С волками жить...(СИ) - Петров Марьян - Страница 44

Мы стали уязвимы друг перед другом, наши шрамы проступали на телах, а боль эхом отзывалась болью в партнёре. Из-за близости и моего укуса по неведомым науке причинам ранения друг друга отражались на втором. Дан, сука, знал это, поэтому и спрашивал, смогу ли я восстановиться, если получу смертельную рану, он знал, что так и будет и заранее всё просчитал, чёртов сукин сын. А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я после этого, чтобы регенерация сработала?! Жить я вообще хочу — кто-нибудь спросил?!

Для этого мы и были созданы! Эгоистично и хладнокровно, настроенные на частоты друг друга: стать настолько близкими, чтобы смогли убить? Нельзя подступить к демону, будь ты хоть кем, но можно убить человека, если он поверит, подпустит и станет частью тебя. Знали ли мои родители, что заведомо рожают самоубийцу и палача? Сомневаюсь. А вот прадед знал, но сейчас это уже не важно.

Я знал, что Дан сделает всё правильно, и позволил ему самому принять решение, хотя обещал всегда защищать. Поэтому на меня сыпалась тонна жёсткого стёба, теперь инкуб принял обещание, но не смог до конца понять и довериться, а может и знал, что рано или поздно ему придётся умереть. Я дал Волкову самому убить Демона в себе. Уверен, это стало бы и его решением. Реабилитация в собственных глазах. Посмертно. Старая сказка из детства, чуть ли не единственная, мною прочитанная не из-под палки: «Мио, мой Мио», про демонов и рыцарей, где никто не побеждает и не живут люди счастливо; возможно, поэтому я ее и любил — за правдоподобие.

Словно сбросив больше ненужную оболочку, Демон поднялся над упавшим в пыль телом тёмной плотной дымкой, извиваясь, пытался бороться с древней изгоняющей силой, рвущей его на части, хрипел и кричал нечеловеческим голосом, переходя на свист и снова на рёв, жадно притирался, пытаясь проникнуть обратно, но обжигаясь, отдёргивался, и всё по кругу. От увиденного кровь стыла в жилах, хотя, кажется, всего уже насмотрелся. Что ощущал сейчас Волков? А чувствовал он ещё что-нибудь?..

Не вынимаю нож из сердца, удерживая Демона около тела, и трудолюбивый мышечный мешок, бьётся, истекая кровью. Я бы с удовольствием тоже умер, избавившись от боли и пустоты, но должен убедиться, что дело закончено, и не осталось опасности. Сжимаю клинок, не убивший человека, и кто бы знал, как я его ненавижу. Я разрушил многовековое проклятье Дантреса, и теперь выбор был за ним, но он так отчаянно хотел умереть, что отказывался использовать мои силы и начинать восстанавливаться. Догадка оказалась последней каплей в чаше терпения, демон не просто его поимел, но ещё и лишил воли. По сути Дан сейчас стал простым человеком, с редким врождённым даром существовать, как сосуд для потусторонних существ, с раной несовместимой с жизнью… А в этом мире не только с докторами проблема, тут даже злоебучий мох не сыскать, не то что подорожник.

Паника быстро туманит голову. Тьма, играя, подкидывает план событий, по итогу которого я режиссирую двойной суицид и почти с этим согласен. Незачем больше бороться, мы всё сделали правильно.

Шейн взвыл от отчаяния, осознав своим больным гениальным рассудком, что произошло, и отомстить мне не успел. Из серой вязкой хмари выскочило три лабораторных твари, выжидавших наилучший момент, беря выродка в кольцо. Они долго ждали своего часа, фильтруя запахи на теневой, пока не нашли Шейна. Тот попытался воздействовать на сознание чудовищ, но те уже были по своему безумны и бесконтрольны, озлоблены и вызверены, голодны и дезориентированы, а значит и управлять там по сути было некем. Их даже не смущала схожесть. Шейн давно стал ненавистным врагом. Всем.

Дикий крик араба качнул извечную чашу жалости, я смотрел и понимал насколько неравны силы, и как страшна будет смерть пацана, которую он замучился ждать. Но меня отвлёк Демон, он стёк по содрогающемуся телу Дантреса потоком чёрной смолы, и сейчас эта масса корчилась на земле, дымясь и меняя тысячи примеренных на земле ликов… Твари в пяти метрах от меня рвали Шейна на куски, и трезвила тишина и безумная улыбка, с которой подыхал этот маньяк. Неожиданно прямо на меня навалилось мокрое грязное косматое тело, а я даже не почувствовал его приближения.

— Батя… — едва шевельнул губами, и как никогда захотелось, чтобы рядом был хоть кто-то близкий, хотя бы на мгновение.

— Скорее… Делать что, говори?! — Леон был в растерянности, и впервые я видел на его лице страх, пока он разглядывал клинок в моей груди, не решаясь к нему притронуться. — Кого спасать сперва?! Тебя?! Его?! — сзади скуля, переминались огромные близнецы.

Моего ответа не пригодилось, Лекс и Паха, громогласно рыча, бросились грызть и расшвыривать мутантов. А Леон в один прыжок оказался возле завалившегося на землю Волкова, поднял его осторожно за шею, принюхавшись, стараясь почувствовать дыхание, но быстро сдавшись просто закинул его на плечо.

— Чем ему помочь?

— Ничем. Положи. Мы с ним остаёмся здесь, — резко поплохело, а казалось уже больше некуда. Ревность и злость утроились, даже от того, кто хотел помочь, я чувствовал опасность, мысль выпустить Дана из виду стала сводить с ума. — Положи его!

— Спятил?! Помирать собрался?! У Волкова счёт на минуты!

— Это будет правильно.

— Не надо говорить, как он, и так не по себе! — Леонид держал на плече бездыханное тело, казавшееся сейчас совсем невесомым, неподающим признаков жизни, я даже дыхания Дана не чувствовал, и это сломало. Боль пришла вся разом, отравив все мысли, больше не мог думать ни о чём, кроме того, что вряд ли переживу его смерть. Ноги подломились, и я просто сел. Слабостью сковало плечи, жёстко пережало под горлом, не выдавить из себя ни звука. — Правильно! Все бы сдохли, если бы делали, как правильно, чай не кролики, а волки. Всё, успокаивайся, вожак! — в голосе собеседника стала прослеживаться родительская истерика. — Всё кончено. В прошлом. Вот твоё настоящее, ещё пока живо… — Леонид замолчал, прислушиваясь, потом побледнел, я видел, как побелело, его лицо даже под шерстью став цветом свежепобеленной стены, и мне стало плохо, по-настоящему плохо: когда ни дышать, не смотреть, не чувствовать не можешь — одна сплошная пульсирующая боль. Непроходящая. Наоборот, по нарастающей набирает невыносимость.

— Положи его, — рычу, как взбесившийся щенок, предупреждая, что за своё буду драться, и плевал я на уважение и преданность.

— Положу. В гроб. Рядом обоих… валетом… придурки! Забыл, в каком мире живёшь? Нет будущего там… где инкуб с оборотнем лю… дружат! Какой бред… я напишу об этом книгу, когда мы выберемся! А пока заканчивай свои дела и догоняй, в нём твоя кровь, ещё можно всё исправить… наверное.

Близнецы, отплёвываясь от ядовитой смрадной крови, выволокли из-под разлагающихся трупаков изуродованное тело Шейна, араб ещё хрипел.

— Эту падаль… тоже наружу тащить? — Леон скривился, отдавая братьям приказы. — Ты не слишком ли добр, Виктор?

— Уже нет. Оставь мне Волкова и покиньте… теневую. Я скоро… приду.

— Лет под сраку, а врать так и не научился. Придёт он! Щенок ты сейчас слепой, а не вожак! Догоняй.

Сумеречная сторона содрогалась, словно роженица в муках, мы с Демоном отравили её, кусками перекроили. Я не знал, как погибают адские порождения, не знал сильнее молитвы, чем долгий вой на полную луну. И Виктор Бойко нашёл силы встать. Оторвать задницу от земли и шатаясь подняться на ноги. Оборотень подошёл к Демону, омерзительно пахло серой и палёной кожей.

— Вынь… нож… и отпусссссти! — прошипело под ногами и лизнуло ступню. — Я вернусь назад на девятый круг, вмерзать в лёд людских грехов и копить силу.

— Абсолютно незачем напрягаться! — меня мутило и шатало. — Что тебя держало столько столетий здесь? В теле Дантреса? И не лги, что не мог его покинуть. Ты жил и забавлялся, вытворяя с сознанием Дана, что хотел, убивал его руками, питался через его чувства и страдания. Один вопрос. Зачем? Зачем ты прирос к Волкову? Почему не нашёл более влиятельную особу и не переселился?

— Он должен был привести меня к тебе. К истинному потомку первой жены Адама Лилит, изгнанной из Рая, оборотню-гару, воину Геи-земли, останавливающему любое безумие. Для тебя это всего лишь набор слов, и ты, волк, вряд ли раскроешь свой потенциал. Ты выбрал земную жизнь с её низменными страстями, а не неистовую охоту на Демонов. Твоя задача убивать таких как я, а ты, наплевав на предназначение, запустил процесс самоликвидации из-за пустого ненужного человеческого чувства. Самому не противно? Ты выбрал сдохнуть.