Как приручить Обскура (СИ) - Фальк Макс - Страница 17

Серафина, конечно же, была права. Она всегда была права, умная стерва. Гриндевальд, прятавшийся на самом видном месте, под личиной её правой руки — это был не просто щелчок по носу магическому сообществу, это была издевательская звонкая оплеуха. Кто-то должен был за это ответить. За всё. За гибель не-магов, за обскура, за нарушение Статута о Секретности, которое лишь чудом не привело к новой войне с не-магами.

Кто-то.

Тот, чья работа была — защищать безопасность магов Америки.

Даже странно, что ему было ничуть не жаль карьеры, репутации, доброго имени. Подумаешь — потерял должность. Подумаешь — загубил себе жизнь, такую красивую, правильную жизнь, что хоть сейчас оформляй в рамочку. Последний прямой потомок знаменитого Гондульфуса Грейвза, одного из двенадцати первых авроров. Сын уважаемых родителей, лучший выпускник факультета Вампуса 1902 года, прекрасный аврор, прекрасный начальник отдела расследований, лучший, выдающийся, успешный во всём, за что брался.

Он расчётливо шёл к вершине плечом к плечу с Серафиной. Она ещё в школе говорила, что хочет стать президентом. Над ней подтрунивали все, кроме Персиваля. Он видел, что эта — станет, если её поддержать. И он поддерживал. Помогал устранять соперников, когда дорвался до поста начальника Отдела внутренних расследований и вовсю пользовался служебными полномочиями, снабжая Серафину информацией. Прикрывал, если она допускала промах, поддерживал её голос на Совете… У них обоих был хороший старт и большие амбиции. Они всегда были союзниками. Союзниками они и остались.

Серафина была права. Им нужен козёл отпущения, заметная, яркая мишень. Человек, которого можно назначить виновным и отдать под суд, и Персиваль Грейвз — идеальная кандидатура. Серафина швырнёт его под поезд общественного мнения, а он молча ляжет на рельсы и подождёт, пока его переедет.

Если бы Персиваль хотел, он бы легко утянул её вслед за собой. Падать — так вместе. Ему было в чём обвинить её. Как она могла не понять, что её ближайшего союзника подменил Гриндевальд? Не было ли это сговором? Не затем ли она казнила обскура, что он знал о ней правду?.. Если бы Грейвз заикнулся об этом, за президентское кресло началась бы такая драка, что пух и перья полетели бы во все стороны.

Но Персиваль не хотел. Оправдываться ему тоже было нельзя: одни поддержат его, другие поддержат её — вот только раскола в магическом сообществе не хватает сейчас для полного счастья. Нет, Персиваль. Это твоя работа — хранить порядок. Вот и храни. Пусть все считают, что ты один кругом виноват. Тебя показательно порвут на части и угомонятся, выпустив пар. И всем станет спокойнее.

Серафине и без тебя предстоит отмываться от связи с Гриндевальдом. Доказывать, что она и понятия не имела, как он проник в Конгресс. Оправдываться, почему она не догадалась, кто ходит у неё под боком. Объяснять, как она проморгала обскура в своём собственном городе, напичканном аврорами.

Взрослого обскура!..

Криденс был магом, — повторял себе Грейвз. — Криденс был магом! По необъяснимой причине он ускользнул от внимания Департамента магического образования. Как?.. Ему не пришло письмо с приглашением в Ильверморни?.. Или письмо перехватила приёмная мать, до трясучки ненавидевшая магию?.. Какой бы ни была причина, кто-то упустил Криденса ещё тогда. И Криденс вырос под опекой фанатичной психопатки, окружённый ненавистью к волшебству.

Что с ним было, когда его собственная магия начала просыпаться? Мэри Лу изгоняла из него «дьявола» розгами и святой водой?.. Пытала его ночными молитвами, заставляла поститься, пока он не падал от голода в обморок?.. Сколько он вынес, прежде чем научился сдерживать вспышки спонтанной магии, ненавидеть их, прятать их, чтобы не подвергнуться новому наказанию?.. Сколько лет ему было, когда магия, не имея выхода, начала подтачивать его изнутри, превращая Криденса в обскура?..

Как он выжил, сдерживая в себе… эту мощь?.. Как он дожил до своих лет?..

Грейвз никогда не слышал, чтобы ребёнок, ставший носителем обскура, дожил хотя бы до десяти. Магия, запертая внутри, быстро убивала своего владельца. Всегда. Но Криденс, забитый, запуганный Криденс не просто выжил, а научился ею владеть.

В газетах не было ни одной колдографии обскура, крушащего город, и Грейвз искренне полагал, что «половина Нью-Йорка осталась в руинах, когда обскур чудовищных размеров накрыл город, как пылающее живым мраком облако» — это всё-таки художественное преувеличение. Газетчики любят прихвастнуть. Обскур, наверное, был крупнее обычного, но уж точно не размером с дом. Размером с человека — вот в это Грейвз верил.

Размером с самого Криденса…

Он остановился на Лексингтон-авеню, огляделся. Курить хотелось так, что он был готов сунуть в рот леденец на палочке, лишь бы сжать что-то зубами. Но поблизости не было видно ни одной лавки с сигаретами. Он сунул руки в карманы, уставился на поток машин, выжидая момента, чтобы пересечь улицу.

Рядом с ним остановилась молодая женщина, чиркнула спичкой. Грейвз мгновенно повернул голову, с завистью глянул на зелёную пачку Лаки Страйк в её руках. Девушка глубоко затянулась, выпустила дым и шагнула на дорогу, дождавшись короткого просвета в потоке машин. Грейвз быстро шагнул за ней, нащупывая в кармане монеты.

— Мисс… прошу прощения за беспокойство, — он догнал её на середине проезжей части. — Подскажите, где я могу купить, — он показал глазами на пачку сигарет, которые она всё ещё держала в руке, — такие же?

— Понятия не имею, мистер Приставала, — недружелюбно ответила та, смерив его взглядом, — я не живу в этом районе.

— Я дам вам десять центов за две сигареты, — предложил Грейвз, не отставая. Девушка остановилась на противоположной стороне улицы, посмотрела ему в лицо, поигрывая дымящейся сигаретой в пальцах. Грейвз ненавидел просить, но положение было безвыходное. Он улыбнулся, надеясь, что получится достаточно дружелюбно.

— Хорошо, — что бы ни повлияло на решение незнакомки, Грейвзу было плевать. Он протянул ей монетку, выбил из пачки две сигареты и немедленно сунул одну в рот. Удивился, когда она не затлела сама по себе — привык за двадцать пять лет, что все его самокрутки зачарованы.

Девушка насмешливо подняла бровь.

— Спичку?..

— Если вас не затруднит, — улыбаться ему было уже тяжелее.

Такая мелочь, а выбивает из колеи. Теряешь хватку, Персиваль, нервы сдают…

Он нашёл в себе силы на благодарность, резко развернулся и зашагал по Лексингтон-авеню. Дым сигарет был крепким и грубым по сравнению с тем, к чему он привык, но он жадно затягивался, прикрывая глаза и задерживая дым в лёгких.

Как ты сумел так ошибиться с мальчишкой, Персиваль?.. Ведь это была твоя работа — предугадывать опасность, защищать магов. Ты же общался с Криденсом нос к носу. Ты же видел, что с ним что-то не так. Но нет, тебе было куда интереснее дрочить на свои фантазии. Тебе всегда было на него плевать. А ведь он признался однажды, что его мать была необычной женщиной. Ты его слушал в тот момент, Персиваль?.. Ты расспросил его?.. Ты попытался разобраться, почему на него не подействовал Обливиэйт? Нет, ты только и знал, как пялиться на его губы и мять член через карман.

А теперь его нет. И только ты виноват в том, что теперь его нет.

Грейвз остановился на перекрёстке, ожидая сигнала регулировщика, который дирижировал автомобилями, держа в руках жезл. Пародия на волшебника…

Нет, Персиваль мать твою Грейвз, пародия на волшебника — это ты. Серафина права. На её месте ты поступил бы так же. Всё правильно, не о чем жалеть.

Он и не жалел.

Вот только Криденса больше нет.

Даже странно, что именно смерть этого странного мальчика заставляла в его груди что-то ныть. Ты ведь даже не был к нему привязан, Персиваль. Ты его просто использовал. Криденс, наивный, охотно снабжал тебя листовками с адресами и временем всех будущих собраний Второго Салема. Рассказывал, что Мэри Лу знает о колдовстве, сообщал обо всех её планах: о визитах в редакции газет (её поднимали там на смех, но эта сумасшедшая не сдавалась), о церковных проповедях, о призывах нести её слово дальше.