На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 73

Пересвет тоскливо махнул рукой и взлохматил золотистую шевелюру. Судя по виду этой самой шевелюры, ему давно требовалось освежиться.

— Разбирать главы — разбирают. Причем активно. А в ответ тишина.

— Так то ж тишина перед бурей! — донесся сверху голос отчаянно зевающей Юлианы. — Скоро грянет, вот увидите! Не будь я…

Закончить фразу не удалось. На кухне грянул кастрюльный залп, и головы дружно повернулись в сторону Марты. Злодейка, жадина-говядина, пожалела коту еды! Тут и к бабке не ходи: «крушитель», он же «оглоед», он же всем известный недокормленный Обормот встал на прежнюю скользкую дорожку.

В отличие от записок Звездного Пилигрима, статья Пересвета о светящемся дереве наделала в городе много шуму. Если «Книгу Правды» обсуждали по большей части шепотом, чтобы не прознали соглядатаи Великого, то дерево-гигант внесло в массы бурное оживление. И горожане — те, что посмелей, — ломанулись в лес на поиски чуда.

«Чудо» тем временем прибыло с ночного дежурства и по-хулигански перемахнуло через парапет крыльца, застигнув Юлиану врасплох.

— Ждешь его, ждешь. А он вон что вытворяет! — сцедив улыбку в шарф, проговорила она. Киприан приблизился на шаг, окинув ее пылким, искрометным взглядом.

— Похоже, Грандиоз совсем отчаялся. Две сотни с лишним силков! Но теперь арнии на свободе. Как думаешь, мы должны это увидеть?

— Увидеть что? — Растерянно поморгала та.

— Грандиозный провал! — Он извлёк из-за пазухи два гладких лоснящихся билета на концерт и провел ими у Юлианы перед носом. — Только ты, я и позор, который войдет в историю.

— Не была бы так уверена насчет позора. Но с тобой хоть на край земли! — рассмеялась она.

На улицах Сельпелона царило привычное оживление. Паромобили гудели клаксонами, выписывая зигзаги по обледенелой мостовой. Газовые фонари расцветали маячками в рано спустившейся тьме. Витрины зазывно пестрели шедеврами мануфактур. И если бы не концерт, Юлиану от этих шедевров было бы за уши не оттянуть.

Подув на пальцы, она как следует их потёрла и передернула плечами. Киприан участливо склонил голову в кленовом венке.

— Что мёрзнешь? Перчатки забыла?

Остановившись, он, к негодованию пешеходов, загородил собою полтротуара. Взял руки Юлианы в свои — ни дать ни взять ходячая грелка с вечным летом поверх плаща — и вкрадчиво поинтересовался:

— А теперь тепло ли тебе, прекрасная госпожа?

Правильнее было бы сказать «повелительница моего сердца». Но «прекрасная госпожа» тоже сойдет.

Юлиана выдавила кислое подобие улыбки. На них таращились все, кому не лень. Узрев в потоке людей знакомое лицо, она выдернула руки, развернула своего кленового друга и принялась безжалостно толкать его в спину.

— Что это на тебя нашло?! — опешил тот, делая попытки обзавестись глазами на затылке.

— Да так, ерунда. Не тормози движение! И поторапливайся, а то в зал не пустят!

Напрасно она изображала из себя подпорку для каланчи. Киприан решительно не понимал, к чему такая спешка. Упирался, скользил на льду, заражал прохожих смехом. И был пойман в липкие сети раньше, чем Юлиана сумела сочинить для него обидное прозвище.

Имя сетям — Селена. Ни драка в «Едальне», ни последовавшая за сим головомойка, которую ей задал отец, не отбили у нее охоты преследовать Киприана до конца своих дней.

— А вот и вы! — сказала она, бойко отстучав каблуками маршевый ритм. И с замашками собственницы подхватила его под локоть. — В театр идёте?

Надоедливая, как сосновая иголка за воротником! Как острый камешек в сапоге! Как мусор в гречневой каше! Выплюнуть и выбросить.

Юлиана пожалела, что ее взгляд не перфоратор и что нельзя этим взглядом проделать во лбу у Селены пару аккуратных дырок.

— В театр, — сухо подтвердила она и сунула руки в карманы своего фиолетового пальто. Пусть и новое, а с норковым полушубком соперницы ни в какое сравнение не идет. Хотя что Киприану одежда? Сам-то он вообще не от мира сего. Зимой и летом одним цветом, светсткие беседы вести не приучен, и пустыми заигрываниями его не очаровать. Но пусть только попробует поддаться на уловки этой хищницы! Живо узнает, почем фунт изюма!

Шагая под руку со своим вынужденным спутником (а вернее сказать, вцепившись в него, точно утопающий в весло), Селена с опаской поглядывала на Юлиану. Никогда не знаешь, чего ожидать от особы, которая вот так запросто уступает тебе место рядом с красивейшим человеком на планете.

Морозный воздух щекотал ноздри. За углом надрывалась скрипка уличного музыканта. В небе над театром болтался и подмигивал огнями дирижабль, призванный блюсти покой Грандиоза во время выступлений. Чуть малейшая угроза — из дирижабля, как перец из перечницы, посыплются телохранители. Только вот как бы они за угрозу не приняли показательную расправу над этой липучей мымрой. Юлиана сжала в карманах кулаки, до скрипа стиснула зубы — и прислушалась к голосу разума. Можно ведь вполне обойтись без разборок, если провидение на ее стороне. Но как это проверить? Кровожадные мысли не покидали ее вплоть до момента, когда попросили предъявить билеты. А там завертелось: тучная контроллерша у пропускного пункта, пёстрое сборище чиновников, престарелых дам с веерами и любителей швырять деньгами. Лепнина на потолках и задумчивые статуи из белого мрамора. Отдаленная какофония оркестра, устланные коврами дорожки…

Всё-таки сегодня Юлиане сопутствовала удача. Место Селены оказалось в противоположном конце зала. Она, как почетный зритель, была обречена сидеть в ложе бенуара. А избранница Вековечного Клёна готовилась отлично провести время, всматриваясь в сцену с балкона. Впрочем, смотреть там было особо не на что. Увешанный кулонами тюфяк во фраке за кругленькую сумму, пусть даже и в гриме, не то зрелище, которым можно любоваться. Иное дело — тонкий, искусно вылепленный профиль соседа, пытливый прищур притягательных янтарных глаз, творческий беспорядок в волосах и невесть что на уме.

Когда погасили свет, в ум к Юлиане тоже закралось это самое «невесть что». Дабы предотвратить немедленное осуществление «невесть чего», она поскорее отвернулась и уставилась на сцену. Источая аромат удушливых духов, обозревать виды мешала чопорная дамочка с лорнетом и такой объемной прической, что хватило бы на двоих.

Грандиоз торжественно выкатился под свет цветных газовых лапм и поклонился, насколько позволял живот.

«Он не в духе — факт», — сказала себе Юлиана.

Оркестр исполнил туш, но Грандиоз по-прежнему был недоволен и напряжен, как натянутая тетива. По залу разлилось гробовое молчание. Столь холодное и осязаемое, что из него можно было лепить снежные калачи.

— Спорим, споёт без сучка без задоринки! — опрометчиво побилась об заклад Юлиана.

— Ну спорим, — тотчас согласился человек-клён. — А на что, это уж мне решать.

Юлиана в волнении закусила губу. Если закон подлости не отменяли, она обязана проиграть.

Грандиоз ожиданий не обманул. На втором куплете какой-то известной арии он пустил замечательного петуха и в ужасе замолк, зажав руками рот. Прямо как раковина захлопнулась.

— С твоей стороны было чересчур самонадеянно затевать пари, — с плотоядной улыбкой проговорил Киприан у Юлианы над ухом и без колебаний привлек ее к себе. Ну да, вот она, та самая дрожь по телу и приятная слабость в коленях. Ой, мама дорогая, что сейчас будет!..

Однако то, что произошло в следующий миг, не имело ничего общего с вышеозначенными переживаниями. От внимательного взгляда человека-клёна не укрылось, как исторгнутый Грандиозом «петух» взмахнул синевато-серыми размытыми крыльями и взлетел к потолочной люстре, шибко напоминая призрачную арнию.

Призрак удрал, просочившись сквозь потолок. В зале вспыхнул свет, и по рядам прокатилась штормовая волна.

Это был полный крах. Или, выражаясь языком журналистов, скандальная сенсация. Ухвати сенсацию за хвост, обнародуй в числе первых — и твоя газета с лёгкостью обойдет конкурентов, а блестящая карьера певца неумолимо покатится под откос. Рухнет, как башня при землетрясении в двенадцать баллов.