Кодекс Хранителя (СИ) - - Страница 26

Виртуозов усмехнулся, выпуская изо рта свисток. Металлическая дрянь полетела вниз, тихо звякнув о брусчатку.

— Чего надо? — Горр был зол. Его, как собаку, призвали свистком.

— Привет, блохастый, — улыбнулся Самсон и неожиданно выкинул руку вперед. Лицо обдало влагой, а Виртуозов кубарем полетел вниз.

Впрочем, Горр позабыл о нем и, матерясь, бросился в ванную. Дрянь жгла кожу и выедала глаза. Смыть удалось быстро при помощи обычного мыла. Но что-то все равно было не так. Понимание пришло, когда пижама с треском разошлась на раздавшихся плечах.

Луна насмешливо взирала на него из окна, а внутри все взбунтовалось. Это был оборот, который абсолютно им не контролировался. А тем временем воздушный поток послушно обвил тело Самсона, не дав упасть. Спрятав пульверизатор в карман, он быстро нашел свисток и опять в него подул. В ответ из окна четвертого этажа раздался душераздирающий вой.

Горр в полуобороте вывалился на улицу и мягко спружинил на мощные лапы. Зарычал.

— Ну же, песик, — присвистнул Самсон, пятясь. — Ко мне, блохастый!!!

Вслед за Горром вниз спрыгнуло ещё три мохнатых тела. Это, мягко говоря, стало неожиданностью для Виртуозова.

— Это кто захотел сыграть в ящик? — прорычал один из оборотней почти алого окраса.

— Похоже, ужин, — вторил рыжеватый.

Горр же оскалился и кинулся вперед. Очень уж хотелось перегрызть белобрысому глотку.

Коридор был длинным, и обычно Октопус спускался в него исключительно наблюдателем. Сегодня же случай был иной. Он принимал непосредственное участие и чувствовал, как зелье туманит его рассудок. Он слышал, о чем думают люди вокруг, пел беззвучную молитву вместе с ними и ощущал всем телом многоголосие их стройного хора.

Лишь один голос выбивался из общего фона и, к своему же сожалению, Звездунов понимал, что вина за это лежит только на нем. Не проверил готовность, не узнал, сколько молитв выучила, и учила ли вообще. Но об этом поздно было думать. Они проведут ритуал в любом случае.

Коридор вел в подземелья. Давно оборвалась кирпичная кладка, уступая место натуральному камню. Пещера была отчасти выдолблена в скальной породе, петляла, разветвлялась, исходила трещинами и все время вела вниз. Они свернули незадолго до закрытых уровней, где мощная каменная глыба укрывала старые тайны от любопытных глаз.

Вскоре перед ними открылся ритуальный зал, такой же старый, как и сама Академия. Размером он был человек на сто, но на памяти Звездунова больше половины от этого числа никогда здесь не собиралось. Круглой формы, с высоким куполообразным потолком, в центре которого синим клубком вилась сырая энергия. Под ней письменами был испещрён пол, а в самом центре — схематическое изображение солнца. Сейчас оно пульсировало приглушённым синим свечением. Но стоит начать ритуал и довести его в завершающую стадию, как их ждало настоящее светопреставление. Магия оживала, наполнялась цветом и силой.

Трёхдневка шаталась, едва стоя на ногах. И, судя по ее бессвязным мыслям, то и дело вспыхивающих в голове Октопуса, вообще не понимала, что тут происходит.

Девушки затянули песнь, теперь уже в голос, вывели ее в центр и начали медленно раздевать, не пропуская ни единой вещи. Длинные волосы были распущены, белье снято.

Песнь стала громче. Октопус молча разулся и одновременно со всеми ступил босыми ногами на один из множества лучей пентаграммы.

Тем временем девушки чертили на лице Ррухи символы, вырисовывая их влажной сажевой краской вдоль черепа, шеи, плеч, обвивая черными завитками молочно-белую грудь и опускаясь грязными росчерками по рукам, животу и бёдрам, вдоль ног к босым ступням.

Белоснежное от природы создание выглядело сейчас, как исчадие ада. И все же это была кукла, не осознающая ни себя, ни происходящее вокруг. С ней можно было делать что угодно, она бы даже не поняла. Октопус смотрел на происходящее внимательно, стараясь не упустить ни единой детали, готовый поправить, помочь, если кто-то из учеников ошибётся. Напряжение внутри ни на миг не давало расслабиться и довериться будущим Хранителям. Причина была банальна, он озвучивал ее много раз и не переставал думать об этом же и сейчас. Ни конкретно эта девушка, ни другие не готовы принять условия факультета. К этому послушников готовят весь первый год обучения. И никакого наскока нахрапом. Это так не делается.

Увы, силы распределили без его ведома. Анонис что-то удумал, поставив ключевой фигурой девицу из семьи Кирин. Причем взял ее в оборот, судя по всему, в первый день приезда. Защита ее была прямой обязанностью Октопуса, и как Хранителя, и как декана. Получалось в результате, что там, где он должен ждать и наблюдать, на это попросту не было времени.

А раз так, то тот уже мог вложить в ее голову ненужные мысли и действия.

Отдать ему ещё и других девушек Октопус не желал. Не сказать, что он хотел начинать именно с оборотня. Но с ней проблем было больше всего. Она не оборачивалась, застряв в человеческом обличье. Наверное потому, не дожидаясь более благоприятного времени, он решил использовать ближайшее полнолуние. Досадное недоразумение следовало исправить. И, если понадобится, заставлять зверя внутри нее просыпаться, пока девчонка на физическом уровне не запомнит, как к нему взывать.

Девушки затянули вторую песнь. Звук эхом уходил вглубь зала, резонируя и возвращаясь усиленным в многократном многоголосии. Тело Ррухи мерцало в магических сполохах. Пол под ее ногами вспыхнул. Узкие полыхающие линии складывались в сложный магический рисунок, полный символов и знаний.

Ррухи уложили.

Девушки встали вокруг, схватившись ладонями и тем самым замкнув круг. Парни, а вместе с ними и сам Октопус, замкнули второй круг. Сырая энергия в центре купола всколыхнулась и лучами света ударила по обнажённому телу волчицы, словно прошила насквозь. Октопус же, наоборот, чувствовал, как сквозь его босые стопы уходит энергия. Пентаграмма вбирала в себя силы, отчего каждый ее росчерк наполнился неестественным светом.

Тело оборотня в какой-то момент выгнулось дугой. Девушка взвыла. Вопль вмиг срезонировал от стен, ударив по барабанным перепонкам, словно сильный взрыв. Это было крайне сложно терпеть. А тем временем ее тело ломало и корежило от нахлынувшей силы. Зверь вырывался наружу, перекраивая своего носителя под собственные нужды.

Неожиданно все прекратилось, несмотря на то, что пентаграмма была полна энергии. Ррухи, не завершив свой оборот, вдруг перестала вопить и начала приподниматься на свои лапы, потому что ногами их назвать уже не получалось.

Она была страшна в этом обличье, словно демоническая сущность без хозяина, только что вырвавшаяся из Преисподней. Ее соблазнительная грудь теперь мало чем напоминала о себе, словно ее там и не было. Лысый, как у крысы, хвост хлестал по обнаженным икрам. Изломленное звериное тело тянуло к земле, вынуждая опираться на все еще не видоизмененные девичьи руки. Пятки, наоборот, оторвались от пола на вытянувшейся ступне. Вытянутая пасть была полна клыков, а красные глаза с полопавшимися сосудами бешено взирали вокруг.

Не раздумывая, Октопус затянул шестнадцатую песнь, и его ученики беспрекословно подхватили ее. Свет, бьющий с потолка, хлестнул, извился, превращаясь в плеть. Пол, наоборот, будто выплюнул полупрозрачные цепи, обвивая звериное тело. Оборотень стонал, глупо пытаясь вырваться из призрачных энергетических оков. И только сейчас пришло понимание, что Ррухи слишком сильная для послушников четвертого курса. Ни пятнадцатью минутами, ни часом этот ритуал не закончится. А ему нужен ее полный оборот…

* * *

Отделяться от Улья больно. Множество связей рвется, память становится недоступной, и ты, как новорожденный во взрослом теле, взираешь на этот мир огромными глазами и абсолютно ничего не понимаешь. И ведь самое главное, знаешь, что это было общим решением Улья, и от каждого по крупице собрали нужные черты. Ты просто часть каждого. И каждый — часть тебя. Каждый — твоя Великая Мать, которая позволила тебе существовать отдельно.