Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 29

Пение вдруг оборвалось, Уна встрепенулась, а Диана вдруг сладко потянулась и сонно сказала:

— Спать хочу, мамочка! Ужасненько хочу спать! — и пошатнулась.

Уна бросилась к ней, подхватила, и спящую понесла на кровать. Быстренько стянула с девочки платье, оставив только в трусиках и рубашке, накрыла одеялом и долго еще стояла, прислушиваясь к дыханию дочки и пытаясь уловить нотки болезненной хрипоты. Но ничего не услышала. Диана просто уснула, да и все тут. Устала!

И тогда Уна вернулась к больному. Пощупала его руку, осмотрела… чудо, настоящее чудо! Уна читала о таком в трактатах, но лично видеть так и не пришлось. Волшба высшего разряда — это не ее уровень.

На том месте, где Уна сшивала кожу, остался круг из ниток, вросших в плоть, и Уна поморщилась — придется их удалять, иначе может начаться воспаление — организм станет отторгать инородные тела. Пока парень спит — надо сейчас им заняться.

Удаление ниток заняло минут двадцать. Потом Уна Пела, затягивая кровоточащие ранки на месте бывших швов. Когда закончила — вместо шва остался только едва заметный рубец, опоясывавший руку по кругу. Если на него положить какую-нибудь татуировку, рубец и вообще не будет заметен. Уж Уна-то это знала! Всю ее спину занимал сложный, переплетающийся узор цветных линий, переходящих на бедра и ягодицы. Захотела — и сделала! Отправилась к татуировщику в городе, и сделала такой красивый узор!

Скандал был, конечно, несусветный. Отец кричал, что она уронила честь семьи императора, что разрисовалась, как шлюха, что этот узор могут видеть только тогда, когда она стоит обнаженной и на коленях, и только шлюхи делают такое. И что это постыдно!

Уна не стала говорить, что постыдно трахать первую попавшуюся женщину, начиная с горничной и заканчивая замужними дворянками любого возраста — как это делает ее отец. А если ее рисунок возбуждает любовника — так это для того и придумано. Пусть возбуждается, глядя на ее татуированную спину! Для ее же, Уны, большего удовольствия.

Но ничего такого не сказала. Выслушала, а потом на нее снова махнули рукой — пусть живет, как живется глупой отщепенке. И она жила — счастливо и весело. Пока не случилось ЭТО.

Кстати сказать, она так никому и не сказала, что этот узор магический и призван концентрировать, усиливать ее магическую силу. Потому при достаточно небольшом врожденном таланте, она умела управлять большей магической силой, чем ей было дано от природы. Узор — это артефакт, сделанный из красок, в которые положены магические ингредиенты.

Кому какое дело до ее татуировок? Плевать бы на них на всех. На всем белом свете есть только два существа, которых она обожает — Кахир и Диана. Остальное — есть оно, или нет, Уне совершенно безразлично.

Все. Швов почти не видно, рука будто и не валялась в грязной тряпке — синяя и противная.

Уна удовлетворенно цокнула языком и посмотрела на кровать, где мирно посапывала носиком дочка. Вот же счастье привалило! Наверное, Уна все-таки это заслужила. Нет, точно заслужила! Людей спасала! Практически бесплатно! Ну да, бесплатно — разве те деньги, что платили ей, лекарке высшего разряда — это правильная плата за ее услуги? Но с местных больше не возьмешь — и совесть не позволит, и просто у них нет таких денег. Вот эта операция по пришиванию руки стоила бы в городе невероятных денег. Сотни, а то и тысячи золотых! В зависимости от того, кому делали волшбу. Само собой — очень богатым цена побольше, тем, кто победнее — поменьше. Таков закон жизни!

Уна встала, накрыла спящего парня его же тулупом. Кстати, и правда пованивает — с чистотой у деревенских не так чтобы уж очень. Раз в неделю — в баню, а в остальное время пот высыхает прямо на теле, впитывается в рубахи, так что несет от лесорубов просто ужасно. А если еще и выпьют…

Уна не выносила местного самогона — мутного, вонючего, и всегда отказывалась пить. Тем более что боялась в пьяном виде сболтнуть что-нибудь лишнего. Помнила из прошлого, что подпив — становилась буйной, ее тянуло веселиться, толкало на разные совершенно необдуманные и даже неприличные поступки, и больше всего заводила мысль, что если о том, что она вытворяет на людях узнает ее семья… скандал будет невероятный — до небес!

Слава богам, Уна ни разу не попалась. Хотя участвовала самое меньшее в десяти драках, двух десятков скандалов и трижды едва не была прирезана проститутками, у которых увела красивых денежных кавалеров. Увела просто так — переспала только с одним, от остальных потихоньку скрылась. И кстати сказать — секс с этим одним ей совсем даже не понравился. Кавалер был грубым, требовал… хм-м… того, что она не любила (зад не для того создан!), и даже попытался ее ударить. За что и был безжалостно измордован — она свернула ему нос, выбила передние зубы и сломала несколько ребер. Потом ее разыскивали по всему городу, так как этот молодой хлыщ оказался сыном аристократа старого рода, который уже тысячу лет был основным поставщиком дорогих тканей и ковров в королевство.

Ко всему прочему, после того, как Уна отсиделась дома и месяц не выбиралась в город, стоило ей выбраться — ее тут же узнала одна из трактирных шлюх и попыталась вонзить ей небольшой, но очень даже острый ножик прямо в пупок. Хорошо, что Уна вовремя заметила поползновения проклятой девки и вырубила ее и трех шлюхиных подружек, решивших прийти на помощь незадачливой товарке.

Но вообще, трактирные драки редко заканчивались поножовщиной. Летали стулья, кружки, миски, трещали кости, с хлюпаньем выбрызгивалась кровь, но… никаких ножей, мечей, стилетов и кинжалов. Не говоря уж об арбалетах и луках. Трактирная драка — это любимая народная забава, а вот поножовщина — это плохо. Это порицаемо. И вышибалы трактиров, а тем пуще стражники — строго за этим следили.

Но, конечно же, не обходилось и без поножовщины — и Уна этому пример. Кстати, именно тогда она взяла себе имя «Уна», под ним ее и знали в злачных местах столицы Королевства. Красивая молодая девчонка, которая не прочь гульнуть с интересным мужчиной, которая пляшет так, что искры летят, и которая не лезет в карман за словом и за ножом.

Кто она, где живет, чем занимается — никто не знал. И уж точно не догадывались, что эта красивая девка на самом деле одна из самых богатых и родовитых женщин Королевства — самая что ни на есть настоящая принцесса.

Нет, Уна точно не была гордостью своей семьи, воспитанной и тихой девушкой, мечтающей только о счастливом замужестве. И, кстати сказать, Уна сильно подозревала, что мама прижила ее с одним из своих многочисленных любовников. Иначе в кого она уродилась, такая бунтарка? Да и внешностью Уна не очень-то походила на папашу — грузного, даже полноватого мужчину с короткими ногами и тяжелым, квадратным туловищем. Уна иногда хотела спросить у матери напрямую — кто на самом деле был ее отцом? Но знала, что это совершенно бесполезный и даже глупый вопрос. Мать только оскорбится, состроит обиженное лицо и месяц не будет с ней разговаривать. А потом скажет, что дочь не в своем уме, и… в общем — ничего хорошего не скажет. Только гадости.

Ах, мама, мама… жаль ее до слез. Она так-то была неплохая, и по-своему любила Уну, хотя больше всего ее занимала своя уходящая красота и молодые гвардейцы — вместе с парикмахерами, служками, пажами и всеми мужчинами, которые готовы были упасть в ее гостеприимную постель.

Толпа бунтовщиков растерзала ее, глумилась над телом несчастной королевы. Уна даже вспоминать не хочет, что тогда сделала возбужденная кровью и вином толпа. Что сделала толпа с ее братьями и сестрами. И сделала бы с ней, останься она в дворце еще хотя бы на миг.

Но воспоминания лезут и лезут в голову. За эти годы Уна уже притерпелась, боль почти ушла, воспоминания затянулись ряской и тиной, как дно старого пруда. Но вот нет же — все всколыхнулось, все полезло из памяти, как иглы из мешочка с нитками. И виной этому новообретенная дочка, нарушившая устоявшийся порядок, уничтожившая покой отшельницы. Уж очень Диана была похожа на нее маленькую — такая же темненькая, такая же губастая, глазастая, любопытная, как сорока. И умненькая.