазу не на чем задержаться. Она, видимо, устала за день и не пыталась это скрыть. В Ольми дочь хозяина, пусть через силу, но изображала бы на пиру непринужденное благодушие и удовольствие, а здесь непринужденность доходила до того, что девушка позволяла себе выглядеть недовольной.

За стол к Флавию подсел Бьярни, родич лагмана, отвечающий за безопасность его дома. Высокий красавец в расшитой шелком рубахе, с золотыми браслетами на руках. Он пил из большого серебряного кубка, тогда как остальным наливали в глиняные кружки.

Кьяртан рядом с ним казался бродягой. Флавий отметил, что Кьяртан посильней. Внутренне посильней, поупорней. От Кьяртана так и садило упрямой дикарской мощью, а в Бьярни сила дремала, убаюканная сытостью, утоленным самолюбием и уверенностью в завтрашнем дне.

Флавий представился знатным господином из империи. Сильный акцент, южная внешность, поверхностное знакомство с местными обычаями мешали ему выдать себя за скогарца. Чем больше правды в легенде, тем лучше.

Он сказал, что прибыл сюда с товарищами, чтобы услужить одному важному лицу. И даже не придумал это лицо, а вспомнил вполне реальное — Гней Ларций Метилий, один из самых влиятельных нобилей империи. Немалую часть своих богатств Ларций спускал на то, что многие назвали бы причудами. В его мастерских создавались новые лекарства, в том числе и наркотического свойства, в его лабораториях велись самые странные исследования. Ларция считали магом и даже кощунником, но кто бы решился обвинить человека с такими связями, как у него?

Флавий соврал, что исследует для Ларция скогарских колдунов, и рассказал о своем приключении в домике на сваях, но ни словом не обмолвился о Гесте и о судьбе колдуна Скъегги.

Охотники Гисли восхищались мужеством Флавия, и Кьяртан тоже его похвалил. Бьярни буркнул что-то одобрительное. Даже Гест пробудился от дремоты и слушал с интересом.

Флавий подумал: Гест, судя по всему, парень самолюбивый. Голову-то колдунскую он наверняка утащил, чтобы хвастаться перед Кьяртаном. Но сейчас не перебивает, и, кажется, не против того, что Флавий о нем молчит. Интересно, почему?

Кстати, никто не спрашивал Геста, кто он и откуда. Как-то само собой получилось, что он при Кьяртане, а остальное здешних не интересовало. Зато Кьяртана расспрашивали много, и он говорил о себе охотно. Сказал, что родился и вырос на Западных островах. Это объясняло и акцент, и странноватое для Скогара имя, и даже отчасти его удаль — жители островов слыли отличными бойцами. По словам Кьяртана, у себя на родине он убил человека. В драке, честно. Но у убитого оказались дотошные родственники со связями, и Кьяртана уговорили ехать в Скогар и сидеть там, пока все не утрясется. История была обычной для варваров и вполне достоверной.

— А за что дрались? — спросил Флавий.

— Да напились и стали друг друга задирать. Я уже не помню, чем он мне не понравился. Так, кулаки хотелось почесать. Я не думал его убивать. Хлипкий попался.

Кьяртан посмотрел на свои тяжелые ладони, покоящиеся на столе. Флавий не представлял себе, сколько он должен был выпить, чтобы по-настоящему захмелеть.

Кьяртан хвастал, что в усадьбе, где он остановился на зиму, его чуть не на руках носят. Щедро одаривают и многое обещает впредь. У хозяина двое сыновей-подростков, Кьяртан учит их всему, что умеет. Ну, и еще кое-кого из домочадцев.

— А чем тебя одаривают? — заинтересовался Бьярни. — Покажи, какое такое богатство нажил у бонда.

Кьяртан вытащил из-за пазухи тяжелое серебряное ожерелье с круглыми подвесками — на каждой подвеске выдавлены зверь или птица в местной, причудливо-угловатой манере. Флавий отметил, что работа хороша. За что-то подобное имперские щеголи отдали бы немалую цену. Но Бьярни скривился и с сожалением покачал головой.

— Хозяин твой, конечно, рад за еду и побрякушки получить учителя для детей и слуг.

— Так уж и побрякушки, — Кьяртан повесил ожерелье поверх одежды, уже не пряча его. К слову, он сидел за столом в той же теплой рубахе, и даже безрукавки не снял. Шапку же привязал за косы к рукаву, и она свешивалась с его локтя. Густые коротко стриженные волосы Кьяртана слиплись от пота, но в целом он выглядел аккуратнее, чем многие здесь. — Лагман, должно быть, одаривает вас золотом. А мне и серебро сгодится.

— Тебя здесь не скоро забудут, — сказал Бьярни. — Тебя и твои победы в состязаниях. Ты бы попросился на службу к лагману — примут наверняка.

Кьяртан усмехнулся:

— Проситься! Предпочитаю, когда меня просят. Не люблю одалживаться, и связывать себя не хочу. Что мне здесь делать? У вас ничего не происходит.

— Ну, это еще как сказать. А Сверри Яростный со своими людьми?

— Так где он, этот Сверри? Что-то не похоже, чтобы он собирался в вашу глушь.

— А разбойники, изгои?

— Разбойники к лагману не сунутся. А гоняться по лесам за парой бедолаг… Как-то это… ну…

— А колдуны? Чужеземцу, — здесь Бьярни кивнул на Флавия, — здорово повезло, что он живой. И об этом Скъегги, наследнике Хеймо, мы наверняка еще услышим. А кроме него есть другие.

— Колдуны… — фыркнул Кьяртан. — Не верю, что люди лагмана сталкиваются с ними хотя бы раз в полгода.

— А что это за Хеймо? — спросил Флавий. — Я слышал имя, но все, что мне смогли объяснить, — что это какой-то древний вождь. Он погиб еще до прихода первых поселенцев из Ольми.

Бьярни посмотрел на него удивлено:

— Так ты не знаешь, откуда в Скогаре колдуны? — И, когда Флавий пожал плечами, продолжал: — Ну, эту историю я тебе расскажу. Раз уж твой господин… Как его? Ларций? Раз уж он их, то есть колдунов, изучает, ему полезно знать про Хеймо. Давным-давно здесь жил чудной народ, поклонялся своим богам. Превыше всего почитали богиню жизни, которую называли Лесной Матушкой. Она не терпела приношений убитыми, не принимала смерти людей и животных. Напоить ее кровью считалось кощунством. Однажды здесь появились чужаки. Тогда за морем никакого Ольми не было, бродили туда-сюда дикие племена, искали, где кого ограбить. Старый народ не мог отбиться от захватчиков. И тогда вождь Хеймо велел собрать пленных, всех, кого удалось захватить, и зарезать в священной роще богини.

«Эту историю я уже слышал, — подумал Флавий. — Что ж, откровения колдуна, похоже, подтвердились. Похоже, здесь все знают о древней богине и разлитой по лесам силе».

Между тем Триггве, охотник Гисли, прервал Бьярни:

— Погоди. Где ты это слышал? Всё было не так.

Бьярни перевел на него потяжелевший взгляд:

— Конечно, вам, на Глубоком, лучше знать, что и когда происходило. Ведь у вас последнее селение Старого народа исчезло больше двадцати лет назад. А у лагмана еще служат самые чистокровные…

— Чистокровные! — фыркнул Триггве. — Знаю я этих чистокровных. Сотни лет хранят зависть к роду Хеймо, сотни лет только и ищут, чем бы напакостить.

— А ты сам не из этого ли рода? — Бьярни говорил насмешливо, но с раздражением. — Вот будет новость! Здесь все знают твой род до десятого колена. Нет у вас крови Хеймо.