С волками жить...(СИ) - Петров Марьян - Страница 43

Да я почти идеален!.. Сам бы себя убил. И его. Убил бы рано или поздно своими чувствами, а может и образом жизни. Убил бы, если бы он захотел уйти. А он и захотел. А я не смог удержать. Не увидел смысла. Бороться можно со всем на свете, кроме человеческого выбора.

Всё ещё хочу его убить. Но сам. Всё ещё его хочу… И от этого плохо.

Боль становится естественной, раны по всему телу кровоточат, но жизненно-важные органы не задеты, в поддавки играть, что ли, вздумал? Словно услышав мои мысли, демон нападает снова. Бьёт верно, прицельно, и прикончил, если бы Вик не блокировал его попытки воздействовать на разум. Никаких супер способностей, только сила. Волчья шкура у себя дома, Бойко не дурак, и сразу надел броню. Сильный. Глаза горят, только кроме пламени в них ни единой эмоции не вижу, он опустевший, обездушенный. С ужасом понимаю, что начинаю болеть за него и сжимаюсь от удара, отказываюсь брать силу оборотня, глушу регенерацию, чем злю демона. Сердце замирает, когда оборотня опрокидывает на лопатки…

Надо прекратить всё это.

Сейчас.

Не важно как, но закончить это нелепое противостояние. Пока есть силы, и он готов бороться. Только вот пацана я с собой заберу, раскрутив его жалкую душонку на всех кругах ада!

В этот момент оборотень просто бросает ножи. Демон смеётся, а я цепенею, замечая боковым зрением, как тварь, потерявшая остатки человеческого образа, сливаясь тёмным телом с уродством этого мира, подбирается к нам и, кажется, ей уже не важно в кого вцепиться.

От бросившейся туши из пасти обдало смрадным дыханием, располосовало спину и откинуло назад. Вик успел поднять нож, я не видел какой из двух, замахнулся на Шейна, но не успел… Демон оказался быстрее, поднял второй артефакт, и пока Вик отвлёкся на пацана… два точных удара в грудь сбили оборотня с ног… Мою грудь пронзила режущая боль от входящего лезвия. Слишком явственно, будто вогнали его в меня, а не...

Я стоял и смотрел, как он лежит неподвижно, хватая открытым ртом воздух, как из угла губ катится каплями кровь, глаза закатываются, и всё хуже фокусируется взгляд. Я видел, как пацан продолжает ползти и был уверен, что поганая искривлённая звериная рожа — это ухмылка. Постепенно картина последних месяцев жизни стала прорисовываться. Инкубы, демоны, вся эта пиздабратия появилась в одно и то же время с мальчишкой. Это он заставил моих напасть. Почти уверен, что из-за смешения крови его сила возросла настолько, что инкубы сами на него вышли. Одичавшие и почти стёртые с лица земли, да оно и к счастью, от голода они стали питаться им, как именно — догадаться несложно. Не зря я при первой встрече почувствовал присутствие низших существ, видимо в таком виде он давал куда больше сил. Эта враждебная тварь уже не была человеком, в нём не осталось ни души, ни сердца, пустая оболочка запрограмированная выживать и не важно какие для этого жертвы потребуются. Мне ли его не понимать? Но сострадания не было, и жалости тоже, желаю ему смерти и мою ярость чувствовал демон, он ликовал и упивался победой, пока Бойко пачкал кровью теневую и не собирался подниматься. Так часто вздымается грудь вожака — но это от адреналина, не более. Пальцы загребают под когти землю, а плечи каменеют. Смотрю и продолжаю ничего не чувствовать, будто рассматривая случайно подброшенный рисунок, а не фрагмент своей жизни.

Мелкое чудовище так просто изговняло наши жизни, научившись манипулировать, очернило всё, даже то светлое и настоящее, что развилось между мной и оборотнем, будь оно всё проклято. Всего лишь смазливая мордашка и печальная судьба, этого оказалось достаточно, чтобы сломать тех, кто сам был в подобной ситуации и не смог проигнорировать. Не потребовалось армии и плана захвата, пацан, как вирус, пробрался в наши дома и пошёл бы дальше, если бы…

Я делаю шаг вперёд, переступив через Вика, и иду к нему. Всё… хватит… я ещё человек…

Виктор

«Ты можешь идти, куда хочешь, на все четыре стороны. Хоть к чёрту на кулички! Хоть в глубь тайги, где тёмные топи торфяных болот не замерзают, а превращаются в вязкий кисель, колющий всё тело тысячами ледяных игл перед тем, как уйдёшь в их глубину… Ты волен выбирать, на чей стороне остаться, ведь я знаю о долге и непреложных клятвах всё. Зов крови не слушает любовь. Сердце перестаёт кровоточить и черствеет. Ты хочешь умереть? А давай! Испытать последний кайф от смерти ненавистного волчары? Что ж смотри!

На какой-то момент мне стало стыдно этого гнева. Отчаянного нечеловеческого, с пульсом обиды в глотке. Тьма пила меня, оргазмируя от такого коктейля, и я потребовал плату, гася ярость, почти ласково испросил помощь. Как учили старики: накорми тени собой и, пока послевкусие ещё дразнит, попроси показать полустёртую картинку из поглощённого прошлого. И теневая сдалась, в надежде пожрать ещё. И выдала несколько кадров, мерцающих, как диафильм на плёнке. Готов ли я был увидеть, насколько был слеп? Да можно было смело делать себе харакири.

Я вижу, что Шейн — такая же тварь, какие преследовали тебя из пустыни до Кемерово по теневой стороне. Только он — высокоорганизованная, хитроумная нечисть, паук, который наплёл тенета везде, настоящее зло, проникшее в Салан так легко. И ему вряд ли семнадцать, да мне уже и неважно сколько. Да, я это вижу, и это моя вина. Такая недальновидность непростительна для вожака. Пацан топорно обернулся, и начал охотиться в сумерках. И прикормленные инкубы, и Яков, все попались в ловушку и погибли. Ты и я купились, как кутята, на представление в лесу, веря каждый своим страхам. Даже Лешего не почувствовал, не узнал. Но мне хотелось отгрызть себе лапу за то, что я поверил, что ты реально стоял в рядах врагов.»

Почему всякий раз отдаляясь от меня, Дан влипает в передряги? Демон тянет к нему беду, и сейчас, если не сделаю что-то, скорее всего мы погибнем оба. Хватаем клинки с серой земли, окуная пальцы в прах тех, кто погибал здесь тысячи лет. Это не может закончится так глупо. Мы слишком много пережили, чтобы поверить, будто шанса нет.

«Сдохните оба!» — читаю по останкам губ и глазам остервенелого урода, подбирающегося справа, а слева… со стороны сердца… на меня бросается Демон. Два глубоких удара в сердце выбивают сиплый кровавый выдох, обжигают резкой болью, и не дают устоять на ногах, падаю. Дан смотрит сверху вниз, меняя на лице сотни масок от злобных усмешек, до скорбного… нет, не сожаления, я не знаю как назвать эту эмоцию. Похоже, он считает, что сдавшись, избавил меня от себя таким оригинальным образом, и теперь готовится освободить от своего гнёта и остальной мир. Провалом пустота в сердце, во мне едва ли искра тепла, и Дана уже не согрею простым человеческим объятием, собственническим касанием губ, стирающим условности и спесь в мгновение ока. Он умирает, а я ничего не могу с этим сделать. Часть меня этого желает, и я ненавижу за это разность наших видов и многовековую вражду.

Дан, идущий к Шейну, не видит улыбки сквозь кровавую пену на моих губах, не видит, какими глазами смотрю на него и впервые за долгие годы готов признать, что хотел бы разрыдаться, как ребенок, просто взахлеб, если бы умел. В моей руке горит и пульсирует оживший клинок, всё время наровит выскользнуть, но уже поздно отступать, внезапно… Дан непонимающе застывает, схватившись за грудь, пропитывающуюся кровью; покачнувшись, падает на колени, глядя на рваную тонкую рану и начинает выхаркивать такие же сгустки крови… как и я, стоящий точно в такой же позе с колотой раной в области сердца. Нож в моей груди поёт победную песню, в ладони — резонирует и жалуется, что порядок нарушен. Но… когда мы следовали правилам?

«Сначала уничтожь человека, земную оболочку демонической сущности, его крестраж, латы и тюрьму. Ударом в сердце оборви жизнь смертного, и тогда демон станет уязвим для второго клинка. В ином порядке, нож-демоноборец, не войдёт в тело человека, не нанесёт вред демону. Будет больно и холодно, небольшой проходящий паралич и судороги, но без крови и серьёзных повреждений.»

Что перевернулось в моей голове?