Руна на ладони (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 42

Что сделает Свейта после такого? В Ульфхольме она никого не знает. Вено ей не выплачено, рунная надпись на родовых камнях не выбита. И в Ульфхольм ещё надо добраться…

А тут готовый защитник. Возможно, даже горюющий о смерти Ульфа. Молодой красивый конунг.

Только говорить Свейте о таком не стоит. Случись что, Торгейр будет ей неплохим защитником. И все это может оказаться лишь неверной догадкой. Не мог сын конунга узнать про её дар так быстро, никак не мог.

Разве что от огненных… но это невозможно.

— Как я понимаю, ты твердо намерена отправиться со мной в крепость, — объявил Ульф, раздвигая губы в улыбке, подозрительно похожей на оскал.

Свейта молча кивнула. Напомнила:

— Крепость — человек, руны. Я — знать руны! Драться!

— Чувствую я, ты надерешься, — проворчал Ульф. — Но руны учить мы будем. Вот прямо сейчас и начнем. Главное, не пытайся пока их использовать. Не касайся их, просто смотри и запоминай. А там посмотрим…

Он подхватил с подноса короткий нож, заодно сунул в рот кусок вяленого мяса. Отошел к переборке в углу за дверью — и пока жевал, тремя короткими движениями вырезал на досках знак. Сказал Свейте, уже стоявшей у него за плечом:

— Это — руна Феху, или Фё, как называем её мы, волки. Руна огня. Если перевернуть, то будет уже вот такой знак.

Ульф стремительно вырезал рядом ещё одну руну.

— В таком положении Фё означает угасание. Смотри внимательно. Потом на всякий случай я все это соскребу. Чтобы ты ненароком не коснулась — и не подожгла мою каюту.

Нож снова с шорохом скользнул по доскам, нанося на темно-янтарное дерево следующий знак — Урур, руна бури.

***

Свейта, поклевав что-то с подноса и постояв перед рунами, вырезанными на переборке, начала зевать.

Ульф, заметив это, соскреб большую часть знаков. Оставил лишь те, что показались ему безопасными — руну наследства и женскую, знания, урожая, рассвета…

К Гьиоф, свадебной руне, он тоже не прикоснулся. Подумал, ухмыльнувшись — пусть красуется. Может, хоть она принесет ему удачу. И жена останется с ним, не устанет после нескольких лет, не поступит так, как Тюрдис…

Ульф поморщился. Сказал, повернувшись к Свейте, снова торчавшей у него за спиной:

— Сейчас отдыхай. Для человека этой ночью ты спала слишком мало. Из каюты не выходи — на драккаре полно чужих. Разве что до нужника можешь сбегать.

Свейта кивнула — и снова зевнула. Ульф, глядя на неё, вдруг вспомнил, что в одной из кают теперь спит Торгейр. То ли спит, то ли…

— Вот что — давай я сам тебя туда провожу, — бросил он. — Прямо сейчас. Так будет спокойней. Олафсон здесь. Кто его знает, может, он и впрямь что-то затеял. С этими конунгами и их сыновьями никогда нельзя быть уверенным… я тебя отведу, приведу обратно, закрою — и спи спокойно.

Она снова кивнула. Глаза у неё уже спали.

А потом Ульф стоял на палубе — и размышлял. Вдоль бортов сидели и лежали люди Торгейра, от них время от времени волнами наплывал запах, отдававший неприязнью. Гривна на груди в ответ на это стремительно теплела…

Но не жгла, так что людская неприязнь не мешала ему думать.

Может, он и впрямь плывет в ловушку?

Торгейр мог соврать про покушение. Но рассказ про запах соснового леса посреди моря, про дыру в переборке… все это очень уж напоминало пущенную в ход руну Врат.

Значит, Олафсон или видел убийцу, попавшего в его каюту именно так, как он описал — или знает о забытой нынче магии достаточно, чтобы приукрасить свою ложь нужными подробностями.

И тогда ему известно, как убили его отца. Возможно, Торгейр намеренно упомянул о том, что подозревает своих людей в измене — чтобы хозяин «Черного волка» не забыл высадить его охрану на берег, придя в бухту под Нордмарком…

Двадцать человек. Более чем достаточно, чтобы убить одного оборотня. Для простого человека достаточно и пары умелых воинов.

Ульф нахмурился. Ауг в свое время уверенно пообещала ему, что он получит невесту. Словно уже делала нечто подобное. И теперь ему частенько вспоминались старухины слова — ты получишь даже больше, чем ожидаешь…

Колдунья знала, кто может сюда попасть. Жаль, что вопросами — как, зачем и почему — задаваться теперь глупо. Ауг мертва, спросить не у кого.

Разве что у тех, кто приходил к колдунье до него и получил то же, что и он сам, мелькнуло вдруг у Ульфа. Женщину из Неистинного Мидгарда.

И Ауг могли допросить перед смертью. Инеистые йотуны говорят на человеческом наречии. Как и огненные. А если инеистый, что был в доме колдуньи, связан с кем-то из людей…

Тогда лучше сразу предположить, что Торгейр может знать о даре Свейты. Не зря же Олафсон прибежал на драккар, пока сам он был в городе. Возможно, хотел посмотреть на Свейту?

Никогда не считай себя умней человека, вспомнил вдруг Ульф одну из волчьих поговорок.

Когти вонзились в доску планширя.

Хорошо лишь одно, решил он, не спеша их вытаскивать. Как и ему, тем, кто может знать о даре его жены, озлобленная, несчастная Свейта не нужна.

Более того, она со своим даром тогда будет для них смертельно опасна. Значит, силой её никто не станет отбивать. Попытаются обмануть, увести хитростью, посулами…

Как поступил он сам.

Предположим, подумал Ульф, что все эти догадки верны.

Тогда Торгейр дождется, пока он расправится с Гудбрандом и Сигтрюгом, а потом прикончит и его. Следом придет к Свейте с печальными новостями. И утешит горюющую вдову…

И драккары Олафсона могут сейчас идти за ними следом. Если Торгейр приказал ярлу Грюдди привести корабли в определенную бухту под Нордмарком, чтобы наутро драккары были под боком, на всякий случай…

Ульф шевельнул пальцами, выдирая когти из доски. И пригладил подушечками пальцев быстро зарастающие ямки на планшире.

Умирать ради того, чтобы Торгейр потом мог утешить его вдову, он не собирался.

Но Гудбранда тоже хотелось бы послушать, подумал он.

В любом случае, все выяснится уже там, в Нордмарке. Прав он или нет. Затеял Торгейр только убийство брата и Сигтрюга — или же решил в одну ночь загрести все, что можно. Пока Свейта не знает языка, не разбирается в местных людях — управлять ею легко.

***

Вечером Свету разбудила рука Ульфа, скользнувшая по плечу.

И, уже просыпаясь, она услышала, как он вздохнул. Потом ощутила на щеке тепло его губ. Сонно улыбнулась, открывая глаза.

Ульф склонился над ней, пробормотал:

— Свейта…

— Торгейр, — хрипловатым со сна голосом тут же объявила Света. — Нордмарк, я — идти. Сила рун — я.

Он ткнулся ей в щеку носом, фыркнул. И негромко заявил:

— Собралась меня защищать, Свейта? Мелкая, слабая, с гладкой кожей. Да, именно тебя мне не будет хватать в крепости. Без тебя — никак!

Пальцы Ульфа уже запутались в её прядях, всклокоченных со сна. В следующее мгновенье она ощутила его губы на своей шее…

И подумала возмущенно — отвлекает.

Но руки её жили своей собственной жизнью. Света стянула с его волос кожаный ремешок, пригладила ладонями жесткие рассыпавшиеся волосы…

— Нордмарк, — все-таки выдохнула она, на последних крохах упрямства. — Я — идти.

По коже на горле скользнули клыки. Собрали складку, придавили — не больно, но как-то…

Как-то намекающее.

— А теперь представь, — разжав клыки, пробормотал Ульф, — что по этому месту сейчас прошелся чужой нож. На кое-что ты способна, Свейта. Может быть, даже на многое. Но убить тебя так же легко, как обычного человека. И да, в схватке с огненными тебя защитила руна щита. Но ты… мы с тобой даже не знаем, как это действует.

Свете на мгновенье вдруг стало уютно и тепло — вот от этого «мы с тобой».

Но тут же она подумала, что расслабляться нельзя. Это он так её бдительность усыпляет…

— Возможно, руна щита способна прикрыть тебя только от стрел огненных, — прошептал Ульф. И неторопливо лизнул впадинку над её ключицей. — То есть от того, в чем есть магия. А от клинка в руках человека уже не защитит. Или эта руна срабатывает не всегда. На свой драккар я раз в год приглашаю темных альвов — обновить водную прядь. Может, в следующий раз у тебя ничего не выйдет? Мы ничего об этом не знаем.