Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна - Страница 47

LPI

, когда они перейдут к нему, – проговорил Крышаев медленно, и добавил тоном, исключающим недопонимание, – один к двум. Лариса Сергеевна сидела молча с минуту. Потом потянулась дрожащей рукой к виску. – Ты уверен? – ее голос ослаб. – Конечно, Лара, – печально подтвердил он, – я мог лишь надеяться, что ты не пойдешь на поводу, когда он предложил свои махинации для удаления меня из акционеров, но я и представить не мог, что ты не отстегнешь ему пару процентов акций из своего пакета или пару миллиардов ради того, чтобы он не сел в лужу. Это слишком неожиданно, хоть и вполне похоже на тебя, Лара. Чем ты руководствовалась? Стремлением сохранить контрольный пакет акций для его детей, ведь так? Но как только тебя не станет, он отдаст шесть процентов людям, сохранившим для него президентское кресло. – Это невозможно... он не мог на это пойти... даже ради места. Это же огромные деньги, кто мог одолжить ему их? Крышаев невесело засмеялся, качая головой. – Я не знаю, Лара. Я на самом деле не знаю. Воцарилось молчание. Женщина забыла о незримом присутствии Крышаева, он же наблюдал за ней. – Я знаю, как это важно для тебя, – сказал Николай через какое-то время и поправился: – Ты показала, насколько это важно. Я могу помочь. Лариса Сергеевна подняла взгляд и горько рассмеялась: – Ты отдашь мне свои шесть процентов? – Нет, Лара. Я никому и никогда не отдам свои деньги и свой голос, – улыбнулся Крышаев, – даже тебе. Но ты прекрасно знаешь, что у меня нет наследников. По крайне мере таких, каким я хотел бы что-то оставить. Мы... мы могли бы расписаться. – Не поняла. – Я делаю тебе предложение, Ларочка, – объяснил Крышаев и Лариса Сергеевна нахмурилась с еще большим непониманием, – мы можем составить брачный договор, посредством которого избавим друг друга от претензий на имущество, но наследницей моего куска

LPI

будешь ты. Женщина подалась вперед, и если бы перед ней оказалась не проекция, а живое лицо, Крышаев получил бы пощечину. – Не торопись с ответом, дорогая, – усмехнулся Крышаев. – Я пока не на смертном одре... и, кстати, благодаря твоему решению, мы с твоим сыном еще не скоро начнем палить друг в друга. Лариса Сергеевна была сама не своя весь день, и это ужасно вымотало ее. Около пяти она набрала сына. – Как ты посмел?! – обрушилась она на него, а потом отклонилась в кресле. Михаил был вымотан как никогда, и ничто уже не могло скрыть это, как и тронуть его за живое. – Конкретнее мама, у меня мало времени... – устало сказал он. Женщина сглотнула, глаза заслезились от жалости, переполнившей ее. Пытаясь взять себя в руки, она продолжила, но уже тихо, еле различимо: – Ты взял кредит под акции холдинга... один к двум! Михаил склонил голову, отчего его взгляд всегда становился угрожающим. Он вовсе не собирался производить такое впечатление, глядя на мир исподлобья лишь потому, что где-то рядом был враг. – Откуда тебе это известно? Мать замялась. – Ну?! – Николай сказал. Михаил прикрыл глаза и тяжело вздохнул. – Он знает, кто дал мне в долг? – Нет, – качнула головой мать, – Лишь имена. – Понятно. Что ж... я это сделал, мама. Ты не должна была это узнать. Но раз узнала, я ничего не могу изменить. В полных слез глазах Ларисы Сергеевны не было осуждения. Она понимала, что сама толкнула на это сына, и он никогда бы не пошел на сделку, будь для него приемлем другой выход. – Извини, мама, у меня действительно куча дел. Я заеду на неделе. Пока. – Миша... Михаил отключил связь и посидел с минуту, задумчиво крутя в пальцах зажигалку. Потом достал из сейфа пистолет. Его тяжесть и прохлада заставили мужчину задержать оружие в руке. Затем он отправил его за пояс. – Михаил Юрьевич, на связи господин Иванов. Михаил обернулся к столу, раздумывая, ответить сейчас или перенести этот разговор на потом. Он не хотел больше произносить ни слова в своем кабинете. Но Иванов, представляющий “Русь”, звонил Михаилу первый раз за не полных пять лет его президентства. Это было странно, и он вернулся на рабочее место. – Приветствую, Михаил Юрьевич, – поздоровался Иванов, Михаил вежливо кивнул. – Обстоятельства вынуждают меня обращаться к вам лично, что можно было ожидать после события двухнедельной давности. Насколько я понимаю, раз вы стали генеральным директором “Живого проекта”, вы взяли на себя и наш сектор работ. Михаил не любил этот язык. Каждый раз он чувствовал, что его засасывает в трясину, а перед глазами клубится туман, мешающий увидеть спасительную веревку. Он лишь приблизительно понимал, на какой теме растекается словами собеседник, и потребовал ясности: – Какие обстоятельства, какие события, какой сектор работ? – Я имею в виду вашу неудачную попытку реорганизовать

LPI

ради того, чтобы избавиться от господина Крышаева, как учредителя. И удачную попытку смещения его с должности главы “Живого проекта”. Вследствие этого господин Крышаев больше не желает заниматься связями с... нами. – Простите, у меня мало времени. Какова цель вашего звонка? Конкретно. – Конкретно, настало время платить по счетам. Если мы не... Он замолчал. – Вы не... что? – Вы же помните, что просили позаботиться о том, чтобы рассмотрение вопроса прав живых проектов было заморожено? Михаил понял, что от него добивается собеседник и брезгливо поморщился. – Что сказал Крышаев? – Не понял? – Что сказал Крышаев? – повторил Михаил глухо. – Чем мотивировал свой отказ заниматься вашим... сектором? – Эмм... – Иванов замешкался, – вам дословно? – Будьте так любезны. Возникла пауза, Иванов зачитал: – “Если этот молокосос считает, что больше не нуждается во мне, пусть сам со всем разбирается. Спрашивайте у него”. После моего вопроса о средствах: “Я сказал, все вопросы к сыну Королева! Я теперь просто акционер, Стас. С меня взятки гладки! Ему нужны ваши услуги, пусть сам за них и платит!” – возникла пауза. – Вот так вот... если дословно. – Ваши услуги оплачиваются из ваших повышенных дивидендов, насколько я знаю, – проговорил Михаил, подавив приступ глухой ярости, на которую, казалось, в нем уже не могло быть сил. – Этого слишком мало. – Но такова была ваша договоренность с отцом! – Цены растут, Михаил Юрьевич... – Прибыль тоже! – Только не в этом году, – Иванов покачал головой так, словно объяснял ребенку что-то очень простое, но тот все никак не понимал. Михаил поднялся и закурил у окна. – Сколько вам нужно? – спросил, кинув взгляд через плечо. Иванов нажал несколько клавиш, Михаил снова обернулся и чуть не подавился дымом, увидев цифру рядом с торсом собеседника. – Вы в своем уме? – Профессор Высоцкий делает ставки, вы либо отвечаете, либо нет. – Высоцкий сунулся в политику? – Михаил думал, что этот вопрос прозвучит насмешливым возгласом, а получилось устало и безразлично. – Да, Михаил Юрьевич, похоже, ваш профессор... – он не договорил, как недоговаривает человек, на полуслове понимающий, что его мнение не имеет значения и сотрясать воздух – лишь ненужная трата сил. Михаил же думал о том, что у него нет таких денег. У него вообще нет денег! Миша решил позвонить на шестнадцатый и вернулся на свое место. Когда он сел, в памяти всплыли слова, значение которых в эту минуту приобрело реальный смысл: “Если ты попытаешься купить голос России, я куплю весь остальной мир, и мы задавим тебя”. – Я не располагаю необходимыми средствами, – вынес он себе приговор. – Вы... понимаете, что это значит? – теперь Иванов поперхнулся воздухом. – Что это значит для “Живого проекта”, ответ за который вы теперь держите в полной мере официально? – Вполне. – Но... если вы не заплатите... – Я не заплачу. Прощайте. – Ми... Михаил разорвал связь. – Пойдемте со мной, – сказал он секретарю, выйдя в приемную. Людмила поднялась, не подавая вида, что удивлена. Они молча спустились в гараж, где к ним присоединилась личная охрана Михаила: Макс, проработавший с президентом все время его нахождения на посту, живой проект и еще двое сотрудников СБ. Они ехали в область. Людмила с беспокойством смотрела в окно, на жилые поселки, в одном из которых находился ее коттедж – специальный подарок корпорации за двадцать лет выслуги. Потом началась свежая лесополоса – маленькая победа зеленых, случившаяся около пяти лет назад. Вскоре они остановились. – Выходите, – сказал Михаил. Во взгляде Людмилы мелькнул страх и неуверенность. Она открыла дверь и развернулась, чтобы вылезти, но замерла, глядя на свои шпильки. – Да, туфли лучше снять, – согласился Михаил холодно. Секретарь подняла взгляд на президента, и он в очередной раз восхитился спокойствием и живой, неподдельной красотой этой женщины. Опустив взгляд, она сняла обувь и вышла из машины. Свинцовые тучи грозили вот-вот пролиться, но чего-то выжидали. Было необыкновенно тепло и тихо. Когда Михаил, Людмила, живой проект и Макс зашли в плешивый полумертвый лесок, сразу стало темнее. – Людмила, – позвал Михаил. Женщина остановилась и медленно обернулась. Михаил неторопливо достал оружие и, подойдя на расстояние вытянутой руки, приставил дуло к ее переносице. – Не так давно я спрашивал вас по-хорошему, и мне казалось, что вопрос исчерпан. Сегодня я убедился, что он все так же актуален, но у меня уже нет ни сил, ни желания решать его по-хорошему. Людмила закрыла глаза. Выдержка подвела, и она медленно опустилась на колени. Михаил сделал движение плечом, которое Макс расценил как приказ обойти секретаря, а живой проект расшифровал как остановленную попытку помочь Людмиле подняться. Возникла пауза, которую президент использовал для того, чтобы совладать с голосом. – Люда, говорите все. По порядку и быстро. – Что вы хотите знать? – ее голос дрожал, по щекам потекли слезы. – О вашей связи с Крышаевым. О том, каким образом он следит за всем, что происходит в “Живом проекте” и за мной лично. Имена его людей у нас, которых я не уволил. Все что делаете для него и знаете о его недокументированной деятельности у нас. – Михаил Юрьевич, я уже лет десять как не... как не общаюсь с ним. Мы не виделись вне офиса и не разговаривали ни разу с тех пор, как вы заняли место отца. Мне нечего сказать. – Я не вижу причин вам верить. Даже Петр зачастую не знает того, что знаете вы. В мой кабинет имеете доступ только вы. И вы остались единственным человеком Крышаева, о ком я достоверно знаю. Теперь просто подтвердите мои слова, и мы покончим с этим. Я слишком устал. – Мишенька, господи! – Людмила заплакала навзрыд, – я не знаю, как доказать вам обратное! Я не шпионю на Николая!