Шакал (СИ) - Огнев Евдоким - Страница 38

Я же поплёлся к своему месту лёжки, где теперь валялся Тон. Хотелось спать сильнее, чем есть, поэтому розжиг костра я оставил на вторую половину дня. Как и поиски места, где пережить зиму…

После всего пережитого я стал иначе относиться к проблемам. Если удалось что-то решить, то хорошо, не удалось, так ничего страшного — решу потом. Не было лишних эмоций на переживания по этому поводу. Раньше я как-то к жизни относился сложнее. Меня всегда что-то не устраивало. Я хотел движения, признания и уважения в своих глазах. Доказательств, что я имею права на этот второй шанс, что я имею право жить. А сейчас, я просто жил. Жарил мясо на костре и наслаждался его ароматом, от которого слюни текли. Шашлык — машлык. Приправки в виде укропа и петрушки. Дикие огурцы, которые по размеру были мельче, чем культурные, но по вкусу как обычные. На аромат в себя пришёл Тон.

— А я думал, что уже помер, — сказал он, не сводя глаз с мяса.

— Можно и так сказать, — ответил я. Так как он вопросительно посмотрел на меня, то пришлось пояснить. — По документам ты мёртв.

— А, ты в этом плане, — перебираясь поближе к огню, ответил Тон. — Слушай, друг, а у тебя мясо откуда? Со свалки?

— Думаешь там куски мяса просто так валяются?

— Ну непросто. Раньше они кому-то принадлежали.

— Любое мясо раньше бегало. Или ползало.

— А как бегало? На двух ногах или четырёх? Если на двух, то я пока не готов к таким гастрономическим экспериментам.

— Блин, Тон. Я не жру людей.

— Охотишься?

— Падальщики приносят. Они на охоту ходят. Мне и приносят куски. Мы договорились, что я падалью не питаюсь, — ответил я.

— Ты давай без обид. Мало ли, может ты меня в запас притащил.

— Чтоб съесть в голодный день? — Я откровенно развеселился. — Ты представляешь сколько это мороки? Тащить тебя сюда. Да проще было там разделать. Каждый день или через день выкидывают кого-то с каторги. Питался бы я людьми, то точно голодным не остался. Но меня твари кормят.

— Это хорошо. Я два года мяса не видел.

— Два года на каторги? Я быстрее сдался. Это место не для меня.

— Поэтому ты и решил свалить оттуда таким путём? — спросил Тон.

— Так получилось. Я не планировал, но раз так произошло, то ничего не поделаешь. Приходиться выживать по эту сторону забора. Так ведь?

— Ну да. Так, — он покосился в сторону. Рядом с нами кружила Перламутровая.

— Их, главное, не бояться. Это всего лишь оружие. Тогда они не тронут.

— Ты говорил. Мне вчера знакомый дал две порции чая, чтоб страха не было помирать. Я вчера ничего и никого не боялся. А сейчас…

— Сейчас их тоже не стоит бояться. Они нестрашные, хотя и внешней красоты в них мало, — ответил я, подзывая Перламутровую. — Только это красивая. А ночью приходит красноглазая. Та поёт так, что заслушаешься.

Я погладил Перламутровую по боку. В этот раз она уже так остро не реагировала. Хотя тут скорее я не реагировал на неё. Осторожность сменилась уверенностью, что она мне точно ничего не сделает.

— Ничего себе фокус! — присвистнул Тон.

— Это не фокус.

— Всё равно, это прикольно. Обниматься с тварями не каждый сможет.

— Не каждый, — согласился я, отпуская Перламутровую и возвращаясь к мясу.

Мы перекусили. Я видел, что Тону было плохо, но помочь ему я не мог. Тут нужно было рассчитывать на организм.

— У тебя сигарет случайно нет?

— Ага, целый пакет табака, ещё и бочка пива в кустах припрятана, — ответил я, после ужина.

— Ну перекурить можно найти. Вон табак растёт. Его подсушить и можно дымить. Только трубку делать надо.

— Я не курю, поэтому не знаю.

— Он хорошо помогает от привычки чая избавиться. Два года его пил. Привычка такая, что хоть подыхай.

— Насушим, — пожал я плечами. — Ты пока здесь побудь. Я пойду по холмам поброжу. Авось найду, где можно будет сделать на зимовку.

Всё-таки от общения с людьми я несколько отвык. Мне было тяжело искать темы для разговора. Да и не видел я в них смысла. Чего тут обсуждать? Выжить бы.

Мы с Перламутровой обошли целый холм. Набрали дикого табака и набрели на малинник со спелой ягодой. Я забрался в него как медведь. Предложил твари попробовать, на что она отскочила в сторону, словно я ей гадость предложил.

— Вот так и мне не нравятся гниль, — рассмеялся я её реакции.

Набрав малины в лопух для Тона, я вернулся назад. Нужно ещё было дров заготовить, чтоб огонь поддерживать и ночью. Облаков на небе становилось всё больше, а значит зима приближалась всё ближе. По скромным расчётам, у нас было времени всего лишь пару дней.

Когда я вернулся, то костёр почти прогорел. По тлеющим углям удалось разжечь новый огонь. Тона мучила лихорадка. Он опять лежал без сознания. Я же устроился неподалёку около костра и задумался.

Когда жизнь начинала напоминать рутину, в ней всегда что-то происходило. Стоило мне смириться с моим положением, привыкнуть к новым условиям, как я вновь вынужден был что-то делать. Вот и сейчас, вроде привык к одиночеству, так появился друг по несчастью, который мне вроде и не нужен был, а с другой стороны, вдвоём выживать было проще.

Оглянувшись, я заметил трёх Перламутровых. В таком количестве они ко мне не приходили. Обычно компанией ходили ночные твари, а Перламутровые были одиночками.

— Чего случилось? — спросил я. Привычка разговаривать с ними, как с живыми меня не оставляла. С другой стороны, если это было биологическое оружие, то они должны были понимать человеческую речь. Они скакали около меня. Явно чего-то действительно случилось. Козлят они изображали лишь когда что-то происходило. Пришлось подниматься и следовать за ними. Мы отошли примерно на километр в сторону озера. Здесь поверхность холмов покрывали мелкие деревья. Метрах в пятистах лежало озеро, которое было загрязнено производством кожи. Они повели меня к подножью холма, где было образована природная расщелина. Порода здесь была известняковая. В известняке была сделана искусственная пещера наподобие штольни. Глубокая, высокая. Пол запорошен землёй и ветками, которые сюда занесло не пойми как. Ко мне подскочила красноглазая тварь. Что-то запела на своем языке.

— Вы здесь живете? — спросил я, оглядываясь по сторонам. — Хорошая пещера. Мы сюда можем прийти?

Вместо ответа, красноглазая саранча подставила мне свою жуткую бошку. И эту погладить надо. Оставалось надеяться, что мы друг друга поняли.

Я прошёлся вглубь пещеры. Разглядеть в темноте что-то было сложно, но я заметил горящие глаза ночных тварей. Похоже, они здесь пережидали день, чтоб ночью выйти на охоту.

— Они не против будут, если мы здесь поселимся? — уточнил я у красноглазой.

Та что-то спела на своём языке. Ладно. Значит, будем переселяться. Пусть далеко от родника, но и от каторги прилично. Точно здесь не найдут. Потом надо будет ещё раз дойти до оврага и там порыскать в поисках мелочёвки, которая упростит жизнь. Когда проблема с жильём была решена, то осталось лишь перетащить сюда Тона.

Оставшиеся дни до зимы прошли в суете и подготовки к этому дождливому времени. Я постарался как можно больше натаскать сухих веток. Конечно, тут и понимать не нужно было, что нам их не хватит на всю зиму, но если понемногу приносить ветки каждый день, сушить их, то так можно продержаться дольше. Самым главным для меня было не потерять огонь. Тут я себе напоминал человека на необитаемом острове.

Мясо твари поставляли в ещё большем количестве, чем раньше. Они теперь умножили всё на два, так как нас стало двое. Я его коптил и развешивал сушиться в пещере. Часть засолил. Мы насушили табака.

За три дня было столько сделано, сколько я не сделал за месяц. В овраг я пошёл лишь когда начался дождь. Опять ночью и в компании тварей. В этот раз удалось найти два кувшина с отбитыми горлышками и ещё одну порванную книгу. Рваные одеяла и изношенные ботинки, старые портки. Я брал всё, с мыслью, что разберусь потом в необходимости найденного.

Кувшины помогли таскать воду из ручья. Ботинки я подлатал, как умел. На ногах держались и в них было не так скользко разгуливать по мокрым камням. Из двух одеял удалось собрать одно целое и сделать из него загородку от сквозняка. По мере жизни появились потребности в более удобных лежаках. Пришлось наломать ветки и накрыть их ветошью, за которой пришлось идти ещё раз. Я мародерил и бомжевал. С нравственной точки зрения, я был преступником. Но при этом я понимал — если буду кривить нос, то не выживу. А жить хотелось.