Европа и Россия в огне Первой мировой войны (К 100-летию начала войны) - Агеев А. И. - Страница 38

Упорное сопротивление российского правительства установлению германского военного контроля над Турцией вызвало зимой 1913/1914 г. острый конфликт между Германией и Россией (131). Жесткая полемика, сопровождавшаяся враждебными выпадами прессы в обеих странах, закончилась компромиссом. В январе 1914 г. Лиман фон Сандерс был освобожден от командования 1-м османским корпусом, дислоцированным в столице, и занял пост генерального инспектора всей турецкой армии. Против такого назначения Россия не могла возражать, так как британский адмирал уже командовал османским флотом, а француз — жандармерией. Новый статус Лимана фактически не ограничивал его функции высшего начальника турецкой армии. Имперская канцелярия в Берлине свою уступку России обосновывала тем, что военное влияние Германии на турецкую армию должно быть подчинено более важной цели установления политического контроля над Османской империей, чтобы во время ожидаемого столкновения с Россией иметь турок своими союзниками. Конфликт из-за миссии Лимана фон Сандерса оказался едва ли не первым российско-германским столкновением, причем в районе Черноморских проливов, являвшихся объектом наибольшей геополитической и экономической заинтересованности России. Кажущаяся уступчивость с германской стороны, на первый взгляд, вроде бы предотвратила немедленное наступление мировой войны, но, по существу, не удовлетворила ни Россию, ни особенно Францию. Всю первую половину 1914 г. Петербург собирался с силами, чтобы сделать более эффективным свое давление на германские позиции в Стамбуле, а для французов занятие германским генералом поста инспектора турецкой армии означало окончательное отстранение оружейного концерна «Шнейдер-Крезо» от строительства укреплений на Босфоре и поставок вооружения для османской армии (132).

С Турцией в эти последние предвоенные месяцы самым непосредственным образом был связан еще один вопрос, вызывавший трения и соперничество между великими державами. Это касалось статуса Эгейских островов, греческий суверенитет над которыми турки отказывались признавать. Поэтому в соответствии с 5-м пунктом Лондонского договора 1913 г. судьба островов передавалась на суд великих держав. Но среди них самих существовали серьезные разногласия по данной проблеме. Великобритания и Франция, пытавшиеся помешать превращению временной итальянской оккупации Додеканеса в постоянную, что угрожало их интересам в Восточном Средиземноморье, а также обеспокоенные усилением германского влияния в Болгарии и Турции, предложили передать грекам все острова, включая Додеканес. Россия же была против передачи Греции тех островов, которые прикрывали выход из Дарданелл. В Петербурге опасались, что Греция и ее покровители смогут в любой момент закрыть Черноморские проливы, создав угрозу для южной торговли Российской империи (133). Кроме того, Сазонов полагал, что не стоит поощрять Грецию, так как она все равно перейдет на сторону Тройственного союза при новом короле Константине I — выпускнике Берлинской военной академии, служившем потом в прусской гвардии, женатом на сестре кайзера Вильгельма II и получившем от него чин фельдмаршала (134).

Сам же кайзер предпринял в апреле 1914 г. попытку содействовать заключению греко-турецкого соглашения по вопросу островов. Она очень быстро закончилась провалом из-за несговорчивости обоих правительств, особенно османского, которое соглашалось пойти на переговоры лишь при условии восстановления турецкого сюзеренитета над островами. Местная автономия островов была единственной уступкой Турции, на что Греция не соглашалась. Кайзер в сердцах воскликнул: «Я не намерен сносить этого более. Если турки собираются воевать с Грецией из-за островов, я отзову официальную миссию», имея в виду пресловутую миссию Лимана фон Сандерса (135). Германской политике мешали все возраставшие гонения на греческое население Малой Азии и Фракии. Тысячи греческих беженцев, спасаясь от преследований, прибывали в Македонию. Навстречу им шел поток турок-мусульман, подвергавшихся преследованиям в Греции.

К концу весны 1914 г. греко-турецкие отношения настолько ухудшились, что возникла угроза войны, которая, как понимали все державы, не сохранила бы надолго чисто балканский характер. Учитывая это, страны Антанты решили вмешаться в греко-турецкий конфликт. Особую активность в его урегулировании проявили британцы. Они беспокоились, что Османская империя в качестве оборонительной меры закроет Проливы, чем нарушит коммуникации с Россией и нанесет значительный ущерб британской торговле. При «добрых услугах» англичан в конце июля 1914 г. в Брюсселе должны были начаться греко-турецкие переговоры, однако вспыхнувшая 28 июля австро-сербская война помешала данному событию. После этого британцы окончательно сделали ставку в Греции на лидера либеральной партии Э. Венизелоса, олицетворявшего к тому времени для греков идею национального единства. Будучи с 1910 г. премьер-министром, он давно уже симпатизировал Антанте и рассматривался ею как реальный противовес монарху-германофилу. Для политической жизни Греции постепенно стала характерной поляризация — формирование двух соперничавших лагерей, для которых имена Венизелоса и Константина стали своеобразными знаменами (136).

Константин I, король Греции из династии Глюксбургов.

Несмотря на всю дипломатическую подготовку, к началу войны Греция, а также Болгария и Румыния не примкнули твердо к какому-либо лагерю. Вплоть до конца июля 1914 г. окончательного выбора не сделали и младотурки. Передача Великобританией туркам двух уже оплаченных и почти построенных дредноутов была бы шансом сохранить для турецкого правительства нейтралитет в стоявшей на пороге мировой войне. Но 28 июля 1-й лорд Адмиралтейства У. Черчилль реквизировал оба броненосца для британского королевского флота. Некоторые современники даже поверхностно полагали, что именно гнев и разочарование, вызванные этим поступком, опрокинули чашу весов, вызвали взрыв антибританских чувств, массовые демонстрации в Стамбуле и в конечном счете переход турок на сторону Тройственного союза (137). 2 августа, формально объявив о «строгом нейтралитете», Османская империя заключила с Германией секретный договор о союзе. Он фактически представлял собой нечто вроде военной конвенции. В соответствии с ним Турция должна была вступить в войну на стороне Германии без всякой гарантии будущих османских приобретений[50]. Но еще целых три месяца младотурки распускали густую завесу лжи над своими замыслами, форсируя тем временем военные приготовления. 29 октября их корабли бомбардировали черноморские порты России. 2 ноября Россия, Великобритания и Франция объявили о состоянии войны с Османской империей.

Сходной двуличной тактики придерживалось и болгарское правительство. 24 июля 1914 г., узнав содержание австро-венгерского ультиматума Сербии, Радославов воскликнул: «Это большое счастье для Болгарии!» (139). Он полагал, что победа Габсбургской монархии над Сербией вернет болгарам Македонию без борьбы. А уже в августе официозная печать открыто превозносила Австро-Венгрию и доказывала, что она и Болгария имеют одинаковые интересы на Балканах и должны вести совместную политику. Целью этой политики открыто провозглашался разгром общего врага — Сербии и установление болгарской гегемонии на Балканах. 1 августа, когда австро-сербский конфликт начал перерастать в европейский, а система международных отношений на Балканах, созданная Бухарестским миром, развалилась, Радославов выступил в Народном собрании, зачитав декларацию о внешней политике Болгарии и ее отношении к войне. Провозгласив сохранение строгого нейтралитета во время войны, он подчеркнул: «Мы не являемся в данный момент чьими-либо агентами и будем продолжать политику, отвечающую болгарским интересам». Но это заявление было сделано, что называется, на публику. Царь Фердинанд и Радославов в тот же день активизировали свои тайные дипломатические усилия, показав на деле, как именно они понимают болгарские интересы. Фердинанд в письме к австро-венгерскому монарху Францу Иосифу написал: «Я счастлив, что высшие интересы моей страны совпадут с интересами Вашего Величества»[51]. На следующий день, 2 августа, с согласия царя Радославов сделал Германии и Австро-Венгрии предложение о военно-политическом союзе, представив проект соответствующего договора. Это предложение было пронизано идеей реванша в отношении Сербии. Взамен болгарское правительство требовало от Центральных держав гарантий неприкосновенности границ Болгарии и поддержки ее стремлений приобрести в будущем территории, на которые она имеет неоспоримые «этнографические и исторические права» (141).