Раскадровка (СИ) - "Ulla Lovisa" - Страница 60

Они долго сидели, забывая о еде и взахлеб разговаривая, наверстывая всё упущенное за несколько проведенных друг без друга месяцев. Норин сварила кофе, Том вымыл посуду, они вместе отправились в душ, где под рассеянным потоком горячей воды занялись сексом, какое-то время, молча обнявшись, лежали поперек кровати, а затем Хиддлстон сказал:

— Через час мне нужно быть в аэропорту.

Норин спустилась с ним к подъездной дорожке, где уже ждало такси, и провалилась в его прощальные объятия, испытывая такую сильную горечь расставания, которой, казалось, не ощущала никогда прежде. С детства она привыкла к отъездам своим или близких, она едва перешагнула рубеж совершеннолетия, когда прямо из уюта родительского гнезда и камерности закрытого пансиона отправилась в неприветливую и суровую Африку, она всю сознательную жизнь проводила в разъездах или проводах, привыкла к разлукам и научилась воспринимать их с некоторой долей черствой отстраненности, но в это позднее утро среды, уткнувшись носом в горячую, пахнущую её гелем для душа шею Тома, она едва удерживала слёзы. Им предстояло разъехаться на несколько месяцев: Хиддлстону на съемки «Тора» в Австралию, ей самой — на долгое, изнуряющее пред-премьерное продвижение второго «Эффекта массы». С Марком Манкузо её не тяготили подобные продолжительные мировые туры, опоясывающие планету месяцами в дороге от Латинской Америки до Азии. Сейчас с Томом она обнаружила себя на краю пропасти, до краев заполненной тягучей смолой отчаяния, готовой в любой момент бесследно её поглотить.

— Я не хочу тебя отпускать, — глухо сказала она.

— И я не хочу уезжать, — ответил Том, прижимаясь губами к её волосам и поглаживая затылок. Непроизнесенной осталась им обоим известная истина: он должен был уехать. И он уехал. Поцеловав Норин на прощание, он сел в такси, махнул изнутри рукой, и кэб покатился вдоль заполнившегося дождевой водой канала к выезду со двора.

Джойс смотрела ему вслед и выудила из кармана сигареты. Она ввязывалась во что-то, чего не могла пока всецело осознать, но чему не могла — и, в первую очередь, не хотела — сопротивляться. Едва ли не впервые в жизни она была по-настоящему влюблена, и мужчина, который заполонил собой её сердце и голову, был ей по-настоящему добрым другом, а это было в новинку. Прежде она выдерживала между собой и партнером — тем же Марко, самым длительным и одновременно самым отдаленным от своего идеала опытом — дистанцию, находя это расстояние между ними необходимым. А теперь, ещё до фактического начала самих отношений Том был близок ей как никто другой; возможно, даже с сестрой Норин не бывала такой откровенной и беззащитно распахнутой. В конце концов, именно Хиддлстону она первому рассказала о предательстве Марко, именно его она захотела увидеть, именно в его присутствии искала утешение и успокоение, и в ничьем другом.

Норин сделала глубокую горькую затяжку и подняла лицо к небу — то нависло над Лондоном хмурым, серым одеялом, оно словно зеркалом отражало её настроение. Возвращаться в квартиру не хотелось, ведь там след Тома был слишком свежим: на кровати осталось валяться влажное полотенце, которым Норин сама растирала после душа его спину, на кухонном столе осталась его чашка недопитого остывшего кофе. Джойс поплотнее запахнула на себе куртку и, переминая между пальцев окурок, пошла прочь от дома. Она вышла на Гросвенор-Роуд, по мосту Челси неспешно пересекла Темзу, за ним свернула в желтеющую и неспешно опадающую чащу парка Баттерси. Она побрела вдоль мутного и плавного течения реки, мимо проходили молодые мамы, толкающие перед собой коляски, пробегали в наушниках и с бутылками воды наперевес спортсмены, нетерпеливо натягивали поводки и заигрывали с хозяевами собаки. Джойс любила этот парк, сюда она выходила на прогулки и пробежки, слонялась по нему, думая и медитируя, находила на его аллеях множество идей и ответов, но этим поздним утром, стремительно перетекающим в полдень, парк казался ей чужим и незнакомым — сегодня она не разделяла его спокойствия. Чай из любимого киоска рядом с открытой террасой показался обжигающе горячим и невкусным, ветер был пронизывающим и влажным, в голове пульсировала мигрень усталости. Обхватив картонный стаканчик ладонями, Норин направилась к выходу, намереваясь поискать отвлечение на загруженных улицах. Она проходила сквозь главные ворота, когда в кармане завибрировал мобильный телефон. На экране высветилось короткое входящее сообщение от «Том Хиддлстон»:

«Я уже безумно по тебе соскучился»

Комментарий к Глава 12.

*Эль Греко — испанский живописец, скульптор и архитектор греческого происхождения, жил и творил в конце XVI и начале XVII веков; одной из фирменных особенностей его картин является тонкая, почти неестественная удлиненность лиц, тел и конечностей.

========== Глава 13. ==========

♪ I never would’ve believed you

If three years ago you told me

I’d be here…

But here I am

Next to you ♪

Miley Cyrus — Malibu

Пятница, 4 ноября 2016 года

Малибу, Калифорния

Солнце скатывалось к вершинам холмов, отбрасывая на волнующийся океан косые вечерние лучи тепла. Волны шумно и пенисто набегали на песчаный берег, воздух был пропитан солёной влагой и по-калифорнийски теплой осенней негой. Том сидел на открытой террасе в приятном волнительном ожидании. Он поправил рубашку, заткнув выбившуюся из-под пояса ткань обратно в брюки, стряхнул с лацканов пиджака невидимые пылинки, одернул рукава рубашки и проверил прочность скрепления запонок. Сегодня им с Норин предстояло свидание, о котором ей пока не должно было быть известно, и которое можно было формально считать их первым — с зажженной на столе свечой, бьющейся неспокойным огоньком в прозрачной лампадке, с букетом цветов и с панорамным видом на бурлящий Тихий океан.

Тому хотелось приятно удивить Норин. Они не виделись с конца сентября, и предполагалось, что не встретились бы ещё до зимы, но между окончанием съемок «Тора» и началом продвижения сериала «Ночной администратор» у него было несколько свободных недель. Летом он планировал посвятить их долгожданному отпуску, но сейчас хотел разделить их с Джойс. Первой точкой пересечения их маршрутов оказался Лос-Анджелес. Сюда Хиддлстон прилетел, после того, как Венди и Джошуа сдали ему рабочий график Норин, а публицист, Бетти, согласилась подстроить ужин в заранее выбранном ресторане. Отсюда следующие две недели Том намеревался сопровождать Джойс в её пресс-туре, вылавливать из каждого её рабочего дня свободные мгновения для них двоих, засыпать и просыпаться с ней, приносить ей завтрак и встречать для ужина поздними вечерами. Весь месяц он жил ожиданием предстоящих двух недель, мечтами об их встрече, и вот теперь с какой-то ребяческой наивностью волновался.

Октябрь тянулся мучительно долго и одновременно как-то сладостно в их непрекращающемся, голодном друг по другу общении с Норин. Они постоянно созванивались и жадно переписывались, Том не выпускал телефона из рук на гриме, сверялся с ним между дублями, укладывал его рядом с собой на подушку. Мобильный превратился в небольшое материальное воплощение присутствия Джойс в его жизни. И это делало его счастливым. Он испытывал то же юношеское волнение, тот же сладкий трепет, ту же легкую, нетрезвую растерянность, какие нечасто испытывал с женщинами, и которые в последний — и в первый за очень долгое время — раз возникали вначале их общения с Норин ещё весной 2014-го.

Он сидел за сервированным для двоих столом, разглядывал узоры в набегающей на пляж пенящейся воде, наблюдал за другими посетителями ресторана и не находил своим рукам места. Головой он понимал, что дорог для Джойс и очевидно ей симпатичен, но иррационально беспокоился и тревожно косился на свои наручные часы, опасаясь, что она не придет. Но она пришла. В оговоренное время официант вывел Бетти и следующую за ней Норин из главного зала ресторана на террасу, и стоило Хиддлстону рассмотреть её тонкую фигуру в черном тесно подогнанном платье, стоило ему перехватить её янтарный взгляд, стоило увидеть, какая искренне удивленная и радостная на её лице отразилась улыбка, и все переживания исчезли. Присутствие Джойс отдалось в нём приятной вибрацией, её голос — не искаженный мобильной связью и бесконечным расстоянием, а близкий, чистый, звонкий — затекал в его голову сладким сиропом, её запах обволакивал уютом, прикосновения пробирались теплом под кожу, её поцелуй опьянил.