На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 76

Овладевшее им смятение от Юлианы не укрылось. Она встала на цыпочки, чтобы заглянуть ему в глаза, — и обнаружила на дне радужки трепещущее пламя беспокойства.

— Я тоже ее вижу, — вполголоса сообщила она, взяв Киприана за руку. — Пойдем. Надо хотя бы ее отвлечь.

Обглоданный диск луны спорил с тщедушными фонарями за право лить свет на бедняцкие кварталы. Ведомая к цели внутренним компасом, Юлиана пребывала в восторге от новообретенного здоровья, фонтанировала неуемной энергией и шла по притихшему бульвару чеканя шаг.

Ее упорство граничило с безрассудством. Ни уговоры, ни угрозы Киприана действия не возымели. Она была непреклонна, а в ответ на последнее пущенное в ход средство едва не рассмеялась ему в лицо.

— Не ходи со мной! Я не хочу тебя потерять! — в отчаяньи воскликнул он.

— Ха! — заявила Юлиана. — Собрался сгинуть в одиночку? Не выйдет! Если пропадать, то давай уж вместе.

Скажите на милость, вот как это расценивать? Пару минут назад трепетала перед ним, словно птичка, угодившая в лапы кота. А стоило дать слабину — и в ее крови взыграла страсть к авантюрам. Не иначе печальные последствия эксперимента. Чтобы Киприан хоть раз его повторил!

Захолустные кварталы трущоб и бараков ночью напоминали нагромождения ящиков, в которых развозят фрукты. А проплывающие над ними редкие тучки в свете луны шибко походили на лохмотья утопленников. Когда на мосту в нос ударила вонь гнилых яблок, рыбьей требухи и чего-то совсем уж отвратительного, храбрость Юлианы последовала примеру утопленников и сиганула в реку. Закованная в гранитные берега, река сонно ворочалась под мостом и, бормоча, катила к морю мутную поблёскивающую воду. Мороз был недостаточно силён, чтобы придавить ее слоями льда. А вот в груди лёд разрастался исправно, пока не достиг размеров приличного айсберга. С чего бы вдруг?

Киприан следовал за Юлианой бесшумно и быстро, как крылатая тень летучей мыши. Расставшись с материальной оболочкой во время поцелуя, он приобрел былую мощь и лёгкость Незримого. Но длилось это всего несколько мгновений и пробудило настолько острую, мучительно сладкую тоску по Энемману, что казалось, душа вот-вот разлетится на осколки, как стеклянная реторта.

Девушка из средних миров — та, что по-деловому шагает сейчас впереди, прихватив юбку по бокам, — мила, непредсказуема, порой немного вздорна. И безмерно ему дорога. Сказать ей или отложить новость на потом? Хотя, быть может, она и сама уже догадывается, что способна стать его личным проводником между измерениями.

Мерда пировала на костях в оглохшей тишине прямо за поворотом. Завидев Юлиану, которая уже не столь бесстрашно завернула в проулок, она явила миру свой кровожадный оскал и бросила в кучу посреди загаженной дороги гремящий скелет жертвы — так непринужденно, как если бы играла в куклы.

Юлиана слишком близко подпустила смрадные щупальца страха. Оцепенев, она не могла вымолвить ни слова. Из груди рвался крик, но горло забил пробкой мертвящий ужас. Пространство позади словно схлопнулось до точки, щербатые бока улицы срослись, образовав тупик. Оставалось лишь безвольно наблюдать, как Мерда шаг за шагом сокращает расстояние — без спешки, не суетясь. От нее тянуло могильным холодом. На Юлиану неотвратимо надвигалось само воплощение смерти.

— Ты-то мне и нужна, — прошипел из-под капюшона змеиный клубок. — Он любит тебя. Но всё изменится, как только я заполучу твою красоту.

Юлиана сглупила. Хотя это еще слабо сказано. Она повела себя, как последняя тупица, когда самонадеянно притащилась к Мерде на чудовищную трапезу. Мысли толклись в черепной коробке, как осиный рой. Что за блажь ударила ей в голову? Каких грибов подмешали в обеденный суп? На что она, в конце концов, рассчитывала?

Сторонний наблюдатель вполне мог бы счесть ее поступок следствием помутнения рассудка, помешательства или чего-нибудь еще в том же роде. Но у Юлианы имелась веская причина. Из-за этого исчадия бездны больше никто не должен страдать. Включая Киприана.

Продвинувшись вперед еще на шаг, Мерда сорвала с себя капюшон. Теперь у нее имелось лицо, но какое! Лоб, нос, щёки, подбородок — всё, что присуще обычному человеку — было неумело подогнано друг к другу, как неотесанные булыжники в кладке. Как обросший кожей черепаший панцирь. Как змеиная чешуя.

Мельком глянув на гору скелетов — беленьких, чистеньких, словно их только что вынесли из кабинета анатомии, Юлиана была вынуждена вновь перевести взгляд на Мерду. Жёсткий, тяжёлый свет, льющийся из глазниц, впивался лиловыми остриями, парализуя волю, порабощая сознание. И не было от него спасения.

На сей раз Мерда не ограничилась разумом жертв. Жадно проглотив четыре жизни, она обглодала каждую косточку, выпила кровь до последней капли и обзавелась собственным телом, кое-как слепленным из разных кусков. Фонари с бледной луной, в отличие от солнца, не служили ей помехой. Чтобы насытиться, в ее распоряжении была целая ночь.

Юлиана с усилием подавила приступ тошноты. Благородный порыв, не подкрепленный ничем, кроме упорного желания помочь, угасал с каждой секундой. Расплата за безрассудство будет слишком велика.

Киприан замешкался на мосту, когда из темноты прямо на него с жутким рёвом выпрыгнула кривая росомаха, норовя распороть мантию и вонзиться когтями ему в ногу. Выяснять, что зверь имеет конкретно против него, времени не было. Киприан отскочил вбок, совершил обманный манёвр, и, прописав росомахе смачного пинка, отправил ее дрейфовать по речным волнам.

За мостом на него слепыми окнами таращились сросшиеся вереницы бараков, хотя только что между ними зиял проход.

Колдовство?

Всего лишь иллюзия.

Киприан извлёк из подсознания систему отслеживания Антеи и убедился: она там, прямо за этими кособокими лачугами.

Ошибка исключена.

Он выбрал мишень, навёл на иллюзию перекрёстье мысленного прицела — и с разгона пролетел через стену, не встретив сопротивления.

Юлиана сутуло стояла к нему спиной. Не шевелясь, не подавая признаков жизни. Хищницу его появление не обескуражило. Мозаичное лицо некогда безликого монстра рассёк чудовищный оскал. Какая сила согнала ее с тракта? Что заставило выйти в город? Искать ответ на эти вопросы было некогда.

Торопливо переставляя негнущиеся человечьи ноги, Мерда двинулась на добычу. Но Киприан оказался расторопней. Подбежал к Юлиане, развернул к себе и как следует потряс. Юлиана отмерла. Сковать ее до бесчувствия у Мерды не вышло.

— Прости, — одними губами прошептала она. — Втянула я тебя в передрягу.

А потом, словно вдруг опомнившись, высвободилась и глянула в глаза своей погибели — ярости, обретшей физическую форму.

— Ты ведь Антея, верно? Прекрати уже убивать! Ты не для этого создана!

Язык ворочался с трудом. Как ложка, которой замешивают слишком густое тесто.

Вести переговоры с нежитью? Да она и в самом деле спятила! Где уж тут выйдет сносный диалог?

Не переставая скалиться, Мерда хлопнула ее по предплечью безобразной узловатой лапищей. Кожу под фиолетовым драпом точно огнём обожгло. Юлиану скрутила боль, приправленная тоской и отголосками лютой ненависти. Из глаз брызнули слёзы.

Окрик Киприана прозвучал как из глубокого ущелья:

— Назад!

Ее с силой дернули за край пальто. Споткнувшись о раскуроченную решетку ливневой канавы, Юлиана пришла в себя и обнаружила, что лежит — точно как в одной из соблазнительных фигур танго — на руке человека-клёна. Боль пропала, а вот тоска никуда не делась.

— Внушением ее не сдержать! — крикнул Киприан и взмахнул свободной рукой. Окна соседних хибар взорвались осколками, выпуская под фонарный свет одичавшие стебли фиалок, гераней и суккулентов, которые местные жители выращивали на подоконниках. Поправ законы природы, хилые обитатели кадок и горшков пустились в безудержный рост с прытью хамелеона, выбрасывающего липкий язык, чтобы сцапать насекомое. Сплелись у земли в тугие зеленые сети, отрезая Мерде путь с обоих концов улицы.