Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана - Страница 33
- Предыдущая
- 33/168
- Следующая
– Ши? Фейри? Волшебный народец? Неистовый гон? – называл Николас имена, ища узнавание на лицах собравшихся.
– Туаты, – подсказал Эглаборг. – Подхолмовые шавки. Мать рассказывала, что в пору её юности Сумеречники заключили с ними мир и позволили жить по соседству с Урсалией. Количество холмов всё время растёт, они словно наступают на город. По чуть-чуть, если не приглядываться, то незаметно. Но старожилы знают, что прежде холмов было два-три, а теперь целое поле, – целитель прервался, внимательно разглядывая Николаса с подкидышем. – Похоже, теперь он пьёт и ваши силы.
Николас вытянул малыша перед собой. Подкидыш нагло прищурил фиалковые глаза и растянул тонкие губы в ухмылке. Какой крохотный и умилительно хорошенький младенец! Отпускать и не хочется.
– Зато теперь я знаю, как помочь госпоже Уне. Жаль, что все мои припасы с домом забрали. Мне нужен мёд, вода и свечи, – бодро сообщил Эглаборг.
В комнату заглянули двое старших детей Гарольда: Свейн и девчонка лет двенадцати. Толстые светлые косы за спиной, сама яркая, румяная, кровь с молоком, красавица не хуже матери. Видно, та самая Анка, на которую серчал бургомистр. И она, и Свейн выглядели не на шутку испуганными.
– А ну-ка, несите всё живее, бездельники! – прикрикнул на них Гарольд.
– Вы бы сами поели, а то сил никаких, чтобы с больной поделиться, – обратился Николас к целителю.
– Как вы с этим демоном делитесь? – Эглаборг кивнул на подкидыша.
– Анка, Свейн, накормите нашего гостя, да посытнее! – снова позвал детей Гарольд.
– У вас там на лавке раненый ниссе лежит. Забыли? – заглянул к ним Свейн.
Эглаборг поспешил за ним в гостиную.
– Дай я выброшу это отродье в отравленный колодец! – бургомистр потянулся за ребёнком.
Испуганный их криками, подкидыш разорался так, что уши закладывало.
– Нет!
Николас прижал его к груди и закрыл собой. Некстати накатили детские воспоминания, как брат дразнил его подкидышем и как трудно было жить с мыслью, что ты зло, просто потому что родился не таким, как все.
– Возможно, ваш ребёнок ещё жив. Их можно поменять обратно.
– Да где там! Я людей позову, мы спалим этих демонов вместе с их холмами!
– Раньше их разве что Сумеречная армия утихомирить могла. Вы не справитесь, только развяжете войну, в которой сами же погибнете, – пытался достучаться до него Николас.
– Мы позовём на помощь норикийцев! Пообещаем им союз и льготы, мы…
– Они не приедут, как не приехали в Заречье. Их сил едва хватает, чтобы удерживать собственные границы. Вы же не глупый, сами понимаете.
– Нет! Мы – люди, мы – сила. Мы покажем этим тварям, что с нами шутки плохи!
– Лейв, – едва слышно простонала Уна.
Оба спорщика вздрогнули. Эглаборг заглянул к ним через дверь.
– Что случилось?
– Я отнесу ребёнка. В любом случае хуже не станет. Если мне не удастся договориться, вы сможете сжечь меня вместе с холмами, как проклятого колдуна, – воспользовался последним доводом Николас.
Гарольд зло сощурился и сложил руки на груди, краем глаза наблюдая, как Эглаборг снова обследует его жену.
***
Николас помчался к холмам. Ребёнок затих, присосавшись к его резерву. Солнце клонилось за сверкающие льдом верхушки гор на западе, окрашивая их в лиловый цвет. Клубился в низинах сиреневый туман, лишь клочки высоких холмов торчали в нём мелкими островками.
Бабочка манила и переливалась: нефритовым, аметистовым, лазуритовым, яшмовым цветами. Длинные чёрные волосы шелковистыми волнами разлетались по ветру, трепетали края воздушного платья, тонкие, увитые красными и чёрными татуировками руки выплетали фигуры танца, манили. На ступнях красовались рисунки солнца и луны, пальцы выделялись ярко-алым. Ноги отбивали ритм. Эхо растягивало по округе чарующую песню – древнее сказание о неторном пути, семи вратах Червоточин и смельчаке, посмевшем заглянуть за край мира.
Ноги заплетались и утопали в туманном мареве, глаза слипались, голова кружилась, но Николас всё бежал к манящей фигуре. То ли подкидыш выпустил ядовитое жало, выпивая резерв досуха, то ли эта таинственная бабочка заворожила настолько. В голове лениво возникали воспоминания о Неистовом гоне.
Интересно, были ли у лапийских фэйри общие с ним корни? Старые соглашения потеряли силу после падения ордена. Не заключили ли туаты новый союз с сородичами за проливом? Не заколдует ли его бабочка, не передаст ли Аруину, испугавшись его гнева? Может, стоило просто выжечь осиное гнездо?
Малыш на руках кашлянул и зафырчал, давя на жалость. Ветер вился вокруг, свистел в ушах, вливался под кожу, поддерживая стремительно гаснущие силы. Холодный воздух пах особенно сладко. Говорили, суровые северные горы – родина ветроплава, здесь он сильнее всего. Если где и можно выстоять в схватке с превосходящим противником, то на краю Полночьгорья.
Добежав до самого высокого холма, Николас замер и перевёл дыхание. В закатных лучах бабочка обратилась в женщину: невысокую, тонкую, как тростинка, с алебастрово-бледной кожей.
– Ты пришёл! – прошептали подкрашенные рябиновым соком губы, игриво прищурились фиалковые глаза. – Я так переживала, что неправильно рассчитала время. Если бы не заверения Сальермуса, вся бы извелась.
– Маленького белого кашалота? – нахмурился Николас.
Она коснулась его щеки пальцами:
– Ты ещё такой юный! Спасибо, что сдержал слово, – она сложила ладони лодочкой и церемониально поклонилась.
– Я не понимаю, ни кто вы, ни о чём толкуете. Я пришёл за человеческим ребёнком. Зачем вы его похитили? Разве не понимаете, что развязываете войну?
Она вскинула тонкую резную бровь и произнесла печально:
– Да, об этом Сальермус тоже предупреждал. Я Эйтайни, королева-ворожея племени туатов Лапии. У тебя на руках мой сын Эйсмунд. Дело в том, что мы плодимся очень медленно. Наши дети рождаются слабыми и часто погибают в первые полгода жизни. Люди заполоняют наши земли. Многим моим сородичам с юга пришлось переселиться к нам, чтобы выжить. Но теперь и здесь наши владения отщипывают по краюшку: строят дома с садами, – она указала на видневшийся вдали дом Гарольда. – Выпасают своих лошадей на наших пастбищах, вытаптывают наши травы. Мои подданные сердятся и жаждут войны. Мой муж Асгрим устал их сдерживать, отчаялся из-за того, что его называли подкаблучником. Когда я родила, он испугался, что после смерти ребёнка и я отвернусь от него. Поэтому подменил Эйсмунда на человеческое дитя, которое бы выжило, а заодно попытался отравить захватчиков.
– Хорошо, что никто не умер, – хмуро заметил Николас. – Верните мне человеческое дитя, и я постараюсь всё замять, если вы обещаете не вредить людям. Война сейчас везде, все бегут и прячутся. Но можно хотя бы здесь, хотя бы беженцам, желающим спокойствия, сосуществовать мирно. Ваше настоящее дитя будет жить, если только вы в него поверите и примите!
Николас протянул улыбающегося младенца Эйтайни.
– Эйсмунд будет жить, потому что ты его благословил, – она приняла ребёнка.
Подкидыш едва не высосал из него весь резерв! Это она назвала благословением?
– Твои родители всегда верили и принимали тебя, как верят и принимают остальные, – ворожея коснулась пальцем его щеки.
Густые сумерки расчертила молния и ослепила на миг. В ладони снова легла тяжесть. Когда Николас проморгался, то увидел в своих руках крупного розовощёкого малыша, завёрнутого в расшитое вересками одеяло.
– Глядя на нашего наследника, Асгрим смягчится, наши соплеменники угомонятся хотя бы на время. Мы не будем вредить людям, клянусь, – заверила его Эйтайни.
– А как же Аруин?
– Двуликий владыка ши? – щурясь, усмехнулась она. – Мы не союзники. Я отказала ему, когда он претендовал на мою руку. Аруин до сих пор не простил оскорбления и ненавидит нас.
Ворожея протянула Николасу брошь из слоновой кости в виде веточек цветущего вереска:
– Подарок. В тебе столько силы, что она будет привлекать демонов. Отдай брошь тому, кого хочешь помнить, и ты не забудешь истину, какими бы чарами тебя не дурманили.
- Предыдущая
- 33/168
- Следующая