Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 25

— Лиз, ты же знаешь, что я не гоняю, тем более, с ребенком на борту, — господин Йорн похлопал по установленной перевозке. — Майерс! Будь любезен, ошейник и поводок принеси! — пес оживился больше прежнего (хотя куда уж больше!) и длинными прыжками рванул в гостиную.

— Сэр, вы разрешите спросить? — неожиданно для себя самого вдруг подал голос Сёрэн. Он, надо заметить, в обществе господина и госпожи стал гораздо меньше взвешивать ситуацию, прежде чем заговорить, ему часто казалось, что он открывает рот и высказывается помимо собственной воли. Раньше бы он поостерегся задавать пустячные вопросы, наподобие того, который возник у него сейчас.

— Да, конечно, Сёрэн, — глаза господина Йорна мгновенно сделались опять колючими и настороженными.

— Мне просто интересно: Господину Майерсу нравится ходить на поводке?

Молниеносный обмен взглядами между госпожой и господином. Майерс тем временем, гарцевал по саду, волоча ремень с пристегнутым к нему оранжевым ошейником, и мотал головой, будто трепал пойманную крысу или змею.

— Видишь ли, если бы Господин Майерс был… спасибо, сэр. Погоди немного, сейчас надену… — Йорн оборвал фразу и наклонился к псу, забрал у него из пасти поводок. — Обязательно было по земле протащить?.. Словом, коли Господин Майерс категорически с чем-то не согласен, он весьма недвусмысленно дает нам, двуногим дуракам, это понять. Для него поводок — что-то наподобие канала связи. Не удивлюсь, если ему перепало во время нуклеотидной сборки и от наших обезьяньих предков. Какой-нибудь безусловный рефлекс…

Сёрэн оживился, потому что у него в памяти всплыли сразу несколько интересных наблюдений, которыми очень хотелось поделиться:

— Вы знаете, обезьяны ведь друг друга часто держат за хвост, когда идут вместе! У нас в саду их распугивали, они уже боялись за стену перелезать. Но когда забирались новые, не местные, стайки, то я видел, как они между собой общаются. И еще в документальных фильмах объясняли, что детеныши сначала цепляются за шерсть, а потом за хвост, когда начинают сами бегать.

— Все возможно. Конечно… — кивнул Йорн то ли снисходительно, то ли рассеянно.

— Но я не люблю поводок, — неожиданно присовокупил Сёрэн. — Я не против ошейника, в нем удобно, и он мне несколько раз помог, если честно. Просто неприятно, когда приходится просить кого-то снять, если идешь в душ. Если бы мне дали ключ, я бы мог сам снимать и надевать, не понимаю зачем его прятать… Но на цепи я не люблю. Я поэтому и спросил: может быть это неправильно для питомца? Я же вижу, как радуется Господин Майерс.

Высказавшись, Сёрэн поднял глаза на хозяина дома — он был твердо обучен не смотреть прямо в лицо господам, когда разговаривал, но всегда чувствовал от этого дискомфорт. Ему почти органически требовалось пристально следить за реакцией собеседника, подмечая малейшие колебания в мимических мышцах. Может быть, поэтому Сёрэну так нравилось подвижное и открытое белозубое лицо господина Кхаде? На нем столько всего можно было прочитать. Выражение масочного лица у господина Йорна раскодировать было немного сложнее, но Сёрэн быстро приноровился. Сейчас на нем была написана не то, чтобы растерянность, а, скорее, смиренное принятие. Словно он уже свыкся с чем-то одновременно трагическим и несуразным, но все же Йорн явно не знал, как на вопрос Сёрэна ответить.

— Как тебе? — бросил он, наконец, в сторону Лизбет.

— Все относительно. Если не знаешь, что ты раб, то и нет повода рефлексировать, — промолвила та.

— А что такое «раб»? — совершенно осмелев, спросил Сёрэн.

— А давайте мы сейчас, непосредственно перед поездкой, не будем завязать в глубоко метафизических болотах, — опять слегка раздраженно ответил Йорн. — Вернемся еще к этому разговору, но не сейчас.

— Простите, сэр, как вам будет удобнее… — извинился Сёрэн, и все-таки, чуть поразмыслив, не выдержал и присовокупил: — Но это не то же самое, что «питомец»?

Йорн молчал, выразительно скривив шрамированные губы. У Сёрэна же все тело напряглось в рефлекторном ожидании подзатыльника или пощечины. Причем рассудком он понимал, что господин Йорн отнюдь не такой, как Наставник, он за все время пальцем его не тронул, и даже голоса, можно считать, не повысил. Но все равно Сёрэна грызла мысль, что он испытывает терпение господина и наглеет бесстыдно, продолжая настаивать, когда ему уже прямым текстом сказали, что не хотят отвечать на вопрос. Откуда у него это взялось вообще? Куда он лезет? Зачем дергает господина Йорна за хвост, как та ворона из смешного видео?

— Сёрэн, обычно «раб» и «питомец» — хочется верить! — разные вещи. Но в контексте твоего происхождения… — ответил господин Йорн по-прежнему с немного колючей нотой, но вполне незлобливо. Он был поразительно терпелив. — Сёрэн, я тебя прошу, давай пока отложим девушку в сторону. У нас будет достаточно времени погулять и поговорить сегодня. Лучше одевайся и прослушай первичный инструктаж.

Если господин Йорн решил, что ему удастся переключить внимание юного ракшаса на блестящую игрушку, и что Сёрэн так легко позабудет вопрос, вонзившийся в него, будто заноза, то он Сёрэна явно недооценивал, равно как и его привычку завязать в «метафизических болотах». Ведь он уже перехватил как-то раз слово «раб» от гостей на вилле, только не придал ему особого значения. О чем шла речь, он все равно не расслышал, только отметил, что на гостя, кажется, шикнули… А впрочем, игрушка была отменная, и у Сёрэна даже появилось нервное покалывание в пальцах от желания почувствовать, как она сдвинется с места. В пояснице и бедрах разлилось что-то вроде томления, когда он представил, что стальной зверь его сначала строптиво дернет, а потом, зажатый между ног седока, неутомимо и послушно покатит во много раз быстрее, чем Сёрэн мог бы бежать хотя бы десять секунд… Забираясь в мотоциклетный костюм, Сёрэн со всей возможной внимательностью прислушивался к объяснениям господина Йорна относительно техники безопасности. Кроме того, он незаметно принюхивался. Запах был едва уловимый, сильно разбавленный, но он донесся до ракшаса невесомой волной, когда господин начал надевать свой костюм и махнул курткой, натягивая рукав… На мотоцикле полагалось сидеть, крепко держась за талию пилота, поскольку ручки для пассажира у данной модели не предусмотрено. Господину Йорну руки не выкручивать, за одежду не хватать и воротником куртки странгуляционных линий не оставлять. Сдавливать диафрагму и перекрывать поступление окислителя с помощью объятий строго воспрещалось, крошить таз пилота приводящими мышцами бедра тоже было, увы, нельзя. Расслабляющий массаж во время остановки на светофоре, напротив, приветствовался, также как чашечка чая, или Сёрэн мог сгонять в ближайший бар за пинтой пива, лет на восемнадцать он вполне выглядит… Да какое удостоверение, Лиз! Мы же не в прошлом веке живем, чтобы беспокоиться о подростковом алкоголизме… Сёрэн сдержанно хихикнул, видя, что госпожа Лизбет улыбается, хотя, в общем-то ничего смешного в приготовлении чая, или массаже, или пиве ему не виделось — обычные обязанности… Ужасно подозрительный был запах… Сёрэну по инструкции полагалось отклоняться в ту же сторону, что и водитель, и вообще работать вместе с ним синхронно и слитно, особенно на поворотах, не пугаться глубоких наклонов и не пытаться выровнять машину. На шоссе ему вменялось в обязанность работать рюкзаком, на малых же скоростях становиться бесплотной тенью пилота, желательно даже головой не вертеть и клювом не щелкать… Сёрэн жадно впивал каждое слово, регулируя молнии на куртке, которая была ему немного велика в плечах, и не мог не раздувать ноздри, потому что от черного костюма господина Йорна шел четкий сигнал: пахло кровью… Ноги полагалось ставить на специальные подставки и избегать соприкосновения с выхлопными трубами. Садиться в седло и спешиваться можно только когда разрешит господин Йорн, по глушителям, цепи и прочим подвижным элементам ботинками не егозить и пальцы в бензобак не совать… Не хватало Сёрэну в бензобак пальцами залезать, оттуда же воняет препротивно… Еще рекомендовалось воздержаться от долбоклюйства, сиречь не долбить и не клевать господина передней панелью шлема, когда господин будет притормаживать… Все-таки очень странный запах: Сёрэн хорошо знал, как пахнет кровь ракшаса, особенно после потасовки с Ареном, да и мелкие пару раз прищемляли пальцы до крови или обрезались бумагой. А вот как пахнет человеческая кровь, Сёрэн, кажется, вовсе не знал. Но кроме кровяного следа, был еще след химический, неприродный, будто обожженное что-то. Сёрэна этот аромат неизвестности, странной, темной и чреватой опасностями, будоражил, лишал покоя и, скажем откровенно, притягивал, как магнит. Тем не менее, благоразумие подсказывало, что ни в коем случае не стоило сообщать господину, что он почувствовал от него запах крови и гари… Болтать по рации в шлеме без необходимости запрещалось — поток в Грэйтер Лондон сложный и непредсказуемый, поэтому не до разговоров даже господину Йорну, несмотря на нечеловеческую скорость реакции. Еще нельзя было ерзать, прыгать, обмениваться взаимными подколками с Майерсом, сползать на пилота при резком торможении, заваливаться на старте назад, размахивать выступающими частями тела, поднимать визор и корчить рожи другим участникам движения.