Грани одиночества (СИ) - Рем Терин - Страница 34

Горячая ароматная ванна тоже не принесла успокоения. Одетая в кружевной пеньюар, я нарезала круги по нашей большой комнате в попытке успокоиться.

— Алла, прекрати себя изводить. Все будет хорошо, поверь мне. Тебя никто не посмеет обидеть, — сказал Сэпий, наблюдая за мной своими невозможно красивыми черно-золотыми глазами. — Иди ко мне, — позвал меня любимый, протягивая в мою сторону руки.

Я с удовольствием спряталась от всего мира в надежных и самых дорогих объятиях.

«Боже, спасибо тебе за него», — подумала я, вдыхая самый желанный запах, запах моего мужчины.

Мои руки стали жадно скользить по гладкой коже, а губы искали наиболее чувствительные местечки на теле мужа.

Сейчас я испытывала не просто желание, а дикую ломку, нужду услышать его рваное дыхание, тихие стоны и рыки, почувствовать, как его поджарое, сильное тело закрывает, прячет меня от жестокого мира.

Почему жестокого? Потому, что мир, в котором правит Андариэл, не может быть даже равнодушным, он так же холоден и злораден, как его император.

Сэпий не заставил себя долго упрашивать, чутко и неистово отвечая на мои ласки, но сегодня мне этого было мало. Нестерпимо хотелось довести его до безумства, до исступленного крика, до отчаянной потребности — той, что сейчас мучила меня.

Я толкнула мужа на спину, показывая, что хочу сама вести в сегодняшней близости. Тонкие губы арахнида расплылись в довольной улыбке, и мой мужчина покорно растянулся на кровати в свой немалый рост.

Я снова впилась в его уста с ненасытной страстью, утолить которую мог только он. Зарывалась руками в длинные тонкие волосы, наслаждаясь их мягкостью, ласкала чувствительные уши, прикусывая мочку, перешла к шее, потом ключицам, темным ореолам сосков, почти болезненно кусая твердые горошины.

— Алла, пожалуйста, — хрипел Сэпий, опуская мою руку на свой пульсирующий от желания член, явно намекая на то, что его терпение на исходе, но нет, не сегодня… не сейчас…

Погладив вздыбленную плоть, я отняла от нее свою ладонь, скользнув рукой на мускулистое бедро, а губами, закончив терзать возбужденно напухшие соски, опустилась ниже, к стальному прессу мужа, выводя узоры на гладкой коже, иногда прихватывая ее зубами и немного оттягивая.

— Алла! Любимая… прошу… — стоны и хрипы любимого становились все более громкими и отчаянными. Я еще немного насладилась видом извивающегося Сэпия и взяла в рот розовую головку, заставив мужчину вскрикнуть и нетерпеливо заерзать, подаваясь бедрами мне навстречу.

Напряженная плоть пульсировала и подрагивала, но я словно дорвалась до любимого леденца — сжимала губами, лизала, скользила языком вокруг расселинки, обводила нежный ободок головки, уделяя особое внимание чувствительной уздечке.

Муж открыто демонстрировал свое удовольствие: он громко стонал, заставляя мое жаждущее лоно сжиматься от предвкушения, хрипло рычал, дрожа все телом, невнятно просил, звал, умолял, пока его тело не выгнулось дугой, отправляя его за черту оргазма.

— Алла, — как заклинание шептал он, приходя в себя, все еще вздрагивая и прижимая меня нежными руками к своему горячему телу. — Любимая.

Эти тихие хриплые слова, вместе с порхающими по моему лицу невесомыми поцелуями, лучше любых стихов и поэм показывали мне, как мой сильный, непоколебимый и далеко не юный арахнид любит меня. Как бы банально и высокопарно это ни звучало, но то, что мы с ним разделяли на двоих, могло быть только любовью.

Я боюсь произносить эти три таких сокровенных слова. Мне кажется, что если их часто говорить, то что-то неуловимо интимное, то, что и делает их волшебными, теряется, поэтому больше не было громких признаний, только ненасытный голод в глубине черно-золотых глаз и наши тела, сплетенные в неудержимом желании раствориться друг в друге.

Когда силы покинули меня после очередного сокрушительного оргазма, я лежала на груди Сэпия, рисуя пальцами узоры на идеально белой коже. Муж одной рукой поглаживал мне бедро, а второй, едва касаясь, щекотал мои пальцы, ускользающие от него.

— Чего ты так боишься? Что я не смогу тебя защитить или все же своей реакции на Андариэла?

В ответ я только фыркнула.

— Вот уж точно не этого. Ты честный и прямой, а этот червь не будет гнушаться подлостью. Мы не можем предусмотреть всего, на его территории мы будем уязвимы. Не хочу плясать под дудку Андариэла! Давай просто не поедем на этот праздник, останемся дома с детьми — и плевать на все эти традиции и условности. Люди все равно относятся к вам с высокомерием и презрением, так почему нам не должно быть все равно? — уговаривала я Сэпия.

— Алла, если мы не попытаемся, то и лучше уже никогда не будет. Сейчас, как никогда раньше, мы близки к тому, чтобы научиться понимать вас. Это нужно нашим детям. Чтобы будущие аллаиды не боялись и не презирали мальчиков, обрекая и их на гибель, и весь наш род на вымирание, а хотя бы постарались принять — может, не так самоотверженно, как ты, но все же. Им нужен этот шанс, — тихо сказал муж, поймав мою ладошку и согревая своим теплом.

— Ты прав. Прости, этот страх — он иррационален, мне трудно справиться, но ради вас пойду на все что угодно, даже буду улыбаться этим змеям, затянутым в шелковые наряды, — ответила я, подавляя тяжкий вздох.

Правдивость слов Сэпия заставила душу покрыться тонким льдом страха за будущее мальчиков. Мои золотоволосые сокровища не должны погибнуть, рожая гнезда.

Остаток ночи мы не спали, греясь в этих часах и минутах радости, что судьба дает нам не так часто, как хотелось бы.

Местный хронометр безжалостно отсчитывал секунды, отбирая их у нас, пока не настало утро.

— Пора, — тихо сказал Сэпий, озвучивая приговор нашей относительно спокойной жизни.

От нервного напряжения я не чувствовала вкуса еды, рассеянно и, возможно, невпопад отвечала Диззи и Форсту, поэтому друзья оставили разговоры на потом.

Сантос, наоборот, был воодушевлен возвращением в родную стихию дворцовых интриг и великосветских раутов. Он пытался искрить шутками и сыпать своими надоевшими комплиментами, но видя мое удрученное состояние, переключился на беседу с Сэпием.

Выйдя из прохладных ворот храма Гнезда, мы снова окунулись в душное, знойное лето. В этот раз мы не рискнули ехать в карете, поэтому продолжили путь до замка на арахнидах, к тому же это нам сэкономило минимум два часа в пути.

Дворец, как всегда, жил своей суетливой жизнью. По лестницам сновали малозаметные слуги в серых или темных нарядах, а вельможи лениво прохаживались, обдавая презрением, сквозящим в их высокомерных взглядах.

Высокий лакей с постным выражением на довольно симпатичном лице снова проводил нас с Сэпием и арахнидами в те же небольшие покои, в которых не было места для нашего уединения.

К моему удивлению, в этот раз император был у себя, более того — собирался нас принять в кратчайшие сроки, то есть не придется еще неделю дожидаться его величественную задницу, поскольку нас пригласили на ужин в честь какого-то неинтересного никому праздника.

— Как ты думаешь, что он задумал? — задала я риторический вопрос.

— Кто его знает? — ответил Сэпий, притягивая меня в объятия. Немного успокоившись друг другом, мы отправились в ванную комнату, чтобы немного освежиться с дороги.

В это время в кабинете императора

— Рассказывай, как успехи по соблазнению этой потаскухи, — вместо приветствия сказал Андариэл своему теперь уже шурину.

— Может, ты сначала расскажешь, каким образом взял в жены мою несовершеннолетнюю сестру без надлежащей подготовки и соответствующего случаю гуляния? — вопросом на вопрос ответил Сантос, выражая свое негодование по поводу глупых и непонятных решений друга. — Что и кому ты доказал этой свадьбой? Только не говори мне, что таким образом решил проучить эту дрянь Дилейну!

— Не скажу. Твоя сестра — сама по себе повод потерять голову от страсти, — с хитрой ухмылкой сказал император, отчего изуродованная часть лица сложилась в поистине чудовищную маску.