Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 22

— Не у меня, у моей невесты, — ответил Триггве, на мгновение смешавшись. — Она по матери из рода Хеймо, и я не хотел бы слушать клевету на ее предков.

— Хорошо. Из уважения к твоей невесте повторю детскую сказку. Про чужаков на железных ладьях, про битву за священную рощу, когда Хеймо, обороняясь, оросил святилище кровью своих ран и тем невольно нарушил запрет. Миру грозила гибель, и Лесная Матушка поделилась силой со своим народом, чтобы укрыть его от беды в мире богов. Но так ослабела, что не смогла совершить переход и завалилась в зазор между мирами. Скажи, ты сам-то в это веришь? Ты веришь в ладьи из железа?

— Богиня исчезла, но сила ее осталась в Скогаре, — сказал Триггве. — И в тех, кому она эту силу передала. Они до сих пор здесь, в лесах. Дорогу в другой мир не нашли, а умереть не могут. Многие видели их, беседовали с ними.

— Ты видел?

— Я — нет. Но другие говорили…

— М-м… Другие. Ну вот и мне говорили. И между двумя ничем не доказанными историями я выбираю более правдоподобную. Я поверю, что вождь, отчаявшись получить поддержку от травоядных богов, решил сделать их более хищными, пригодными для войны. Да, это было кощунство — но ведь и подвиг тоже. Однако богиня отравилась кровавой жертвой и погибла, и тогда Хеймо воспользовался ее силой для победы над врагом. Вот это похоже на правду. Ведь врага разбили, так?

— Да верь во что хочешь, только другим головы не забивай! Я не знаю, как всё было на самом деле у чужого народа много лет назад. Здесь не мне судить. Но о тебе я могу судить по твоим словам. Ты плохой человек.

Бьярни щелкнул пальцами по опустевшему серебряному кубку так, что тот загудел.

— Если бы ты не служил старине Гисли, дорогой мой Триггве, я вздул бы тебя, чтобы неповадно было так говорить о людях лагмана в его же доме. Но я не хочу ссорить наших хозяев. Да и тебя, болвана, люблю. Эй, там! Что, пиво уже закончилось?

К столу подлетел слуга с двумя кувшинами в руках. Флавий вместе с другими подставил свою кружку — как всегда, недопитую больше чем наполовину.

— Я не слышал этой истории, — сказал он, переводя взгляд с одного спорщика на другого. — То есть ни в какой версии не слышал. Все, что знаю, — мой колдун кичился, что он из рода Хеймо. — Здесь он скосил глаза на Геста: — И упоминал какие-то амулеты, будто бы этого самого Хеймо. — И обратился к Триггве: — Я бы очень хотел поговорить с твоей невестой. С человеком, который знает предания древнего народа.

— Она приедет к нам весной, — сказал Триггве.

— Ясно… Я с удовольствием пожелаю вам обоим счастья, если к тому времени еще буду гостить у Гисли.

Бьярни засмеялся:

— Ну, не унывай. Если тебе нужен кто-то с кровью древнего народа, поговори с дедом Раухой. Он, правда, выжил из ума, но зато самый настоящий, почти чистокровный представитель того самого народа. Поищи по углам — должно быть, напился и спит. Лагман добр к всякой швали… Ну что ж. Рад был познакомиться с ученым человеком из самой империи. Хорошо, что приехал показаться. Лагман уже хотел вызывать Гисли, чтобы познакомил со своими гостями. Слухи-то о вас идут… гм… разные. Вы там вот что. Осторожнее. Не прибавляйте нам заботы. Если твой колдун не умер, он будет мстить людям. Нам придется искать его по лесам, потому что упустить его сейчас — это как упустить раненого медведя. И относитесь к нашим лесам с почтением. Здесь легко сгинуть бесследно.

Флавий подумал: «Что ж вы сидели дома, зная о колдунах? Даже после того, как они похитили дочь лагмана?» На всякий случай он сказал:

— Колдун был тяжело ранен, когда бежал от меня в лес. Надеюсь, он не оправится.

После этого он стал прощаться: пора было домой. Кьяртана и Геста подзадорил:

— Завтра на лыжных состязаниях я приду первым!

Гест приподнял голову от стола и одарил Флавия мутным взглядом. Кьяртан же сказал с добродушной улыбкой:

— Я свои силы уже попробовал. Местные не обрадуются, если я окажусь лучше во всем. — И добавил для Бьярни: — Я думаю завтра отправиться на охоту с людьми лагмана. У вас найдется для меня лошадь?

Бьярни обрадовался:

— Еще как найдется!

— Ну, значит договорились, — Кьяртан протянул руку Флавию, который уже поднялся. — А ты, добрый человек, последи, чтобы завтра моего дружка не обижали. И желаю выиграть, чего уж!

Флавий замешкался. В Скогаре было в обычае пожимать друг другу ладони при встрече и расставании. А нобили империи показывали друг другу открытые ладони или удерживали друг друга за предплечья. Заминка вышла совсем короткой. Флавий понял, что от него требуется, пожал теплую сильную руку Кьяртана, кивнул остальным и вышел.

За воротами его ждала зимняя ночь. За день сначала потеплело, потом подморозило, заснеженная земля схватилась коркой и гремела, как железный лист. Темная обивка неба прочно держалась на гвоздях звезд.

Флавий думал, что будет страшно возвращаться одному, но выпивка, разговоры, само воспоминание о светлой жарко натопленной зале так раззадорили его, что он сам не заметил, как добежал до места, где лес поредел и сменился перелесками и лугами.

На накатанной дороге его ждала Магда. В меховой накидке с широким капюшоном, высокая, стройная, она казалась богиней этих мест: так уверенна была осанка, таким ровным теплом веяло от нее. Флавий скинул лыжи, и рука об руку они пошли к дому длинной узкой луговиной, со всех сторон окруженной дубами и кустами шиповника. Здесь, недалеко от озера, лес становился нарядным и дружелюбным. Флавий думал, что летом, наверное, здесь даже красиво.

— Много удалось узнать? — спросила Магда.

— Народ там разный, и болтать было интересно, — ответил Флавий. — Но пока я ничего нового не услышал.

— Как думаешь, Маркусу удастся набрать достаточно силы, чтобы создать божество? — Что-то в ее тоне настораживало. Она словно бы насмехалась — то ли над Маркусом, то ли над собой.

— Здесь задумаешься, откуда берутся божества. Говорят, их богиня развоплотилась три века назад. И сила, получается, даже не столько в лесу, сколько в лесных духах, которым из этого мира не уйти и к людям не вернуться. Я как представлю, что Маркус бьется с духами этим своим кинжалом… «Убийца богов» против духов. Да, смешно. Но вообще у меня от всего этого мурашки по коже.

Договорив, Флавий невольно обернулся: ему показалось, что кто-то пристально смотрит ему в спину. Вон там, справа, метнулась тень, и перелесок словно бы вздохнул. Флавий крепче ухватил Магду за руку и прибавил шагу.

— У меня тоже, — призналась Магда. — Я понимаю: патрон в ловушке, у него нет выхода. Но как всё изменилось… Лучше бы я умерла еще там, в Вержаве.

Флавий не поддержал тему. Тогда в Вержаве он спас Магду от нее самой, но вспоминать об этом не считал полезным. Он прижал Магду к себе — и запретил себе думать, каким забавным, должно быть, выглядит этот жест: Магда выше его на полголовы и шире в плечах. Его любимая нуждалась в утешении, и он утешал как мог. Кто знает, если бы Магду в свое время больше обнимали, может быть, она больше ценила бы себя и не связывалась бы с недостойными мужчинами, такими, например, как Растус?

Магда относилась к Растусу как к отцу, как к старшему брату. Не искала ли она вместе со справедливостью семью? Она привела своих воинов к человеку, объявившему, что знает истинную волю Солнца. К вождю, обещавшему справедливость и покровительство бога. Теперь люди ее погибли, а вождь превратился в колдуна, ворующего силу. Флавию было ее жаль.

— С помощью Маркусова кинжала патрон соберет силы больше, чем любой скогарский колдун, — сказал Флавий. — И вернется, надеясь на реванш. Думаю, это будет его концом, и концом страшным. Ты здесь ничего не сделаешь. Ты его не образумишь. Можешь только погибнуть вместе с ним.

Она покачала головой.

Тем временем они миновали последний перелесок и вышли на луг перед усадьбой Гисли. Флавий поцеловал Магду в щеку и отпустил. Она отворила дверь бокового входа в усадьбу:

— Добро пожаловать домой, гулёна.