Шакал (СИ) - Огнев Евдоким - Страница 39

— Ты похож на беспокойного муравья, который не может усидеть на месте, — как-то заметил Тон.

— После того как столько дней провалялся между жизнью и смертью, приятно вновь ощущать себя живым, — ответил я. — А жизнь — это деятельность. С каждым днём хочется более качественной и уютной жизни. Уже не охота спать на полу. Хочется на более мягком подобие кровати.

— Я как-то к этому спокойнее отношусь. Есть — хорошо, а нет, так переживу.

— Не, жить в дерьме не хочу. Нужно из него выбираться.

— Жить никто в дерьме не хочет, но бывает так, что иначе не получается. — Он разложил табак на тонкой бумаге, свернул из неё самокрутку и протянул мне. Я только кивнул. Сколько ни пытался их крутить сам, но табак вываливался. Тон был прав. После того как начал курить, самочувствие улучшилось. Одна зависимость подавляла другую. Потом придётся избавляться от курения, зато голова стала яснее и прошло состояние по типу ломки.

— Поэтому нужно работать над тем, что есть сейчас, — ответил я.

Дым наполнил пещеру. Было относительно тепло, сытно, мягко. Больше не надо было бояться и оглядываться в поисках опасности. Мы сейчас сами представляли опасность для других. Рядом лежали твари. Страшные, быстрые, переливающиеся и имеющие вид крупной саранчи и мелких кузнечиков с вытянутыми собачьими мордами и пастями с клыками. Оружие.

— Тебя они не напрягают? — спросил Тон, посмотрев в сторону тварей.

— Нет. Знаешь, они мне чем-то напоминают шакалов. Питаются падалью, одиночки, но изредка собираются стаями, чтоб напасть. Это мне в них нравится. Я раньше работал в команде, но это всё же не для меня.

— Почему?

— Слишком непредсказуема может быть команда. Я всё же привык отвечать лишь за себя.

— Нормально работать в команде, если команда подобрана не абы как, а люди с одной целью. Я когда пошёл в пираты, то у нас командир был классный. Суровый мужик, который спуску никому не давал. Мы любое дело вначале отрабатывали, а потом уже на него шли. Это было не как с Тимом. Кто пьяный, кто под дурью. Один дурак увидел корабль. Мы же решили его захватить! По желанию левой пятки! Бравые воины, которым река по щиколотку. Только ноги замочить, — зло сказал Тон.

— Слушай, а какого ты не ушёл, когда у вас атаман сменился?

— Куда идти. Это видел? — Он оголил левое плечо, на котором была метка в виде колеса. — Меня уже ловили. На каторгу отправляли. Ребята вытаскивали. Жизнь положили за мою свободу. Я теперь им по гроб жизни должен был. Моя жизнь была с ними повязана.

— Сурово.

— А ты как хотел? Братство — это на всю жизнь.

— А сейчас? Ты же помер. По документам тебя нет. Или долг будешь с того света возвращать? — усмехнулся я.

— Слушай, а реально. Как теперь жить?

— Я сам таким вопросом задался. У меня жена была. А сейчас я как бы помер. И вот теперь думаю, а брак ведь теперь расторгнут.

— Ну да. Ты помер.

Смех вырвался сам собой. Твари только посмотрели в нашу сторону. Видимо им было в новинку такое соседство, но они нас терпели.

— Мы есть и нас нет. Живём в стае шакалов-кузнечиков, курим какую-то дрянь и жуём мясо, — подвёл я итог.

— А неплохо. Сюда ещё девиц бы для полного счастья…

— Нет. Женщину в такие условия приглашать нельзя. Им комфорт нужен. Поэтому лучше мы к ним пойдём, чем они к нам.

— Думаешь податься к лихим ребятам? — прищурившись, спросил Тон.

— Не исключаю такую возможность. Мирная жизнь для нас закрыта. Если только её не выбить силой. У бандитов никто не должен смотреть, что мы без документов.

— Там на это не смотрят. Принимаю всех, — согласился Тон. — Но и не отпускают. Это на всю жизнь. А ты сам говоришь, что у тебя жена на воле.

— Жена пропала. Два года назад. Во время нападения. После этого я её не видел. Так что это номинально, что она есть, а по факту нет её.

— Да уж. Всё бывает. Я только понять не могу: зачем нам прогибаться под кого-то, когда у нас есть такая сила?

— Ты про стаю?

— Да. Пока придём в банду, пока нас примут за равных — на это может не один год уйти. Пока же будем доказывать свою состоятельность, так нас почти не будут к разделу добычи допускать. Будем болтаться в низах пищевой цепочки. Я своё уже отболтался. Второй раз доказывать, что я не грязь, не собираюсь.

— А кто говорит, что мы будем кому-то чего-то доказывать? Ты сам говоришь, что у нас есть оружие. Такое оружие, которого нет ни у кого. Ты понимаешь, что мы можем почти всё? Нужно только тварей научить приказы выполнять. Знаешь, как собак тренируют?

— Без понятия, — ответил Тон.

— Им слово говорят, а они его выполняют. Я пока не уверен в точности, что твари будут выполнять каждое моё слово. Надо тренироваться. Отрабатывать навыки.

— Ну на это у нас есть время. Зима, — заметил Тон.

— Да. Вот и попробуем узнать все возможности, — я опять хотел сказать тварей, но поймал взгляд красных глаз. — Не нравится мне, что мы их тварями зовём. Пусть поблагороднее будут. Шакалами. Это звучит куда как мягче. А то предводителей тварей, так и нас в твари запишут. Будем шакалами.

— А тебе не плевать кто как думает?

— Плевать, но не хочу, чтоб название отразилось на нас. Да не смейся ты. Доказано, что если часто говорить человеку, что он никто, то он и станет никем, а внушить, что он герой, так будет доказывать, что достоин этого звания. Как-то так. Вот и мы будем себя звать тварями, так в тварей и превратимся.

— Да уж, падальщиками быть лучше, — возразил Тон.

— Мы и есть падальщики, которые доедают за самыми страшными существами и тащат с помойки хлам. Падать ниже не хочу, — ответил я. И ведь верно, падать некуда. Остаётся вылезать со дна.

Зима проходила медленно и неспешно, со вкусом табака, копчёного и жареного мяса, рассказах о жизни и тренировки тварей. Эта идея пришла в голову Тону. Мне самому было интересно, как они будут слушаться. Пока я отдавал лишь косвенные приказы, но не прямые. Как ни странно, но я оказался прав: оружие срабатывало. Срабатывало качественно. Шакалы даже не думали нас игнорировать или своевольничать. Я смотрел на это с восхищением. Сила и мощь переростков кузнечиков соседствовала с преданностью, но для этого их не нужно было бояться.

Через какое-то время у Тона зажила нога. Да и сам он избавился от последствий ран. В итоге мы с ним организовали вылазку в овраг. Думали, что там может сможем ещё кого-нибудь спасти. Твари нас сопровождали. Первым делом мы пошли смотреть, кого выкинули в этот раз. Двое парней истекали кровью среди груды трупов и костей. Я даже порадовался, что больше не чувствовал запахов. Ноги противно хлюпали по гнили. Скользили в ней. Гниль, отходы, куски недоеденной человеческой плоти смешивались с грязью и дождевой водой, которая наполняла овраг. И среди этого дерьма лежали двое умирающих. Мы услышали их стоны, хотели подойти поближе, но не успели. Твари их нашли первыми. Миг и стоны прекратились, а наши шакалы прекратили мучения несчастных. Шакалы всё-таки реагировали на страх. Они его не терпели. Или страх служил спусковым механизмом, который заставлял шакалов считать трусов врагами. В этом что-то было логичного. Разве создатель будет бояться своего детища? Нет. Оно будет им восхищаться, даже если детище выйдет из-под контроля и начнёт творить безумства, стараясь сожрать создателя. Но ведь именно создатель был отцом этого монстра, что с трудом теперь поддаётся контролю. Наводящие ужас, но признающие хозяина, который с одобрением бы смотрел на их деятельность, Шакалы стали мне понятны и их действия для меня больше не были чем-то ужасным. Хищник будет драть врагов. Так устроена жизнь.

Найти что-то стоящее в этот раз нам не удалось. Только перепачкались в грязи. Пришлось убираться ни с чем. Ещё и пришлось отмываться в ручье, который из-за дождей напоминал реку, с бурлящим потоком воды. Я поскользнулся. Свалился прямо в ручей. Тело перестало реагировать на холод, поэтому я почти не чувствовал холодную воду. Я лежал в ручье, среди коричневых потоков воды, в которых была примесь песка и земли с окрестных холмов, сверху с силой бил дождь, а я ничего этого не чувствовал и одновременно ощущал жизнь. Вся жизнь состояла из противоречий, когда одно и то же событие я принимал как в качестве добра, так и зла. Этому не было логике. Не было объяснений. Выживать и жить. Плюсы и интерес были в бурной жизни, где каждый день стоил сил и приносил удовлетворение от того, что удалось его пережить и дожить до очередного рассвета. Но это выматывало. Хотелось стабильности. Хотелось, чтоб был дом и тыл, куда можно прийти после рабочего дня и отдохнуть от всех забот. Сейчас я как-то устал жить в дерьме и месить его под ногами. Хотелось чистой кровати, вкусной еды, женского тела под боком. А вместо этого я лежал в холодной воде. Вместо дома меня ждала пещера. Жаловаться на такую жизнь было глупо. Я знавал времена и похуже. Но хотелось большего.