Кодекс Хранителя (СИ) - - Страница 25

Кивнув, Анонис снова выглянул в окно и досадливо отметил, что послушники уже скрылись.

— Твоя свидетельница… — тихо спросил он, отчего в его речь пробрались шипящие, почти змеиные нотки. — Что она видела?

— Только мое лицо, — незамедлительно ответил Влад, и мужчина удовлетворённо кивнул.

— Хорошо, — коротко отрезал он, после чего отошёл от окна и склонился над своим столом. Чиркнув несколько строчек в записной книжке, снова взглянул на Мухотряскина. — Мне нужен стандартный образец крови и тканей. Крыло или же его часть подойдут… У тебя десять минут на сборы. Возьми всех, кого посчитаешь нужным. И передай Самсону, чтобы зашёл.

Все поняв без лишних слов, адепт быстро покинул комнату, и вскоре декан факультета семейного раздора не без удовольствия смотрел, как двое его адептов почти незаметными тенями скользнули в сторону корпуса хранителей семейного очага. Стоило последнему из них скрыться, как дверь за спиной отворилась.

Виртуозов. Даже оборачиваться не стоило, чтобы понять, кто это. Эманации его силы окутывали не хуже, чем энергетика трехдневки Кирин.

Вздохнув, Ананьев прикрыл окно, уловив на миг свое неприглядное отражение. Затеянный гнев заострил черты его лица. Гладко выбритый подбородок отсвечивал полупрозрачной чешуей, распущенные черные волосы делали его ещё более мрачным, чем всегда. Сейчас Анонис как никогда был похож на змеелюда. И это, мягко говоря, было нехорошо. Плотно задернув иссиня-черные шторы, он обернулся и внимательно взглянул на своего любимчика.

Его лицо все ещё было в мелких царапинах и ранах. Руки почти не отличались состоянием от лица. И, судя по тому, что организм демона ещё не справился с повреждениями, они имели по большей части магическую природу.

— Будь скалки побольше, а защита слабее, можно было бы смело ставить тебе памятник, — тихо поделился мыслью Ананьев. — Надгробный.

Парень молчал. Как и обычно, когда его ругали. Не сказать, что Анониса это раздражало, но душе приятней, когда перед тобой дрожат. Однако Виртуозову не было знакомо чувство страха за свой хвост. И видит Многоликий: этот адепт скорее оттяпает себе этот хвост, нежели будет печься о его сохранности.

Впрочем, за это Анаьев его и любил чисто учительской любовью… Чисто механически и в последний раз. Последняя выходка перевесила его терпение к этому парню.

— Знаешь, Самсон, тебе сегодня крупно повезло. — Глаза его при этом видоизменились, зрачок вытянулся, а радужка стала светлее. — Я не бью пострадавших.

Самсон сглотнул, а Кнут, подойдя к нему вплотную, добавил:

— Запомни, следующего раза не будет. Оплошаешь — и я скормлю тебя остальным как неудавшийся эксперимент. Никто и не подавится.

Лицо его было в этот момент непозволительно близко. Самсон мог видеть себя в его узких зрачках, мог слышать пробивающееся в голосе шипение. Однако именно в этот момент его не волновали ни угрозы, ни что-либо ещё, касающееся его лично.

— Что будет с Линн?

Ананьев хмыкнул. Виртуозов, как и всегда, показал себя с той другой стороны.

— С ней ничего не будет, — вздохнул Ананьев, опускаясь в свое рабочее кресло и устало откидывая голову назад. — Ты ее выпил, засранец.

— Тому была причина.

— Всегда есть причина, — выдохнул Ананьев, чувствуя, что гнев все же играет с ним злую шутку.

Самсон, стоя поодаль, видел, как прочерчивают лицо декана полоски чешуи, а вдоль скул кожу прорывают костяные наросты.

— Луна уже достаточно высоко, — продолжал тем временем Ананьев. — Им уже пора начать, иначе зверь будет спать еще один полный цикл…

Самсон помрачнел, вслушиваясь. Шепот Кнута был похож на бред сумасшедшего, если бы не одно "но". Сумасшедшим он не был никогда. А потом он открыл глаза и взглянул на Самсона уже полностью видоизменившимися глазами. Белесыми, почти мертвецкими и оттого ещё более страшными из-за змеиного зрачка.

— Любители семейного очага зашевелились, нам это только на руку.

Вот и ответ. Луна, ритуал и семейный очаг вмиг вырисовались в стройную линию. А это значило лишь одно: оборотня сегодня посвятят в послушники в Общем ритуальном зале. Действительно, полнолуние — весьма подходящее время.

— Мне сорвать ритуал? — Самсон смотрел на учителя спокойно, словно не его лицо сейчас претерпевало страшные метаморфозы.

— Это будет слишком грубо с нашей стороны, — прошептал Анонис, при этом его глаза хитро сощурились. — Мы же порядочные люди.

Пароль прозвучал слишком естественно. Вот только порядочными адепты Раздора бывали разве что во время праздников, и то культовых.

— Пойду пса погоняю, — уверенно ответил Самсон, уже представляя, что вскоре будет делать.

Анонис кивнул, молчаливо принимая его решение, и отпустил его восвояси, вершить задуманное. Но стоило Самсону открыть дверь, чтобы выйти, как декан снова обратился к нему:

— Кирин не трогать, запомни. — Голос его был тихим, но отчего-то все равно пробрал парня до дрожи, словно кнутом ударил. — Мне нужна дева, а не подстилка. — Самсон обернулся. — Я надеюсь, ты услышал меня?

Он услышал, кивнул и вышел. А Ананьев тем временем недобро улыбнулся, проводив его взглядом. Ночь с его лёгкой руки обещала быть жаркой.

* * *

Октопус Звездунов стоял за спиной послушника в черном балахоне. Натянув на голову глубокий капюшон, а на лицо — покрытую черной глазурью маску, он был абсолютно неузнаваем. В его широких ладонях находился объемный кувшин со снадобьем. Раз за разом наполняя кубок, он неустанно следил за тем, как послушник, ведущий ритуал, поит варевом каждого входившего. Волчицу он узнал сразу. Ритуальный символ на ее лбу светился, в отличие от остальных. Сила Многоликого ещё не пробилась сквозь ее нечеловеческую оболочку. Но это было временно.

Наполнив протянутый кубок, он неотрывно следил за тем, как послушник протянул ей питье. Девушка же вместо того, чтобы послушно дать напоить себя, выхватила кубок и залпом его осушила, даже не поморщившись.

Зато поморщился Звездунов из-за нарушения ритуала. Послушник растерянно принял кубок назад, но оглянуться на декана не посмел. Это было чревато очередным нарушением. А два нарушения подряд скверно скажутся на его оценке. Подошёл следующий. Этот парень был мощным, не в пример хрупким девушкам. Потому шел сразу за оборотнем, чтобы подхватить ее в случае чего. Это ритуалом не возбранялось.

Осталось совсем немного человек.

Последний из процессии слегка присел и открыл рот, позволяя влить в него зелье, после чего беззвучно прошептал благодарственную и скрылся в коридоре. Послушник опять повернулся к Октопусу, немигающим взглядом следя, как тот наполняет кубок. Эта порция была предназначена ему лично, и парень послушно ее принял, однако не допил, оставив ровно половину.

Сняв маску, Октопус прошептал молитвенную и забрал кубок из его рук. Терпкий напиток привычно скользнул по горлу, отдавая лёгким градусом. Спрятав кубок в специальной нише, расположенной здесь же, Октопус нырнул в коридор последним, замыкая процессию. В кувшине плескались остатки зелья, которые ещё понадобятся.

Маска больше не скрывала его лица за ненадобностью и была сдвинута набок, словно причудливый головной убор, или намек на то, к кому будут взывать во время ритуала.

* * *

Горр проснулся от странного чувства. Ему казалось, к нему взывает зверь. Вой застрял где-то на краю сознания, и с этим ничего нельзя было поделать. Обведя сонным взглядом комнату, которую он делил еще с тремя ребятами, Горр тихо поднялся с постели и подошел к окну. Однако зов не прекращался. Он, как комариный писк, мельтешил в ушах. Открыв настежь окно, он судорожно вдохнул прохладный ночной воздух в попытке успокоиться. Луна была полной, небо — чистым. Однако зов повторился. Прислушиваясь, парень повернул голову на звук и с удивлением уставился на человека, буквально прилипшего к стене.

Четвертый этаж, мать его…

Эту наглую рожу разве ленивый не знал. И даже в темноте, с кучей ссадин, этот говноед был узнаваем.