В плену реальности (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 11

В отличие от очередей на рынках или в магазинах, где люди толкались и шумели, очередь у ломбарда была пугающе тихой. Клиенты стояли разрозненно, спрятавшись под капюшонами и опустив головы. Они не разговаривали и не смотрели друг на друга. Они напоминали незнакомых людей, собравшихся на похоронах общего знакомого. По очереди они скрывались в дверях ломбарда, а выходили уже другими: в глазах появлялся известный всем игрокам блеск — предвкушение путешествия на райскую Тару.

Дверь в квартиру Сухова была приоткрыта. Горький потянул за ручку и заметил на коробке свежие следы ремонта. Он услышал голос Сухова. Звуки доносились с кухни.

Сухов сидел за столом и цветными карандашами разукрашивал квадратики в журнале сканвордов. Рядом стоял стакан с водой, и лежала горочка печенья. Сухов по одному перебирал карандаши и швырял в сторону те, что не понравились.

Прижав к груди папку с бумагами, на кухне стояла женщина лет пятидесяти с крашенными волосами и закрученными кончиками. Она начала что-то говорить, но Горький остановил её вытянутым пальцем и сел рядом с другом:

— Сухой. Что случилось?

Сухов поднял голову и улыбнулся. В оболочке мужественного и сильного человека прятался ребёнок. Горький заглянул ему в глаз.

Шесть лет назад они были очень близки. Вместе работали на Таре и вместе проводили дни без игры. Как часто бывает между лучшими друзьями, у них установилась особая связь. Если незнакомым людям для объяснения чего-либо приходилось произнести несколько предложений, то им достаточно было сказать несколько слов. В последствии слова можно было заменить жестом или взглядом. Их зрительный контакт был похож на передачу мыслей. Они читали в глазах у друг друга опасения, страхи и предположения.

Какой бы сильной не была их дружба, но после сучившегося на Таре они не смогли быть прежними. Их пути разошлись. Они не общались около пяти лет, но, когда Горький пришёл неделю назад, то обнаружил, что связь до сих пор существует. За такой длинный срок у них не осталось общих интересов и тем для разговоров, но связь существовала. Одного взгляда в глаза друга было достаточно, чтобы понять, что Сухов чего-то боится и что-то скрывает. Словно невидимая ниточка, связь соединяла их все эти годы, вплоть до этого самого момента. Горький заглянул Сухову в глаза и ничего не увидел. От прежнего Сухова осталась лишь внешность. То, что Горький мог читать в глазах друга, умерло.

— Что случилось? — на этот раз хантер обращался к женщине.

— Третья смерть в игре. Мозг получил необратимые повреждения. Ваш друг останется таким до конца своих дней.

Сухов взял со стола печенье, макнул в стакан и сунул в рот.

— Как это произошло?

— Я не знаю, — женщина убрала от груди папку, показывая Горькому бейдж. — Я работаю в гос службе поддержки населения, моя задача — помочь пострадавшему. Мне сообщили, что Сухов Николай оставил инструкции на случай своей недееспособности. Похоже, он был готов к подобному исходу.

— Что за инструкции?

— Он отписал в пользу государства свою недвижимость, чтобы оплатить услуги по уходу. Завтра мы отвезём его в место, где он получит требуемый ход и заботу.

— В его инструкциях было что-то для меня? Почему вы мне позвонили?

— От вас ничего не требуется. Это формальная процедура. Дело в том, что Сухов указал вас, как ближайшего родственника. Мы знаем, что у вас нет кровных связей, но по инструкции мы обязаны оповестить о случившемся того, кто указан ближайшим родственником.

Горький остановил ползущую за печеньем руку. Сухов испугался, а затем широко улыбнулся, не отрывая взгляда от сканворда. Средний и указательный пальцы Горького, будто случайно, скользнули под свитер. Браслета не было, а не его место осталась кровавая гематома шириной полтора сантиметра.

— Откуда вы узнали о нём?

— Я точно не знаю, — женщина посмотрел на потолок. — Кажется, нам позвонил кто-то из корпорации.

— Я могу осмотреться в квартире?

— Конечно. Вы даже можете забрать памятные вещи, не представляющие ценности: фотографии, одежду, декор.

Горький шёл в зал и думал о том, зачем Сухов указал его родственником. Это не имело смысла, а Сухов никогда не делал бессмысленных поступков. В конце концов он мог оставить поле пустым, но не оставил, а значит хотел, чтобы Горькому позвонили.

Он вошёл в зал и остановился, прижавшись спиной к двери. До него здесь уже побывали. Побывали либо те, кто не умеет оставаться незамеченным, либо те, кого это не волновало. По продавленным отметкам на ковре, которые находились рядом с ножками стола и дивана Горький понял, что в квартире двигали мебель. На ручках шкафов и тумбочки не было пыли, на столе лежала беспроводная мышь, но не было компьютера.

Приложив подушечку пальцев к рамке висящей на стене картины, Горький обвёл её по периметру — ничего. Затем он прошёл вглубь комнаты и повторил то же самое со шкафами и тумбочкой — пусто. На кухне зазвонил телефон, женщина из поддержки подняла трубку и после небольшой паузы ответила: «Да, он здесь». Горький подошёл к окну и провёл пальцем по изгибу подоконника — ничего. Он услышал, как поехал лифт. Времени осталось немного. Рабочий стол выглядел подозрительно пустым, кто-то забрал не только компьютер, но и записную книжку — неотъемлемый рабочий инструмент Сухова. Горький провёл подушечкой пальца по ближайшему краю стало. Там что-то было. В двадцати сантиметрах от угла он нащупал засечку. Засечку сделали при помощи тонкой лески. Канавка углублялась всего на один миллиметр, снимала лаковое покрытие, но не прикасалась к телу стола. Её нельзя было заметить и невозможно было спутать со случайной вмятиной, но можно было почувствовать. Её края был острыми, а ширина — микроскопической.

Горький ощупал торец стола под канавкой, Кусочек древесины в том месте отслоился. Миша подцепил его ногтем…

— Добрый день!

В зале стоял коренастый мужчина с заячьей губой. На нём была неприметная серая куртка и такие же штаны. Он смотрел Горькому в глаза, но раз в пять-шесть секунд его взгляд отклонялся в сторону, чтобы считать обстановку в комнате.

— Моя фамилия Маслов, я из корпорации. Начальник отдела игровой безопасности, — он достал из кармана карточку и показал Горькому. — Сейчас мы изучаем обстоятельства случившегося. Вы не против, если я задам вам пару вопросов?

— Я не общался с Суховым пять лет. Мне нечего вам сказать.

— Ладно, — Маслов пожал плечами. — Вы не виделись с ним в игре, но может быть навещали его здесь? Может быть он рассказывал вам что-нибудь?

— Нет, я его не навещал.

— Правда? — Маслов внимательно посмотрел на лежащую на столе руку Горького. — Может быть вы просто забыли? Грань между игрой и реальностью стала настолько призрачной… Не поверите, но мы едва ли не каждый день сталкиваемся с подобным. Неделю назад человек навещал своего друга в реале, а сегодня ему кажется, что это произошло в игре. Или этого не было вовсе.

— Я бы запомнил, — Горький обошёл Малова и вышел из зала.

Перед тем как уйти хантер ещё раз заглянул на кухню. Женщина заполняла бумаги, а Сухов водил размягчённым печеньем по столу.

Горький возвращался домой, ощупывая в кармане выдернутую из стола щепку. Он не доставал её, потому что боялся слежки. Это походило на паранойю, но уж слишком много странных вещей произошло за пару часов. Запись горького как ближайшего родственника, гематома от браслета у Сухова на кисти, обыск в его квартире и Маслов, который выдавал себя за работника корпорации. Горький узнал в нём силовика уже по одежде, а его догадку подтвердило удостоверение. Маслов представился начальником отдела, а в удостоверении было написано: «Начальник управления». Офисный клерк может забыть годовщину свадьбы или день выступления дочери в школьном театре, но не название собственной должности, особенно руководящей. Да и с чего бы работнику корпорации следить за Суховым? Маслов дал понять, что неделю назад видел Горького в квартире у Сухова, а значит они пасли его, что наводило на ещё более волнующий вопрос: Чем же занимался Сухов, что привлёк внимание органов?