Белые львы (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 126

====== 57. «БУДЕТ НОЧЬ КОРОТКА…» ======

ГЛАВА 57. «БУДЕТ НОЧЬ КОРОТКА…» Подмосковье, август 2008 года Если Саша надеялся, что с возвращением Старшего всё станет проще, то он ошибался. Уже наутро после возвращения, сразу после сумасшедшего секса с Младшим, Старший стал интенсивно вникать в дела своей полуразрушенной империи. Поскольку он находился под домашним арестом, то не мог покидать пределы дома. Формально ему также были запрещены встречи с менеджерами его банка и компаний, телефонные и прочие контакты с ними. Юристы Старшего сейчас интенсивно работали над снятием этих ограничений, да и Старший немедленно задействовал все имевшиеся в его распоряжении тайные рычаги, но этот вопрос не мог решиться за несколько часов. Или даже дней. Было даже непонятно, решится ли он вообще, ибо всё зависело от расстановки сил в высоких коридорах власти. Пока что она сложилась в пользу Мурзина, но в любой момент всё могло снова измениться. Поэтому Мурзин вынужден был вести жизнь затворника. Но, разумеется, он был не из тех, кто сидит сложа руки. Мурзин твердо был намерен вернуть империю под свой контроль, и у него не оставалось выбора, кроме как сохранить Сашу в качестве связного с руководством бизнес-структур империи, а также ключевого участника негласных переговоров с властями. Тем более, что Младший уже выполнял в отсутствие Мурзина роль его неформального заместителя. Смысл этой роли был для Мурзина пока непонятен. Что мог 23-летний парень, не имеющий ни соответствующего образования, ни опыта, да и не проявлявший никогда ни малейшего интереса к бизнесу и финансам, тем более в таких масштабах, что мог этот парень сделать для решения тяжелейших проблем? Да, Мурзин передал Саше в доверительное управление часть своих активов. Но он сделал это скорее по наитию, а не исходя из трезвого расчета и далеко идущих планов. Как будто что-то подсказывало ему, что надо сделать именно так. И Мурзин, ожидавший, что Младший будет выполнять роль простого почтальона, транслируя его указания менеджерам и доставляя ему их ответы, отчеты и прочее, был поражен, обнаружив, что влияние Младшего в его бизнес-империи взлетело до небес. До тех самых небес, на которых прежде обитал только он, Мурзин, никого и близко не подпускавший к своему божественному трону. Сначала Мурзин просто не понимал, что происходит. Но шестое чувство подсказывало ему, почему все ключевые фигуры его империи потянулись к Саше. Дело было не только и не столько в каких-то магических способностях Младшего. Мурзин не верил в эти способности (да Младший и сам относился к подобным теориям скептически). Просто подданные Мурзина были воспитаны на том, что им требовалась санкция повелителя. И когда повелитель был пленен, они потянулись к самому близкому ему человеку. Они, конечно, не питали иллюзий по поводу любовника Мурзина, он им нужен был для своего рода психологического баланса. Но этот мальчишка незаметно для них вдруг приобрел почти абсолютную власть. Более того, всего за пару месяцев он умудрился не только сохранить на плаву получивший гигантскую пробоину корабль, но и изменить его курс, начать выводить из опасных вод, где бурлили мутные потоки денег, предназначенных к выводу из страны, собранных за счет уклонения от налогов, получения взяток и прочего, чем не брезговал Мурзин. Нет, боевой крейсер не превратился в белоснежный океанский лайнер, но курс он изменил. Старые негласные контракты не продлевались, каналы перекачки средств стремительно блокировались, отмывание грязных денег прекратилось полностью. Конечно, здесь была не столько заслуга Саши. На самом деле многие из клиентов мурзинской империи после ареста ее повелителя бежали в другие, более безопасные «империи». Но Саша не сделал ничего, чтобы попытаться удержать этих клиентов. Напротив, своими санкциями он последовательно обрывал с ними всякие связи. При этом он дал большие полномочия финансово-аналитическому сектору, занимавшемуся инвестированием на фондовом и финансовых рынках. Прежде эта часть империи Мурзина считалась фасадом, прикрывавшим подлинные операции, а фактически находилась на задворках его империи, и от нее мало что зависело. И когда босс оказался в тюремной камере, парни, возглавлявшие это презираемое всеми направление, обратились к регенту (то бишь к Младшему) и получили санкцию на резкую активизацию своей работы. Более того, Младший, не проявлявший прежде интереса к финансовым делам, вдруг весьма заинтересовался именно этим направлением: фондовым и финансовым рынками. Именно с руководителями этого направления он встречался чаще всего и проводил самые длительные совещания. Именно этим руководителям он давал больше всего санкций на финансовые и биржевые операции – порой весьма рискованные, даже сверхрискованные, но вполне легальные. Операции осуществлялись через дочерние структуры дочерних структур, чтобы не «светить» участие в этом империи Мурзина, которая, по официальной версии, была разбита вдребезги торпедами конкурентов и силовых структур и вот-вот должна была пойти ко дну. Именно эта часть машинного отделения полузатопленного корабля и стала тем самым двигателем, который выводил едва державшийся на плаву корабль из опасных вод в более спокойные и даже заставлял его понемногу набирать ход. Нет, эти усилия не восстановили былую финансовую мощь империи Мурзина, но именно они предотвратили катастрофу. Стали приносить прибыль новые активы. В частности, Мурзин и Саша в совокупности владели уже 43% акций того самого уральского металлургического комбината, часть акций которого Старший передал Саше. То есть после мощной вражеской атаки, пленения повелителя и недолгого регентства Младшего империя, начавшая было стремительно разваливаться, не только не погибла, но даже преобразилась, пусть в ней и сохранялось еще много тайных и грязных закоулков. И эта империя была вполне жизнеспособна. Но Старший, который, казалось бы, должен был целовать руки Младшему за то, что тот не только вытащил его из-за решетки, но и по сути спас бизнес, Старший не обрадовался. Наоборот, уже первый поверхностный аудит привел его в шок. А затем в дикую ярость. Они были с Младшим в рабочем кабинете, когда Мурзин нервно листавший бумаги, шерстивший файлы в ноутбуке и задававший все более раздраженные вопросы, вдруг взорвался: – Какого хуя?? – заорал он, и в глазах его заполыхал так знакомый Младшему черный огонь. – Какого хуя?? Ты понимаешь, блядь, что ты наделал? Ты понимаешь, шлюха, что ты натворила? Ты… ты… ты просто безмозглая блядь, пидовка, ебанутый мудила!! Ты всё разрушил! Всё, что я создавал годами!! Что? Что ты на меня смотришь, а?? Думаешь, я спасибо скажу тебе вот за это за все?? – Старший грохнул кулаком по столу с такой силой, что тот, казалось, развалится на части. В глазах Младшего, сидевшего в кресле напротив Старшего, сначала появилось изумление, затем – на несколько мгновений – детский испуг и обида, а затем их заволокло серым туманом отрешенности, но почти тут же они снова стали ясными. Младший напряженно выпрямился в кресле, его взгляд был устремлен прямо в полыхавшие огнем глаза Старшего. Младший не боялся и не испытывал гнева. Он напряженно ждал. Ждал. Этот взгляд как будто сбил черное пламя. Но оно продолжало гореть, снова заволакивая тьмой сознание Старшего. – Я вложил годы жизни, я вложил все силы в то, что я построил. А ты… Нет, я не ожидал, что ты сумеешь это сохранить, я даже не рассчитывал на тебя, потому что ты всегда был из другой вселенной, но ты… Ты всё изменил. Всё, понимаешь? Всё! – теперь в голосе Старшего звучало отчаяние. – То, во что ты превратил это всё – это не моё! Не моё, понимаешь? И что с того, что это все принадлежит мне? Это чужое. Чужое. Твое, чьё угодно, но не мое! Это… это как если бы ты взял и разрушил дом, в который я вложил свою душу, и построил на его месте новый! Совсем другой! Да, формально этот новый дом принадлежит мне, но он – не мой! Я не хочу в нем жить! Я… я… не смогу! Снова в серых глазах возникло изумление. Саша понял, что несгибаемый спецназовец близок к тому, чтобы истерически разрыдаться. Нет, конечно, Мурзин сдерживался, но было видно, что внутри он охвачен истерикой. – Это не мой дом, – повторял он как робот. – Не мой дом. Не мой. Я не могу в нем жить. Я не могу в нем жить. – Даже со мной? – прошелестело тихое. Саша вовсе не думал, что его слова произведут какое-то магическое действие. Ему просто было очень грустно. Печально. Тоскливо. Старший, который, казалось, уже всё понял, всё принял, теперь отчаянно давал задний ход. Саше становилось страшно. По-настоящему страшно. Нет, не того, что Старший примется его душить как Отелло Дездемону. Он боялся, что Старший, как и Йен, отступится. И он останется один. Один. Ужас одиночества парализовал душевные силы Саши, он уже не чувствовал себя никаким львом, ему стало казаться, что всё, сделанное и пережитое им, бесполезно и бессмысленно. Даже смерть Эма казалась бессмысленной. Всё, что он пытался делать, отвергалось людьми, которых он любил. Сначала Йеном. Теперь Старшим. А он чувствовал, что не может быть один… И еще он кое-что предчувствовал. Если Старший отступится, то неизбежно погибнет. Может быть. не физически. Но он превратится в ничто. Утратит личность, которая разобьется вдребезги. А Саша не мог этого допустить. Не мог! Он хотел, чтобы Старший, ЕГО Старший, жил! Жил! Только тогда и для него, Саши, жизнь будет иметь смысл. Только тогда он сможет выполнить то, ради чего пришел в этот мир. Потому что любой человек приходит в этот мир не просто так, а с какой-то миссией, пусть он о ней и не подозревает и, прожив долгую жизнь, умирает, так и не поняв, в чем она состояла. Но всё-таки выполняет ее. Это осознание наполнило сердце Саши новой силой. Он откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники, в его глазах вновь появилось нечто львиное, и он произнес неожиданно глухим и низким голосом: – Мы будем жить вместе. В доме, который ты построил. И в котором я начал ремонт. Мы вместе будем ремонтировать этот дом. Вместе. Воцарилось молчание. Они долго смотрели друг на друга. Тьма в глазах Старшего рассеивалась. – Тяжело, – хрипло выдохнул он, наконец. – Тяжело принять. – Меня? – с грустной улыбкой спросил Младший. – Себя, – горько ответил Старший. *** Сан-Франциско, август 2008 года – Адское пекло, – пробормотал Михаил, равнодушно глядя на мелькающие за окном городские пейзажи: многолюдные толпы, многоэтажные дома на уходящих то вверх, то вниз улицах, бесконечные магазины, рекламные щиты. – Спятил? – беззлобно поинтересовался Эрик, гоня ничем не примечательный джип по улицам Сан-Франциско. – У нас кондиционер на полную мощность включен. – На улицах пЕкло. – А тебе не насрать? – Не люблю пекло. С меня Африки хватило. – Майкл, да ты неженка, оказывается! – Еще какой! Нет, вообще-то мне здесь вполне нравится, – зевнул Михаил. – В Штатах вообще или в Сан-Франциско? – уточнил Эрик, поправляя темные очки-авиаторы. – Не знаю. Я ведь в Штатах всего три… нет, четыре дня, мы же во вторник прилетели? Блядство, в Москве ночь уже, здесь день… Чердак съезжает. – Ничего, когда часто мотаешься через океан, то быстро привыкаешь, поверь. – Верю, – усмехнулся Михаил. – Но не думаю, что мне часто придется это делать. Я вообще никогда не думал, что в Штатах окажусь. Лучше скажи, ты как мне визу умудрился выбить аж в три дня? Чтобы русскому в Штаты визу получить, нужны месяцы. А то и годы. И то не факт. – Майкл, без комментариев. – Как знаешь, мне плевать. – И мы с тобой не на прогулку приехали. – На работу, знаю, можешь не напоминать, – Михаил прикрыл глаза. – Не ожидал, что твой Старший так легко всё примет и отпустит тебя. – Легко? – Михаил хохотнул, и смех его прозвучал довольно нервно. – Легко… – Он ведь… – Он хочет защитить нашего. Вот и все. – Как и мы, – чуть улыбнулся Эрик. – Блядство, с парковками в этом городе как всегда полная жопа. Но тем лучше. Прогуляемся по пеклу. Тебе, русскому медведю, полезно. Да не переживай, тут всего полтора квартала. – А там что? – Бар, – пожал плечами Эрик. – Обычный. И он там. Он всегда туда заглядывает в это время. – Ты уверен? – нахмурился Михаил. – Я знаю, – со значением улыбнулся Эрик, и, казалось, даже зеркальные стекла «авиаторов» не могли скрыть хищного блеска его изумрудных глаз. Михаил промолчал, откинувшись на спинку сиденья. Здесь была территория его Эрика. Здесь Эрик был главным. А, значит, Эрик командовал. Михаил рассеянно смотрел на улицы Сан-Франциско, но перед глазами стояли события минувших дней после возвращения Старшего… Легко сказать «легко»… *** Подмосковье, август 2008 года – Легко сказать «легко», – пробормотал Старший. Они были в комнате боли: он, Младший, два раба и Владимир. Всё было по-старому. И всё было иначе. Старший жестом подозвал к себе Владимира и Олега. Те медленно приблизились. Олег не пытался скрыть напряжения, Губа была закушена, взгляд опущен. Владимир внешне был спокоен, но Старший хорошо знал своего старшего телохранителя, ныне ставшего фактическим руководителем всей службы безопасности, и понимал: тот на пределе своих психических возможностей. И еще Старший чувствовал на себе вопрошающий взгляд Младшего. Нет, Младший не пытался давить, он лишь вопрошал, но этот вопрошающий взгляд был тяжелее самого гневного взгляда. Михаил стоял чуть позади с нечитаемым выражением на лице. В подземелье все было как прежде. Но, странное дело, всевозможные секс-девайсы теперь смотрелись здесь как-то неуместно и нелепо. Они, как всегда, были аккуратно разложены по своим местам, но все равно складывалось впечатление, что кто-то в спешке приволок и сбросил их тут как попало. Да. Все изменилось, в который раз подумал Старший. Он молчал. Олег опустился перед ним на колени, Владимир стоял прямо, но склонил голову. Старший недовольно поморщился. – Встать, – приказал он. Олег повиновался. – Я убил бы вас обоих, и вы это знаете. Даже несмотря на то, что вы сделали потом… И, может быть, я вас когда-нибудь убью. Безо всякой жалости. Но я принимаю вас снова. Потому что он вас принял, – Старший указал на Младшего, похожего сейчас на неподвижную статую. – И потому что… потому что вы мне нужны. Воцарилось молчание. Олег снова попытался опуститься на колени, но Старший резким жестом остановил его. – Всё теперь иначе, – глухим голосом продолжал Старший. – Можете жить вдвоем открыто, я не возражаю. Всё. На лицах Олега и Владимира появилась растерянность. Не то чтобы они совсем не ожидали подобного решения Старшего. Просто жизнь вдвоем – тайная, украдкой, под вечным страхом разоблачения стала для них настолько привычной, что, казалось, они не понимали: а как же теперь? Как же… И как будто не понимали, а смогут ли они теперь вот так, просто быть вместе, не озираясь… Смогут ли? Ни тот, ни другой этого не знали. Их взгляды заметались, словно пытаясь найти ответ на вопрос. А взгляд Старшего был странно отрешенным, чем-то похожим на прежний взгляд Младшего. Словно Старший произнес свои слова и теперь отсутствовал, никого не видя и ничего не слыша. А во взгляде Младшего была спокойная уверенность. Владимир и Олег чувствовали: Младший действительно их принимал. Но не только. Лишь рядом со Младшим они смогут быть вместе, там. Иначе никак. Именно Младший, а не Старший отпустил их кивком, и Старший никак это не оспорил. В подземелье остался один Михаил. На лице Старшего вновь появилась улыбка – горькая, понимающая. – Ты тоже можешь жить со своим Киллерсом. Ты же всегда этого хотел, я знаю. – Спасибо, – хрипло ответил тот. – Мне? – с иронией спросил Старший. – Нет. Ты знаешь, что ему, – он кивнул на Младшего. Михаил тоже молча кивнул. Слова были не нужны никому из них троих. – Ты что-то хочешь сказать? – Старший, как всегда, видел своего раба насквозь. – Есть проблема, – хрипло заговорил Михаил. – Хейден начал убивать. Его сын нахмурился, в глазах промелькнуло нечто детское, но затем взгляд обрел львиную силу. – Я так и думал, – чуть слышно прошептал Саша… *** Лос-Анджелес, август 2008 года Йен с трудом припарковался на бульваре Санта-Моника. Он уже забыл, когда в последний раз сам садился за руль. Не то что бы он был снобом, считавшим ниже своего достоинства самому вести автомобиль, когда к его услугам всегда есть персональный шофер. Но просто в последний год ситуация вокруг него была слишком опасной, поэтому он почти всегда вынужден был передвигаться в бронированном лимузине и в сопровождении охраны. Сейчас же был тот редкий случай, когда он сам был за рулем, и рядом с ним не было никакой охраны. Йен сам распорядился, чтобы телохранители оставались в отеле. Ему предстояли две конфиденциальных встречи. Таких, о которых даже охране не следовало знать. Да, Йен знал, что рискует, что у него много врагов. Но те враги, которых он опасался больше всего и против которых начал тайную войну, вряд ли отдадут приказ о его расстреле в центре Лос-Анджелеса. Серьезные парни с берегов Потомака и Сены действуют иначе. Да, и на берегах Сены врагов у него стало на одного меньше, учитывая, что Вертье теперь жарился в аду. Йен искренне желал этого проклятому французу, хотя сам не верил ни в ад, ни в рай. Во всяком случае, до недавнего времени. До недавнего времени… Это «недавнее время» слишком многое в нем перевернуло. Саша, его милый Саша, всё твердил ему что-то о внутренней перемене. Об этом же говорил ему и старый Гор, каким бы маразматиком он ни был. Что ж, Йен и впрямь изменился. Только совсем не так, как предполагали Гор и Саша. Йен стал другим. Сколько бы он ни вопил, что не желает меняться. Но с него слетело внешнее, как слетает осенняя листва с деревьев, оставляя голый ствол и ветки. Нет, он не отказывался от того, за что боролся: от ценностей свободы и прочего. Но теперь эти ценности были важны только как служащие ему. И теперь он делал то, на что прежде никогда не решился бы. И это касалось не только «списка Хейдена» – тех, кто должен был умереть. Это касалось и Чамбе, все того же титанового месторождения. Прежде Йен отчаянно боролся за то, чтобы ситуация в этой стране была спокойной, чтобы сырье с титановых рудников без проблем могло перевозиться в морские порты, а оттуда транспортироваться на Запад. В этом ему противостоял Мурзин, финансировавший действовавших в джунглях повстанцев. И дошло до того, что повстанцы в какой-то момент даже стали обстреливать столицу. Но теперь Мурзин вышел из игры. Йен с изумлением узнал, что внезапно вставший у руля мурзинской империи Саша Забродин (его Саша!) умудрился войти в контакт с этими самыми повстанцами. Контакты осуществлялись через третьих лиц, и были серьезные подозрения, что тут не обошлось без вездесущего Киллерса. О чем именно мог договариваться с мятежниками Саша, сам едва не погибший в Чамбе, понять было трудно. Сведения службы безопасности Хейдена были весьма обрывочными. Было известно: регент мурзинской империи добивался от повстанцев прекращения боевых действий в обмен… Черт его знает в обмен на что. Впрочем, Йен знал, что Саша – альтруист и что пребывание в зоне конфликта, в нищих деревнях, затерянных в джунглях, могло произвести на сероглазого поэта неизгладимое впечатление, и теперь он вознамерился стать миротворцем… Что ж, это его дело. Для Йена важным теперь было другое: финансирование повстанцев со стороны Мурзина прекратилось. С санкции Саши или без нее (всё равно прежних финансовых ресурсов у Мурзина уже не было) – для Йена не имело значения. А имело значение то, что теперь в игру вступал он сам. Захвативший в Чамбе власть Нибигира оказался, по мнению Йена, полным идиотом. Хуже Нбеки, чтоб тому вечно гореть в аду! Да еще мутил воду соперник Нибигиры Магаба, получивший пост премьер-министра и мечтавший поскорее свергнуть Нибигиру. Один ориентировался на французов, другой на американцев. А Йен, Йен Хейден, столько сделавший для Чамбе и обладавший блокирующим пакетом акций «Сокоде», нагло игнорировался! С подачи Парижа и Вашингтона Йену ясно давали понять: в Чамбе ему ничего не светит, он должен продать свои акции. И Йен пошел ва-банк. К черту всё! Теперь уже он вступил в тайные контакты с мятежниками в Чамбе. Естественно, через посредников. Теперь он уже готов был платить им деньги за то, чтобы они блокировали трассу, соединяющую титановые рудники с океанским побережьем. Чтобы они устраивали атаки на само месторождение. И пусть это будет приносить ему убытки, которые будут исчисляться сотнями миллионов долларов. Пусть! Йен, словно игрок на бирже, теперь играл на понижение. Это была сверхопасная игра. Если в Вашингтоне и Париже узнают, кто стал новым спонсором мятежников, Хейдена точно скрутят в бараний рог. Йен не питал иллюзий. Он понимал, что затеял не просто опасную, но безумную игру. Однако безумцы, как ни странно, часто оказываются в выигрыше. Этому Йена научил, сам того не подозревая, Саша Забродин. Йен сознательно добивался обострения обстановки в Чамбе, руша и усилия своего сероглазого поэта, ни черта не смыслящего в большом бизнесе и живущего розовыми мечтами, и усилия американских и французских политиков и чиновников. Он знал, что может погибнуть в этой игре. Но надеялся сорвать крупный куш. В нужный момент выйти на сцену, стяжать лавры миротворца и стать незаменимой фигурой. От этой азартной игры бурлила кровь. Но Йен понимал, что это лишь попытка заполнить пустоту, которая образовалась в его жизни после короткого слова: «Подлец», присланного Сашей. Попытка спрятаться от одиночества, а главное – безнадежности… Йен думал о том, что в опасной игре, которую он вел, незаменимым помощником был бы Эрик. Он был как раз по этой части. Но Эрик теперь играл на стороне его врагов. Точнее, Йен сам причислил его к врагам и внес в список на уничтожение. Киллерса теперь стоило опасаться больше всех. Этот человек мог появиться где угодно словно из воздуха и разрушить самые хитроумные планы. Уж это Йен знал не понаслышке. Людей, способных соревноваться с Киллерсом у Йена попросту не было. Более-менее подходил Блэрс, прошедший школу ЦРУ и даже снабдивший Йена контактами в итальянской мафии. Но Блэрс не желал лезть в подобные дела. Йен перестал ему доверять. Блэрс тоже стоял в его списке на уничтожение. Но случилось непредвиденное. И весьма тревожное. Этим утром, когда Йен прибыл в Лос-Анджелес и заселился в отель, ему позвонил шеф службы безопасности Рамирес: Блэрс исчез. Накануне вечером он выехал из офиса в Сан-Франциско, остановился возле бара, в который имел обыкновение заходить едва ли ни каждый день после службы, чтобы пропустить кружку пива. В баре он действительно был. Однако не было никаких свидетельств того, что Блэрс вышел из бара. Его машина так и осталась стоять припаркованной неподалеку. Рамирес поднял тревогу. Исчезновение его заместителя было по определению чрезвычайной ситуацией. Тем более что Блэрс, бывший сотрудник ЦРУ, всегда отличался дисциплинированностью во всем. Он не мог загулять, уйти в запой или просто уехать, никого не предупредив. Сотрудники службы безопасности ринулись в злополучный бар. Им удалось выяснить, что в баре к Блэрсу подсели двое мужчин, которых никогда прежде здесь не видели. Один из них был высоким, черноволосым, но это все, что могли о нем сказать. Внешность другого была более примечательной. Настолько, что Йен вздрогнул. Речь шла о человеке с рыжеватыми волосами и зелеными глазами. Всё было ясно. Йен почувствовал приступ паники. Киллерс. Киллерс здесь. Он уже действует. Что он сделал с Блэрсом? Похитил? Убил? От Киллерса можно было ожидать всего. Он легко справился бы с Блэрсом, тем более что у Киллерса был какой-то подручный. Первым побуждением Йена было немедленно возвратиться в Сан-Франциско. Но он взял себя в руки. Да что такое, от одного имени Киллерса он приходит в ужас! Нет. Йена Хейдена не запугать. Хоть легиону киллерсов. К дьяволу их всех. Он выполнит задуманное. И не будет трястись от страха в отсутствие охраны. Йен действительно совершенно один отправился на конфиденциальную встречу с людьми, которые были связаны с чамбийскими повстанцами. Встреча проходила прямо под открытым небом, в одном из укромных уголков Западного Голливуда. Йен не был уверен, что за ним не было слежки. Но он встречался с профессионалами, которые были способны эту слежку заметить. Но они заверили, что всё чисто. Встреча прошла плодотворно. Повстанцы, точнее, люди, их представляющие в Штатах, с удовольствием готовы были принять помощь Хейдена, чтобы заниматься привычным делом: обстреливать трассу Сокоде-Агазе, устраивать атаки на месторождение, ну и попутно грабить деревни враждебно настроенных к ним местных племен. Детали планировалось обсудить позже, но не было сомнений: Йен с повстанцами договорится и быстро займет то место, которое прежде занимал ненавистный Мурзин. Окрыленный успехом Йен помчался на вторую встречу. Она была, возможно, опаснее предыдущей. И, по большому счету, магнату, публичной персоне Йену Хейдену вообще не следовало идти на эту встречу. Эх, если бы с ним был Киллерс! Но встреча касалась как раз устранения Килеррса. И его любовника. Итальянцы, подрядившиеся прикончить обоих, признавали, что на Киллерсе их операция забуксовала. Да и его любовник был большой мастак заметать следы. Было известно, что он живет в доме Мурзина под Москвой, но установить там постоянное наблюдение было невозможно: слишком сильна была охрана дома. В связи с этим итальянцы намеревались выманить Киллерса и его любовника «на открытое место» и там сделать свое дело. Этот вопрос им необходимо было обсудить при личной встрече с Йеном. Никак иначе. По логике Йен вообще ничего этого не должен был знать. Якшаться с мафиози-убийцами – это было как в плохом фильме. Но у него была все та же проклятая проблема: некому было довериться. Некому! Йен никогда сам не занимался ничем подобным. Все делалось через Эрика, который формально не имел к компаниям Хейдена ни малейшего отношения. Служба безопасности Йена Хейдена вообще никак не была связана с чем-то, даже отдаленно напоминающим криминал. Такое жесткое требование ставил перед своими подчиненными сам Йен, желавший, чтобы его компания была образцом прозрачного и ответственного бизнеса. Теперь Йен пожинал плоды своего чистоплюйства! Он, обладатель многомиллиардного состояния, публичная персона, живое воплощение американской мечты, теперь должен был тайком встречаться с темными личностями и обсуждать подготовку убийства. Точнее, не убийства, а ряда убийств! Это было немыслимо, но это было именно так. Йен теперь знал, что Киллерс бродит где-то рядом. Он не в Европе, он здесь, в Штатах. Вчера он был в Сан-Франциско. А сегодня? Вполне мог оказаться в Лос-Анджелесе. Пусть вероятность того, что он следит за Йеном, была ничтожно мала, но все же… В голову Йена лезли параноидальные мысли: в службе безопасности, даже в его личной охране мог быть крот, сливавший Киллерсу информацию о его передвижениях. Это было невыносимо. Киллерс становился каким-то наваждением! Йен чувствовал, что перед второй встречей ему надо сбросить напряжение. Он знал неприметные заведения на Санта-Монике, бывал там неоднократно. Там не гнушались появляться даже звезды Голливуда. И что с того, что Йен Хейден, не скрывающий и даже бравирующий своей сексуальной ориентацией, зайдет в один из гей-клубов? Все, что хотел Йен, это чтобы ему кто-нибудь отсосал. Все равно кто. Нет, не какой-нибудь старый урод, а более-менее привлекательный парень. А в таких здесь недостатка не было. Заведение, в которое вошел Йен, вечером и ночью действовало как полноценный гей-клуб. Днем это был просто бар, но имелись небольшие кабинки, где посетители, почувствовавшие непреодолимое желание, могли удовлетворить его сразу, без проблем, по взаимному согласию. Это было именно то, в чем сейчас нуждался Йен. *** Москва, август 2008 года