Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 26

— Сёрэн, сколько весишь? — бросил господин Йорн через плечо, проверяя прибором давление в шинах.

— Семьдесят шесть, сэр, — с готовностью отрапортовал Сёрэн.

Он не знал, за что хвататься. Ему хотелось полюбоваться на господина Йорна, похожего в черном мотоциклетном костюме на демона (интересно, а был ли у госпожи такой же костюм?); хотелось полюбоваться и самим собой — может быть даже, впервые. Прежде — и Сёрэн туманно начинал это осознавать — он наряжался лишь для господ, а они требовали, чтобы питомец был одновременно одет и раздет. Наряд его не защищал, а только выставлял на показ, облегчал доступ, делая его каким-то — Сёрэн даже не знал, как это назвать — беспомощным, не смеющим шагу ступить без приказа, жалким. Есть ли такое слово, которое назвало бы все это разом? Предательство! Да, верно! Костюмы, которые Сёрэн надевал по требованию господ, были похожи на друзей-предателей. Они сначала нашептывали, что Сёрэн симпатичный и стройный, так что он даже себе немного нравился в зеркале, а потом провоцировали это зверско-слюнявое возбуждение у гостей виллы, и те требовали удовольствия — грубого, растаптывающего. Иногда они хотели его по несколько дней, и домогались новых нарядов и новых игр. Крепкий, довольно тяжелый мотоциклетный комплект с серыми геометрически вставками и белыми надписями, походил немного на костюмы для квестов, в которых Сёрэн неизменно проигрывал, как ни старался, но он явно не был предателем. Мотокостюм действительно был сделан так, чтобы его защитить, а не сдать со всеми потрохами, и Сёрэна на долю мгновения пронзила, словно молния, мысль, что, будь он в таком костюме… Черт возьми! Если бы к нему подошел какой-нибудь совсем незнакомый гость и стал требовать удовольствия, Сёрэн бы осмелился сказать «нет». Может быть даже оттолкнуть… Или даже… Его окатила волна жара и испуганного удовольствия, словно дальнее эхо оргазма — Сёрэн мог бы его даже ударить… как он ударил господина Йорна ни за что, ни про что… Ведь он мог ударить. Сильно. Смог бы он ударить Наставника? А Господина? Чтобы не думать о Наставнике, каковой даже незримым своим присутствием в мыслях вызывал нервный озноб, Сёрэн стал искать, на что отвлечься.

— Малохольного из тебя сделали… — отозвался господин Йорн и стал что-то проверять в механизме, который держит колеса (Сёрэну бы расспросить, как у дивного стального жука называются части роботического туловища, но не осмелился навязываться). — Заднюю подвеску сейчас быстро подрегулирую и можно будет выдвигаться.

— Ты, наверное, еще больше похудел, мальчик, — госпожа Лизбет, стоявшая, скрестив руки, и благосклонно наблюдавшая за супругом и «ребенком», отделилась от дверного косяка и подошла к Сёрэну. — Не слишком на нем висит экипировка? — сказала она, обращаясь к Йорну, но при этом щупала плечи юноши — толстая кожа куртки немного проваливалась ниже жесткого наплечника. Сёрэн с удовольствием поежился под ее пальцами.

— Пока, мадам, что есть, то и повесили, — развел руками Йорн. — Ему надо на полразмера меньше… А еще лучше нормальным спортом начать заниматься, не только танцульками.

— Ты не прав, дорогой. Полдэнс — это пресс и руки, как у терминатора, — ответила полусмехом госпожа. Сёрэн вертел головой, то рассматривая украдкой красивую маленькую даму, то обращая взор к господину в ожидании его ответа на реплику супруги. Еще очень хотелось, чтобы госпожа Лизбет опять погладила по голове.

— Лиз, парню в первую очередь нужна дыхалка, как у терминатора, чтобы драпать в случае неприятных неожиданностей, умение тараканом взбираться по вертикальной поверхности и хорошо поставленный прямой в челюсть — дабы приварить первым и сваливать огородами по пересеченной местности, где его не догонят без специальной подготовки. Шесть ядер — это хорошо, только к ним надо переустанавливать операционку. Жалко, что жесткий диск нельзя полностью отформатировать, — присовокупил господин Йорн, смотря Сёрэну в глаза. Тот не понял, что имеется ввиду, но все равно улыбнулся, потому что, судя по интонации, во фразе была какая-то юмористическая составляющая.

— Господин Аланд, а что же вы молодому человеку оптозащиту замаскировали, а синяк совсем не припудрили?

— Ничего страшного, госпожа, он уже почти прошел, — мягко встрял Сёрэн, сияющими глазами смотря сверху вниз на госпожу Лизбет.

— Пускай носит с честью, — отозвался в свою очередь господин Йорн. — Старый рассосется — сделаем реплику. Сёрэн, согласись, что ты с фингалом выглядишь брутальнее? — он оскалил опасные острые клыки в подначивающей ухмылке.

— «Брутальнее» — это как, сэр? Простите, я опять слово не знаю. Я не слышал, мне кажется, никогда.

— Как настоящий мужик.

— А как…

— Йорн, я тебя прошу, не морочь ребенку голову, а то сейчас начнется антропологический диспут касательно, что такое «настоящий мужик», — всплеснула руками госпожа Лиз. — Нельзя же так издеваться над мальчиком. Не забывай, что это не Брайан и мы не на вечеринке в «Синюшном Братстве».

— Богохульствуете, мадам? Слышали бы почтенные, пардон муа, члены, как вы их клуб обозвали, — хохотнул Йорн. — Зато оцени, насколько мальчик проблематизирует сознание, непрерывно, 24/7. Шагу ступить невозможно, не вляпавшись в какую-нибудь узуальную общественно-политическую категорию, которая на поверку требует безжалостной деконструкции.

— Сэр, я не знаю, почему я такой. Простите, если я опять создаю неудобства своей глупостью…

— Сёрэн, если ты еще раз извинишься без повода, я тебя ударю.

— Не обращай внимания, он шутит, — сказала госпожа Лизбет, и покровительственно взяла «ребенка» под руку, отчего у Сёрэна участилось сердцебиение. Хотелось прильнуть к ней, может быть, даже забиться в ноги, если она прикажет, и тихо лежать, не шевелясь.

— С какой стати на меня предлагается не обращать внимания? — возразил господин Йорн, взгляд его за секунду переменился из иронически-насмешливого в ножевой. — Я подобными угрозами просто так не разбрасываюсь. Сильно бить, конечно, не стану, но ребенок точно получит подзатыльник, когда в следующий раз пресмыкнется. Ты понял меня, Сёрэн?

— Д-да, сэр, — напрягаясь ответил тот.

— Прекращай уже превентивно чадить этим «простите», как из кадила, будто оно тебя убережет. Просить прощения нужно только тогда, когда ты искренне чувствуешь угрызения совести. Если же ты прав или вовсе ни при чем, но тебя выбрали в качестве козла отпущения, то никакими извинениями ты от пера в ребра не прикроешься. Только железобетонная твердость и ответная агрессия могут тебя спасти, — почему у Сёрэна было чувство, как если бы господин Йорн говорил все это, схватив его за горло? — Твой, с позволения сказать, «Наставник», — или какое звание он себе присвоил? — он часто сменял гнев на милость, когда ты распластывался перед ним в пыли?

— Но, если бы я не просил, я не знаю, что бы он со мной сделал, — Сёрэн сопротивлялся, пытаясь оторвать душившую его воображаемую руку с шелковой черной шкурой и узорными шрамами.

— В том-то все и дело, что не знаешь! И у тебя смелости не хватило узнать, друг мой. Я полагаю, ты бы очень сильно удивился, его беспомощности.

— Он говорил, что меня убьет.

— И ты ему верил?

— Он надевал на меня маску и не давал дышать, — опять настойчиво возразил Сёрэн, чувствуя, что у него непроизвольно дергается мускулатура у носа и мелькает кастрированный оскал.

— Сёрэн, я тебя не обвиняю в трусости. Я понимаю, почему ты боялся проверить этого мудака на прочность: тебе из каждого утюга гудели, что ты гроша ломаного не стоишь. Это ложь, естественно. Но поверь мне, если бы ты взял волю в кулак и пару раз довел себя до обморока в маске, но без мольбы о снисхождении и прочего мельтешения, он бы иначе на тебя посмотрел.

— Йорн, они придумали бы еще что-нибудь, — госпожа Лизбет, прижимая к себе Сёрэна, будто хотела защитить, то ли от Йорна, то ли от Наставника, то ли от всего мира.