В плену реальности (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 10

— Вы слышите меня?! Я сказал, что они собираются напасть на ваше убежище! — Сухов облокотился на спинку стула и закинул ноги на тумбочку. — Представляете, как не вовремя они передали эту информацию мне?! Всего за два дня до моего ухода. Разве не здорово?! Это будет словно завершающий аккорд перед моим исчезновением.

Ответа не последовало. Сухов не слышал посторонних звуков в трубке или разговоров на заднем плане, а это значило, что она внимательно его слушала, но молчала.

— Диана, вы ещё здесь? Вы слышали, что я сказал?

— Да, я здесь.

— Что-то не так? Я сказал лишнего?

— Мне очень жаль, — её твёрдый и уверенный голос стал сочувствующим и тихим.

— Что жаль? Я не понимаю…

— Присоединение не состоится.

— Но почему?! — закричал Сухов. — Это какая-то шутка?! О чём вы говорите?!

— Они следят за вами. Информация, которую они вам дали — это наживка…

На секунду в голове у Сухова промелькнули обрывки воспоминаний о прошедшей неделе: разговор с Баталовым, внеплановая проверка на профпригодность, участившиеся поручения по электронной почте. Какая-то часть мозга просигналила, что эти вещи были не случайны, и что они связаны между собой.

— Неужели вы думаете, — Сухов обхватил рукой голову. — Как же я мог этого не заметить?

— Мне жаль, что так вышло, — сказала Диана. — Вы бы стали отличным троянцем. Прощайте.

Сухов не нашёл, что ответить, и продолжил держать телефон у уха. Через две минуты позвонили в дверь, а ещё через три ручной таран выбил замок.

Горький стоял на пустом тротуаре и чувствовал, как его волосы пропитываются десятками тысяч микроскопических капель, падающих с неба.

За спиной раскинулась парковка. На ней никого не было, кроме белых полос разметки и погасших фонарей. Компанию Горькому составляло лишь собственное отражение в затемнённом стекле во весь рост. Казалось будто он стоит у входа в параллельную вселенную, откуда на него смотрит такой же грустный и одинокий двойник, как он сам. Подул западный ветер. Невидимые волны трепали его воротник и массировали лицо. Ветер мог стать его союзником в борьбе с одиночеством, если бы не принёс с собой вонь с химического завода.

За стеклом загорелся свет. Отражение Горького исчезло. Зажужжали электромоторы и стеклянная дверь уехала в сторону. Горький взял тележку и прошёл в торговый зал мимо светящегося табло: «Добро пожаловать в гипермаркет НАШ».

Вдоль трёхэтажных стеллажей, заваленных товарами ходили сонные сотрудники. Заметив Горького, они хмурили брови и подозрительно смотрели в след. Мужчина, который расхаживал по магазину, пока другие граждане работали, казался едва ли не преступником.

Ни одна из пятидесяти четырёх касс, выстроившихся в ряд, на работала. Они напоминали пункты прохождения паспортного контроля в страну, въезд в которую закрыли. Закрыли на время. Через десять часов, когда закончится дневная смена, рабочие автобусы заполнят парковку, и в гипермаркет хлынут сотни покупателей. Появление Горького внесло дисбаланс в привычный график сотрудников.

Не отклоняясь от курса, Горький дотолкал тележку до отдела с алкоголем и принялся её загружать. Ценник для каждого товара был разделён на две части: первая — для владельцев карточек корпорации, вторая, в два раза больше — для остальных.

Купив в общей сложности четырнадцать литров крепкого алкоголя, Горький вызвал такси и поехал домой. Пошёл отсчёт первого дня без игры.

У двери ждал отец Ксении. Инженер больше не выглядел примерным служащим. Сальные волосы на голове сбились в кучу, носы грязных ботинок выглядывали из-под спортивных штанов, пальто было одето поверх майки-алкоголички. Он смотрел на хантера, будто потерявшийся на улице щенок.

— Она снова в игре? — спросил Горький, открывая дверь.

— Нет, но всё стало гораздо хуже! Она будто сошла с ума! Осыпает нас матами и проклятьями, а через секунду валяется в ногах, умаляя отдать браслет. Ещё через минуту она бежит на кухню и хватается за нож. Я в жизни не поверил бы, что когда-нибудь услышу слова угроз от собственной дочери!

— Это обычная реакция на отказ от игры.

Горький занёс пакеты в квартиру, отец Ксении двинулся следом, но хантер развернулся и перекрыл собой проход.

— Позвольте мне войти, Михаил! Вы должны сказать мне, что делать!

— Ничего я тебе не должен. Я предупреждал, что вытащить человека из игры — это лишь пол дела. Теперь твоя задача — создать ей условия любви и гармонии. Мир на Таре — рай по сравнению с Землей. Она напугана. Она боится, что больше никогда не испытает радости бытия там. Как наркоманы боятся отказаться от ширки и смирится с тем, что больше никогда не полетают.

— Но, что мне нужно делать? Как мне помочь ей?!

— Я вытаскиваю людей из игры, а что с ними происходит дальше — не моя забота, — Горький захлопнул дверь. — Сходи в центр помощи игрозависимым… если их ещё не все прикрыли.

Отец Ксении ещё несколько раз постучал в дверь и позвонил на телефон, но Горький уже открыл первую бутылку и налил. Он лучше других знал, как паршиво чувствует себя человек без игры.

К окончанию второго дня вне игры вычищенная ранее кухня стала похожа на притон. Полупустые бутылки стояли на столе, полу и подоконнике. Трёхэтажной стопкой на плите лежали коробки из-под пиццы, под потолком плотной завесой висел табачный дым.

Горький сидел на стуле, будто птица на жёрдочке — прижав колени к груди и обхватив их руками. Лицо опухло, а на щеках отросла щетина. Пьяные глаза был обращены к встроенному в стену экрану, но смотрели сквозь него. В пустоту.

С интервалом час-полтора на столе вибрировал телефон. Горький смотрел на номер и нажимал кнопку «игнорировать». Последний раз он разговаривал с отцом Ксении три часа назад. Или это было прошлым вечером? Горький плохо помнил тот разговор. Среди шума бьющейся посуды и грохота падающих предметов он слышал вопли девчонки и её родителей. Он слышал, но не слушал и продолжал твердить в трубку, словно мантру, что реабилитацией он не занимается. В какой-то момент мужской голос стал отчётливее остальных, хлопнула дверь. Кажется мужчина вышел на лестничную площадку. Он всхлипывал, подбирая носом сопли и молил о помощи. Горький был уже достаточно пьян, чтобы послать его в задницу и повесить трубку.

Минул ещё один час, по телеку начались новости. Главным событием стало происшествие на площади во время протестного митинга. Зрителем показали кадры, как разъярённая толпа наступает на живое заграждение перед администрацией, затем кадры с квардракоптера прерывались, и следовал неразборчивый монтаж из двухсекундных отрывков с непонятных ракурсов. Репортаж закончился трагической новостью. Помимо четырёх человек, погибших во время самообороны силовых спец служб, мёртвым был найден и лидер оппозиции. Ведущий сказал, что следователи изучают видеозаписи, но по предварительной версии: смерть наступила в результате сердечного приступа.

На столе завибрировал телефон. Его жужжание стало столь привычным, что Горький не сразу посмотрел на экран. Входящий шёл с незнакомого номера и отличался от номера отца Ксении.

— Да.

— Здравствуйте, с вами говорит представитель службы поддержки населения.

— Чего вы хотите?

— Вы знаете Сухова Николая?

По телу пробежала дрожь, Горький почувствовал, как трезвеет.

— С ним что-то случилось?

— Вы не могли бы приехать к нему домой?

Через час Горький пересёк дорогу по пешеходному переходу и оказался в нужном квартале. Он намеренно не спешил. Во-первых, пешая прогулка его отрезвляла, а во-вторых, он интуитивно чувствовал, что больше спешить было незачем.

Подходя к дому со стороны улицы, он заметил скопление людей. Рядом с зданием, на котором светящимся оранжевыми буквами было написано: «Ломбард. Меняем драгоценности на игровые часы», собралась толпа.