Приключения ведьмы Мирославы (СИ) - Австрийская Анна - Страница 38

— Это вы ее убили? — хрипло спросила я.

— Нет! Да и не знала я, когда она померла. Обрадовалась, конечно, новости, думала наконец и мне облегчение станет. Но нет… А недавно слух по деревне прошел, что поле опять зерна не родило, и ты на мой порог явилась. Я смекнула тут же, что без ведьминских дел тут не обошлось. Так что прикончу тебя и всем жить легче станет.

Бабка Авдотья вновь на меня кинулась, да только домовой ловчее был. Он ногой топнул, и старуха без чувств на стул рухнула, будто кукла тряпичная.

Я же стояла, ни жива, не мертва. В голове рассказ старухи Степановны не укладывался. Я добрела до спальни, до кровати и села. В ладони лицо спрятала и заплакала.

Как же все в этой жизни несправедливо? Прабабка моя счастья лишилась, потом и сама померла. Бабушка сиротой осталась в раннем детстве. Видимо потому она и не рассказывала мне о предках наших ничего стоящего. Все только общие слова, да рассказы, про то, кто когда какую запись в книге ведьминской разместил, кто, когда амулетик сотворил или оберег выдумал.

Эх… как же она жила-то тогда? Как выживала в столь жестоком и безумном мире? И бабка Авдотья Степановна ведь ей ничего не сделала, не изничтожила ее сгоряча.

А ведь за что? За что столько человек измучились и безвременно почили? За то, что одна глупая девка себя выше остальных поставила. Да что остальных… Она себя выше природы поставила и решала, кому жить, а кому умирать пора.

— Эй… — тихий заботливый голос выдернул меня из размышлений. Но не это меня удивило…

Сильные руки обняли за плечи и прижали к телу.

— Не стоит так переживать из-за каждого худого человека, — уверенный шепот Олеуса успокаивал.

Я вдруг поймала себя на мысли, что волнения отступили. В объятиях мужчины было спокойно и легко. Он, будто бы, укрыл меня от окружающего мира — спрятал в надежных руках. И все беды, все проблемы сбежали не оставив после себя и следа.

— В нашем прошлом много чего несправедливого и трагичного бывает, но ведь нужно жить дальше.

Я боялась оторвать ладони от лица… Боялась, что стоит мне это сделать, сразу мои чувства рассеются, как дымка.

— Все будет хорошо, Мирослава! Мы со всем справимся! Я готов помочь тебе… И деревенские, я уверен, тоже чем смогут, тем помогут.

— Спасибо тебе, — прошептала я и раскрыла руки.

Чудо… оно произошло. Ведь ничего не исчезло: ни чувство защищенности, ни спокойствие.

А стоило мне посмотреть в искреннее глаза, что тут же взяли мои в плен, так сразу в груди пробудилось что-то еще… Я даже не смогла разобрать того легкого чувства, которое искрилось теплыми золотистыми лучиками.

— Да за что? — удивился Олеус. — Я и не сделал ничего…

Он не понимал, что его улыбка и ласковый взгляд сотворили сейчас в моей душе невероятное. И мне резко стало понятно, как поступить и что дальше делать.

— Сделал, — тихо отозвалась я и вывернулась из теплых объятий.

Это неправильным показалось. В одно мгновение холод окутал плечи. Но тот самый внутренний огонек, что поселил в груди Олеус, продолжал греть и поддерживать.

— Олеус, я не знаю, что… что с бабкой Авдотьей делать? — призналась я.

— В холодную ее нужно, а после… к докторам в город везти. Ясно же, что ее разум поврежден.

— Да… Ты прав, конечно. Только ведь мы не в праве даже связанной ее держать. Она жительница Веленок и только Осиник в праве ее наказать, он же должен кару ей назначить.

— Твоя правда, — согласился мужчина. — Тогда нужно ее в деревню родную везти и там разбираться.

— Верно. Ты тогда ступай за телегой и мужиками в Гремячево, а я пока бабку покараулю. А после, вы ее свезете в Веленки, а я…

Не хотелось мне открывать свои колдовские проделки. Не даром они только ведьмам знакомы.

— Не нужно, — покачал головой Олеус, — не нужно ничего объяснять. Я в ваших делах, госпожа ведьма, все равно ничего не понимаю. Уж лучше не буду забивать себе голову.

Я не смогла сдержать улыбки. Неужели так бывает?..

— Ну… Не будем времени терять. Я быстро обернусь и с Осиником сам дела порешаю. А ты делами своими занимайся, а лучше отдохни чуток.

Отдыхать, увы, времени не было. Ритуалы предстояло мне исполнить трудоемкие и непростые.

— Ты ступай, — проговорила я, — я в порядке буду.

Олеус нехотя поднялся с моей постели и пошел прочь. Я смотрела ему в след и шептала наговор. Он как-то сам пришел на ум. Я вкладывала туда силу и душу, заклиная судьбу оберегать и поддерживать мужчину. Беды к нему не подпускать и печали отводить.

А еще я подумала, что неплохо бы Олеусу в сапог подорожник. Он удачу приносит, любой путь легким делает. А еще подорожник — верный помощник в любых начинаниях. Кому, как не первому помощнику старосты, такой оберег носить.

— Я скоро вернусь, — на пороге обернулся Олеус и подмигнул мне.

Я в ответ кивнула и тоже поднялась на ноги.

«Ух» — мысленно позвала я сыча.

Любимец тут же оказался на моем плече.

— Следуй за ним, — негромко попросила я. — Если вдруг беда, тут же со мной связывайся.

«Ух-ух-ух, хорошо» — отозвался призрачный сыч и вылетел из домика, через печную трубу.

Прихватив из своего сундука большой стеклянный шар, пыль дубовой коры и сухие соцветие бархатцев.

— Осип Никифорович, а найди-ка мне молока кружку, да краюшку черствого хлеба, — попросила я домового, выбегая из спаленки.

Громкий хлопок возвестил о том, что на столе меня требуемое дожидается.

— Что, ведьма, решила уморить меня? Так мне это только в рпадость станет.

— Я и не сомневаюсь, — ехидно заметила я. — Давно ты чужое время проживаешь…

— Уууу… ведьминское отродье. Надо было удавить тебя в малости, да бабка твоя на защиту встала. Пообещала мне, что коли нос свой к тебе суну, так без него и буду ходить. А мне не хотелось уродихой оставаться… — рычала бабка, — и так вся жизнь покорежена.

— И поделом тебе, — не стала жалеть я.

Сама тем временем готовила следующее: выбрала мыску небольшую, чтобы шар стеклянный установить удобно. Под шар хлеб черствый разместила. Срезала у неподвижной злыдни кусок блеклых серых волос.

Волосы у нее недлинные оказались. Видимо, стриглась бабка часто или же влас плохой — не растет.

— Кааарррр, чего делать собррррралась? — полюбопытствовал Клавдий.

— Хочу с пробабкой поговорить. Авось, подскажет она мне, как с полес справится.

— Получится ли? Карррр! — усомнился ворон.

— С чего бы не получится? Эта… пробабку мою убила и силу ее мертвую приютила. На ней связь сильная лежит, — рассудила я.

Ворон не ответил, только к окошку отлетел и наблюдать продолжил.

Шар я посыпала дубовой пылью, приговаривая:

— Сила дуба векового, ворожбу мой поймай, привяжи и новую силу свяжи.

Вокруг шара разложила сухоцвет:

— Бархатцы — защитники, от дурного уберегите, зло удержите, плохого не пропустите.

Волосы Авдотьи Степановны кинула в молоко. Собралась уже продолжить ритуал, но остановилась. Молоко внезапно скисло, быстро превращаясь в комковатую густую массу.

Я растерялась. Такого раньше видеть и читать о подобном не приходилось.

Бросила короткий взгляд на ворона, но он никак не отреагировал на мое замешательство.

Этот ритуал меня бабушка учила проводить. Она сперва показала мне на деле, как проводить его, а потом меня заставила в точности повторить. Но ни в первый, ни во второй раз молоко несвежим не делалось.

— Осип Никифорович, а молоко ты мне свежее дал?

— С утра из-под коровы вынес, — ответил домовой.

Что ж, возможно есть причина подобному. Повлияет ли это на исход дела я не знала. Да и проверять было некогда. Вот-вот Олеус должен был объявиться. Поэтому я приняла решение продолжать задуманное.

Читая себе под нос специальный заговор я выливала молоко на шар. Точнее, молочно-белый кляксы падали на шар, разбиваясь и разлетаясь в разные стороны.

С каждым моим словом, обстановка менялась. Воздух становился тяжелее и гуще. А еще в комнате распространялся противный кисло-горький аромат.