Как приручить Обскура (СИ) - Фальк Макс - Страница 18

Криденс был всего-навсего информатором. Грейвз мог приставить к нему любого аврора, тот делал бы то же самое — забирал бы у Криденса листовки, записывал бы его запинающуюся речь. Но Персиваль ревниво оберегал от чужих рук эти короткие встречи, эту сутулую фигуру в автомобильном дыму, эти скрюченные пальцы, куцый пиджачок с белой строчкой по швам… Так привык сладко балансировать на грани искушения, что сейчас было… Пусто.

Нет больше искушения. Криденса нет.

Особняк Грейвзов выходил окнами на Центральный парк и, если судить по современной моде, был невысоким: всего двенадцать этажей. Это было стройное здание, облицованное белым и серым кирпичом. Стальной каркас проступал сквозь фасад широкими блестящими лентами, уходящими ввысь, и сливался с островерхой серебристо-стальной крышей. С одной стороны особняк подпирала Церковь упокоения Господня, с другой — величественный отель Эмпайр.

Род Грейвзов насчитывал уже восемь поколений, если прослеживать линию крови от Гондульфуса. Это была могущественная, уважаемая семья, и особняк детально отражал её гордыню и тщеславие, экзотично роскошный и вызывающе элегантный. Полы устилал пламенный марокканский и песочный сиенский мрамор. Двустворчатые двери были высокомерно инкрустированы филиппинским красным деревом, австралийским шёлковым дубом, зеленоватым английским клёном. Латунь, бронза и золото сопрягались друг с другом в геометрически строгих перилах лестниц, в кнопочной панели лифта, в обрамлении каминов, в оконных и дверных ручках. На светлых стенах лежали модные узоры из ромбов и тростниковых ветвей.

Особняк был виден любому не-магу, поскольку закон Раппапорт запрещал магическим образом скрывать здания (фамильные особняки, меланхолично повторял по себя Персиваль во время приступов бессонницы, квартирные дома, гостиницы, магазины, производственные цеха, мастерские, лаборатории, склады различных назначений, учебные заведения, имущественные комплексы для частной медицинской практики, театрально-зрелищные и увеселительные заведения, Мерлин, половина второго ночи, как же хочется спать)… Закон Раппапорт целиком и полностью, всеми своими семьюстами параграфами состоял из запретов. Время от времени Персивалю казалось, что быть магом в Америке — незаконно.

Первые три этажа фамильного особняка Грейвз сдал музею современного искусства, а чтобы было что выставить на трёх этажах, передал в пользование музею собственную коллекцию: Климт, Кандинский, Мондриан. Он любил современную живопись искренне и удивлённо. Каждый раз, надолго останавливаясь перед композициями из форм, линий и цвета, он видел в них музыку. Схваченную в движении Магию. Он видел росчерки волшебных палочек, отсветы заклинаний, алхимическую трансмутацию одного мира в другой. Он смотрел, проникая взглядом в глубину холста, и абстрактные формы оживали перед его внутренним взором. Абстракционизм как нельзя близко подходил к осознанию того, что магия — существует. Это и пугало, и завораживало.

Пройдя сквозь музей, усилием воли заставив себя не задержаться, как всегда, перед благородным золотым Климтом, Персиваль кивнул смотрителю, вошёл в лифт у лестницы и нажал на кнопку третьего этажа. Домашние эльфы встретили его в холле. Маленькие, большеголовые, с пристыженно опущенными ушами.

— Мистер Грейвз, сэр… — начал Медон, но Грейвз покачал головой:

— Я всё знаю. Вы были под Империо. Вас не в чем винить.

Он оглядел стены с мозаичными панно, будто на них могли остаться признаки чужого присутствия. Несколько месяцев здесь жил Гриндевальд. Трогал эти перила, сидел в этих комнатах, брал книги, рылся в шкафах. Гриндевальд украл его жизнь, его одежду, его дом. Сидел за его столом с видом на Центральный парк, спал в его постели, носил его рубашки, гонял эльфов. Грейвз чувствовал омерзение, будто каждая вещь теперь была запачкана грязью.

— Какие-нибудь распоряжения, сэр?..

Грейвз вернулся к ним взглядом. Все выглядели виноватыми — и Медон, старший из эльфов, служивший ещё его деду, и привратник Лефмер, и добросердечная Лиде, которая последовала за матерью Персиваля, когда та сбежала из родительского дома в Америку.

— Распоряжения, — вздохнул он. — Сжечь всё дотла.

Эльфы потрясённо раскрыли глазищи.

— Сэр?.. — тонким голосом спросила Лиде.

— Нет, — Грейвз поднял руки, ковырнул узел галстука длинными ногтями.

Поморщился от лишнего напоминания о времени, проведённом в плену: там было как-то не до маникюра. Хотя кто-то следил за ним, чтобы Гриндевальд мог пользоваться его обликом, но после разоблачения Геллерта он ещё несколько дней провёл под заклятием сна, а в больнице ему не давали в руки ничего опаснее ложки…

— Не надо ничего сжигать, — велел он, распутав галстук. Бросил его мятым комком в руки Лиде, почесал шею под воротом давно уже несвежей рубашки. Первым делом ему нужна была хорошая долгая ванна.

Он принялся раздеваться на ходу, поднимаясь по широкой лестнице к этажу, где располагалась его спальня. Эльфы семенили за ним, подхватывая каждый оброненный предмет одежды, чуть ли не толкая друг друга в желании позаботиться о своём настоящем хозяине.

— Избавьтесь от гардероба, — велел он. — Сегодня же. Сожгите, выбросьте из окна, отдайте троллям, на благотворительность, хоть на помойку вынесите, мне всё равно.

— Да, сэр, — первым успел отозваться Медон.

— Постельное бельё, — сказал Грейвз, притормозив, чтобы скинуть ботинки и носки. — Заведите новое. Поменяйте матрасы. Отдрайте до блеска каждый этаж, перемойте посуду… раз десять, чтобы с неё можно было есть. Пересчитайте столовое серебро, — без тени иронии сказал он.

Эльфы ловили каждый приказ, уши у них дрожали от нетерпения немедленно взяться за дело.

— Расставьте везде цветы, — сказал Грейвз. — На каждом этаже, в каждом коридоре, в каждой комнате. Чтобы мне даже померещиться не могло, что здесь пахнет кем-то чужим. И приготовьте мою ванну. Только сначала убедитесь, что там… стерильно. Это всё.

Первой исчезла Лиде, потом — Лефмер. Медон остался стоять за спиной, переминаясь с ноги на ногу под ворохом подобранной одежды.

— Хочешь что-то сказать?.. — спросил Грейвз.

— Он никогда не бывал в вашей детской, — шепотом сказал Медон. — Если вы хотите отдохнуть, там… там чисто.

— Да, — рассеянно отозвался Грейвз. — Хорошо. Спасибо.

Он оставил свою детскую тридцать лет назад, отправившись в Ильверморни. За эти годы в ней ничто не изменилось. Так же стояла аккуратно заправленная постель, в книжном шкафу ровными рядами стояли учебники и энциклопедии, старые тетради по грамматике и арифметике. Над письменным столом у окна плавал яркий бело-синий воздушный шар с плетёной корзиной. На шахматном столике дремали фигуры — подарок отца на шестой день рождения.

Он оглядел комнату свежим взглядом, удивился, как мало здесь, оказывается, было игрушек и детских книг. Если бы не Реми, его гувернёр, он бы, наверное, вообще толком не успел немного побыть ребёнком.

Реми сейчас должно было быть лет шестьдесят. Интересно, он согласится вернуться, если Грейвз пригласит его уже к собственному сыну?..

Он лёг на постель поверх изумрудного покрывала, упёрся голыми пятками в изножье. В самом деле — теперь он был свободен. Теперь у него было достаточно времени, чтобы вплотную заняться своей мечтой.

Завести наследника.

Когда-то он думал: что за странная прихоть — добровольно впускать в свой дом что-то лишнее, громкое, требующее внимания и времени. Дети отвратительно громко плачут, разбрасывают еду, портят обои, выносить их можно лишь ради долга. Ради продолжения рода.

Он задумался об этом всерьёз лет десять назад, когда вернулся с войны. Он был последним из Грейвзов, если бы он не вернулся — род бы умер. А для Грейвза его фамилия была не пустым звуком. Он был аврором, потомком авроров. Он был обязан сделать всё, чтобы завести сына.

Конечно же, сына. Наследника. Главного человека в своей жизни.

Персиваль точно знал — это будет серьёзный, спокойный, очень понятливый мальчик с хорошими манерами, ясными глазами и правильной речью. Как только мать или няни справятся с его обучением естественным вещам — стоять на ногах, сидеть за столом, разговаривать — Грейвз отдаст все силы, чтобы сделать из него человека.