Год Дракона - Давыдов Вадим - Страница 43

• Предыдущая
• 43/144
• Следующая

Они осторожно, но неотвратимо двигались навстречу друг другу. Через страницы тех же самых книг, прочитанных в юности, через те же мечты и томления духа, что довелось испытать им обоим, наводя тоненькие мостики цитат и аллюзий, скрещивая шпаги фраз над бездной. И Елена чувствовала, сама ещё боясь себе в этом признаться, – когда-нибудь придется им опустить разящую сталь, перевести дух и, посмотрев друг другу в глаза, понять...

Елена знала, как он поступает с теми, кто стоит у него на пути. И слышала это много раз и от многих. Это были по-настоящему жуткие вещи. Ей говорили, он часто делал это сам. Ей не хотелось в это верить, – он не был похож на палача. Но ее поражала та поистине эпическая, библейская жестокость, с которой он истреблял своих противников. Не хитрость, не изящество интриги, которые тоже всегда присутствовали, но именно ветхозаветная ярость Иисуса Навина. И с ужасом Елена понимала, что это не столько отталкивает ее от Майзеля, сколько, напротив, влечет к нему.

Он словно прочитал ее мысли, потому что вдруг выключил терминалы на столе и посмотрел на Елену с усмешкой, всегда предвещавшей очередную экскурсию, – либо с ним, либо внутрь него:

– Пани Елена, вы умеете стрелять?

– Мне приходилось держать оружие. Я могу взвести курок и нажать на спуск. Но стрелять в людей мне не приходилось ни разу, если вы об этом. Я была на войне. И не на одной. И поэтому – я ненавижу оружие.

– А я люблю.

– Никогда не сомневалась.

– Люблю, – повторил он и кивнул, словно прислушиваясь к себе и сам с собой соглашаясь. – Не функцию его люблю, но его функциональную завершенность, законченность конструкции и цели.

Потому, что ты сам – оружие, подумала Елена. Но не произнесла этого вслух, а спросила:

– Что вы хотите мне предложить?

– Не то чтобы предложить. Я собираюсь в тир и раздумываю, взять ли мне вас с собой или дать вам передохнуть.

– Разумеется, я иду с вами.

– Чудесно, – Майзель поднялся из-за стола.

– Это тоже здесь, в здании?

– Обязательно.

Уже знакомый горизонтальный лифт, потом – обычный. Эти лифты были тоже напичканы электроникой, чуть ли не как космические челноки: ЖК-панели, вместо рядов кнопок с номерами этажей – буквенно-цифровая клавиатура, а для проверки допуска – сканер отпечатка ладони в тау-диапазоне. Никаких шансов для голливудской фантазии на тему фальсификации прав доступа.

Они вошли в помещение стрелкового тира. Майзель открыл оружейный шкаф – замок тоже реагировал на отпечаток ладони. Достал два пистолета, несколько снаряженных магазинов и глушители. Елена поняла, что слух ее не будет подвергаться опасности.

– И какова цель этой демонстрации?

– Доказательство виртуозного владения инструментом и глумление над вашими принципами непротивления злу насилием, – он ослепительно оскалился.

– Низведение, курощение и дуракаваляние. У Карлсона это получалось почти так же смешно. И если вам интересно, считать войну злом и быть пацифистом отнюдь не одно и то же. А пацифисткой, если вы внимательно читали нарытое вашими ищейками, я никогда не была, – Елена пожала плечами. – Ну, демонстрируйте, я с удовольствием понаблюдаю. Надеюсь, на директрисе огня не будет людей или животных?

– Вот это да, – Майзель посмотрел на Елену с веселым изумлением. – Какие вы слова знаете, однако! Нет. Я недавно перекусил, как вы могли убедиться.

Он озорно подмигнул Елене и, вставив магазин, взял оружие наизготовку. Елена не могла не отметить, как ловко и уверенно он это проделал. Просто загляденье, подумала она с усмешкой. Нет, определенно мужчины никогда не вырастают.

– Мужчины никогда не вырастают, не правда ли, пани Елена? – Майзель, улыбаясь, смотрел на Елену. – Могу поручиться, что именно это вы сейчас подумали.

– Вы знаете себя гораздо лучше, чем я, поэтому так легко угадали мою мысль, – пожала плечами Елена. – Учтите, вы сами произнесли это вслух. Должна заметить, однако, вы почти все время удивительно изобретательно и правдоподобно притворяетесь взрослым. Ну же, я просто изнываю от нетерпения взглянуть на отстрелянные мишени!

Майзель захохотал, потом резко оборвал смех и вскинул пистолет.

Стрелял он и в самом деле великолепно. Держал оружие безо всякой рисовки, двумя руками, целился, сам превратившись в продолжение пистолета. А пистолет был его продолжением. Потом стрелял по-македонски, из двух стволов. Елена наблюдала за ним со странным, смешанным чувством. И поймала себя на мысли, что он ей нравится. Вот так, – просто нравится, и все. И чтобы прогнать это ощущение, спросила:

– Вам приходилось когда-нибудь самому... стрелять в человека?

– И не однажды.

– Не отправлять спецподразделение с заданием, а самому?

– А вы разве вы не слышали леденящих кровь историй про то, как я носился по стране и из двух стволов отстреливал всякую мразь, – бандитов, чеченских сутенеров, албанских наркодилеров, местных и неместных шмаровозников, российских отморозков, которых здесь было... много, скажем так?

– Конечно, слышала. Но именно на этот период пришелся ряд весьма печальных событий в моей жизни, которые сильно отвлекали меня от наблюдений за вами. Я была тогда довольно молода и гораздо больше занята собой. Да и вы не успели тогда еще стать объектом моего пристального профессионального внимания. И поэтому тоже я всегда была склонна считать слухи о ваших кровавых подвигах на ниве беззаконной борьбы с преступностью, а заодно и с демократией, глупыми бреднями желтой прессы. Мне кажется, вы не настолько примитивны, чтобы бегать по улицам и участвовать в перестрелках.

– А напрасно, дорогая. Это одна из самых ярких страниц моих будущих воспоминаний. Чудесное было время! Нам тогда чертовски повезло. Коммуняки сдали власть, как эскадрон, бандитам. И ваши друзья из интеллигентско-диссидентской тусовки, претендовавшие на то, чтобы стать новой властью, были просто не в состоянии ничего поделать с этой распоясавшейся борзотой и махновщиной. И тут, как чертик из табакерки, выскочили мы с королем. Будущим, конечно же. И открыли огонь на поражение. И народ, сраженный прямо в сердце нашими несравненными доблестями, просто упал в подставленные вовремя объятия. Все нужно делать вовремя, дорогая. И это было сделано вовремя. Протяни мы кота за хвост какие-нибудь лишние полгода, история вошла бы совсем в другой поворот.

– То есть вы хотите сказать?!.

– Я не только хочу. Я говорю. Нет-нет, я не маньяк, пани Елена, не надо так смотреть на меня. Дело в том, что только личным участием я мог вдохновить людей, поверивших в мой план, на то, чтобы начать приводить его в исполнение. Нет другого способа поднять в атаку вжавшихся в землю под кинжальным огнем противника солдат, – только подняться первым.

– Нет, подождите. Я хочу понять, что вы чувствовали при этом!

– Я чувствовал, что я делаю грязную работу, которую никто другой никогда и ни при каких обстоятельствах не сделает за меня. Что я должен делать это, если я хочу, чтобы мои люди безоговорочно верили мне, беспрекословно выполняли мои приказы, считали своим, настоящим, пусть и старшим в иерархии, но своим. Без этого ни на какой успех невозможно рассчитывать. И это знает любой командир. Неважно, бизнес, война или государственное строительство. Команда должна работать как один человек. Вот и весь резон.

– И никаких кровавых мальчиков в глазах?

– Нет. Человек, как я уже имел счастье сообщить вам, привыкает абсолютно ко всему. В том числе и к тому, к чему привыкать, в общем-то, не должен. Почему вы так удивляетесь? Разве вам не доводилось видеть людей, которые убивали своих врагов?

– Врагов... Меня иногда просто бесит ваш пафос. Конечно, я видела. Но от них... От них всегда несет мертвечиной. А от вас – нет. Это меня больше всего удивляет. Вы другой. Вы не похожи на человека, который может убить другого человека. Я не чувствую этого запаха, пан Данек.

– У меня хороший дезодорант, – усмехнулся Майзель.

– Я серьезно.

– Вы что же, не верите мне?

• Предыдущая
• 43/144
• Следующая