Спору нет! (СИ) - Волкова Светлана - Страница 29

– Пришлось идти, – вздохнул Ромка. – Мы с ней наперегонки побегали.

– А что в это время делала Фиби? – осведомился Цесаркин, уминая остатки «пальчика».

– Ну как что? – всплеснул руками Ромка. – Рядом с мамой на поводочке шла. А мы с Гердой на школьном стадионе два круга оббежали.

– И кто кого обогнал? – подначил Ромку Цесаркин.

– Она быстрее меня бегает, – сокрушенно заметил мальчик и тут же, встрепенувшись, заглянул в пустую тарелку Дениса. – Вы поели? Давайте модель собирать! А потом чай с пирожными пить. Мы с мамой в кондитерскую заходили.

При слове «пирожные» Денис почувствовал изжогу, а Нина смутилась, но,чтобы скрыть улыбку, быстро подскочила к плите и завозилась там с кастрюльками.

– Спасибо за ужин, – поблагодарил Денис. – Очень вкусно! Спасли меня от голодной смерти. И особая благодарность от имени Герды. Выручили!

– Мы ее выручили, – мягко поправила Нина. – Жалко стало. До такого позднего часа она бы не утерпела.

– Раньше не смог, – коротко бросил Цесаркин, решив не вдаваться в подробности. Да и стоило ли рассказывать Нине, как пришлось врать что-то про срочную командировку бро мающейся токсикозом невестке? Дело, казавшееся поначалу простым мордобоем, грозило перейти в сложные разбирательства. Константин стоял на своем, как памятник на площади, и ни на какие уговоры не поддавался. Старший брат признавал только два факта. Во-первых, назвал Ломакина ксенофобом, а во-вторых, поцарапал Нине Тарантуль кузов машины и проколол покрышки. Организацию погромов Костик всячески отрицал, чем вывел из себя Кирилла Кольцова.

– Пусть сознается, – проскрежетал зубами Кирилл. – У нас есть съемка, где твой брат с подельником около бизнес-центра разговаривал. А он очень хорошо виден на камерах около дома Тарантуль. Такие совпадения невозможны.

– Ты сам понимаешь, что это никакое не доказательство. Брат мог закурить дать прохожему или объяснить, как пройти в библиотеку.

– Сам иди… в библиотеку, – отмахнулся Кольцов. – Мы найдем этого человека, коли твой бро не собирается помогать следствию, – отрезал Кирилл.

Они заболтались до позднего вечера. Собранный мотоцикл, ведомый Ромкиной рукой, поездил немного по столу, потом по дивану, а затем бравый водитель привалился к матери под бок и уснул. А Денис, заметив в глазах Нины плохоскрываемый интерес, травил байки. Взахлеб рассказывал про университетские приключения и даже вспомнил прапорщика Матвеева, не будь он к ночи помянут. Нина улыбалась и тихонько, чтобы не разбудить задремавшего сына, подхихикивала. Ее ладонь медленно поглаживала худенькие мальчишеские плечики и спину, обтянутую желтой застиранной майкой. Ромка спал, подложив под щеку ладошку, а в углу дрыхли собаки, умаявшись от беготни.

«Остапа несло», – мысленно хмыкнул Цесаркин и уже приготовился поведать Нине уморительную историю о том, как в армии, а служить в роте разведчиков пришлось целый год, молодой лейтенант Цесаркин со всей дури закатал прапорщику Матвееву ногой в нос.

«Удар отрабатывал, трахни в бок меня медуза!»

Но как только Денис издалека начал рассказывать Нине об армейской службе, рядом с ней заворочался Ромка. Уселся на диване и потер глаза, ноя в обыкновенной манере:

– Мама, хочу чай! Мы же купили пирожные!

Нина нехотя поднялась, поставила на плиту старый бабушкин чайник и, вынув из холодильника памятную коробку, принялась выкладывать эклеры и буше на большую плоскую тарелку.

Денис снова ощутил привкус мыла во рту, хотя с момента потребления мыльной закуски прошло почти двенадцать часов. Но организм, твою мать, запомнил этот незамысловатый вкус, превратив реакцию на десерты в условный рефлекс.

– Берите! Они такие вкусные! – предложил Нинин сын, а она сама, заваривая чай, прикусила губу, силясь не рассмеяться.

Он поймал себя на мысли, что еле сдерживается, чтобы не зацеловать эту женщину до потери сознания и, подхватив на руки, не уволочь к себе в чуланчик, а там, разложив на узком диване медленно и неторопливо свести ее с ума. И по возможности себя.

– Вы не любите сладкое?– поинтересовался озадаченно Рома. – Я так люблю! И пирожные, и конфеты!

– А ходить к стоматологу?– ехидно осведомилась Нина.

– Мама!– негодующе воскликнул Ромка. – Я не хочу!

– Две стороны одной медали, – хмыкнула Нина. А Денис, откашлявшись, потянулся за буше и опасливо глянул на Тарантуль. Еще раз отведать мыла ему явно не хотелось.Но Нина, усевшись за стол, взяла точно такое же буше и демонстративно его надкусила.

Она посмотрела в глаза собеседнику. Никакого подвоха! А Денис не сумел скрыть от нее вздоха облегчения. И, поймав взгляд хитрых глаз, расхохотался. Прекрасная Арахна засмеялась в ответ. Лишь один Ромка непонимающе переводил взгляд с матери на соседа, а потом захихикал вместе со всеми.

Расходились поздно. И теперь уже Нина с сыном рассказывали Цесаркину о противной кошке Зайке, а потом смешную историю о том, как Ромка, накрывшись огромным одеялом, заснул у себя в детской, а бабушка Марина бегала по всему району его искала. И даже хотела вызвать милицию.

– А я под одеялом замаскировался, как настоящий разведчик! Меня мама нашла.

– Когда с работы сорвалась и приехала тебя искать, – печально улыбнулась Нина. – Давай, разведчик, мыться и спать!

– А вы? – поинтересовался хитрый ребенок.

– Все идут спать, – строго пресекла Нина дальнейшие уговоры. – Я сейчас посуду помою…

– Я вымою, – предложил Денис. – Тем более что вы готовили…

Ему хотелось предложить перейти на «ты», да и просто коснуться Нининой руки, ощутить тепло понравившейся женщины, дурачась чмокнуть в шею, прижать к себе строптивую «бабулю».

«Не спугни, – сам себе велел Цесаркин. – Двигайся крошечными шажками, а иначе получишь от ворот поворот».

И, подхватив со стола оставшуюся после чаепития посуду, глянул внимательно на Нину, выпроваживающую сына в ванную. Она вернулась обратно на кухню и принялась убирать продукты в холодильник. Потянулась к эклеру, одиноко лежавшему на тарелке, и наткнулась на руку Цесаркина, крепкую и мокрую. Нина вздрогнула от неожиданности, а потом с удивлением наблюдала, как соседушка берет ее ладонь в свои и медленно и нежно прикасается к ней губами. Нина почувствовала, как внутри нее бьет электрический заряд и голова идет кругом. А Денис, восприняв бездействие дамы как поощрение, обнял ее за шею и, проведя пальцами по выбритому затылку, впился в губы поцелуем. Мягким и требовательным одновременно. В мойке текла вода, ударяя струей по тарелке и посылая десятки мелких брызг на стену и поверхность стола. Но кого бы это интересовало?

Цесаркин чувствовал, как к нему возвращается жизнь. И в этот самый момент перестало иметь значение прошлое. Отписал дед Нине квартиру – и ладно. Его право! Денис оглаживал тонкую шею, затылок, зарывался ладонью в волосы, а другой рукой крепко прижимал Арахну к себе. И молил, молил бога, чтобы эта женщина, желанная и прекрасная, не оттолкнула прочь.

Но острый язычок Нины медленно и чувственно оплетал его язык, а плечи расслабились. И сама она словно покоилась в объятиях Дениса, наслаждаясь каждым прикосновением, зажигая тело Цесаркина сумасшедшей, никогда не испытанной страстью.

Где-то вдали хлопнула дверь, и Ромка громко возвестил об окончании омовений.

– Мама, ты скоро? – закричал требовательно ребенок, вбегая в кухню. Мать ставила что-то в холодильник, а сосед мыл посуду. Ничего интересного.

– Ты идешь? – осведомился маленький тиран.

– Да, Ромулька, – тихо пробормотала Нина, пытаясь стереть с лица шалую улыбку, и, повернув голову в сторону замершего около мойки Цесаркина, пробормотала тихо: – Спокойной ночи…

– Спокойной, – буркнул Денис, не в силах повернуться.

«Сладких снов!» – хмыкнул он про себя, не понимая, что он моет, который раз и зачем. Оказалось, одноразовую ложку, неведомым образом попавшую в раковину. Цесаркин, чертыхнувшись, выкинул дурацкую ложку в мусорное ведро и, домыв наконец посуду, отправился к себе.