Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 18

Обучение оказалось несложным. Она, честно говоря, ожидала худшего, но по сути, хоть ей и неприятно было осознавать: мать оказалась права. Большая часть сводилась к работе обслуживающего персонала: поди, подай, принеси. Таскать тяжелую тележку, наполненную едой, было не слишком удобно, как и разливать кипяток на весу, стараясь не ошпарить клиента, но она приноровилась, и делала это автоматически.

Курс подобрался достаточно разношерстным, однако Карина ловила себя на мысли, что слушатели напоминают ей набор кукол Барби и Кенов: молодые, хорошенькие, глянцевые до пластикового лоска, с одинаково широко распахнутыми глазами. Студентов хотелось расставить по росту в красивую, ровную шеренгу, как на физкультуре, и любоваться со стороны. Как верно заметила Сашка, желающих стать бортпроводником, прежде всего, отбирали по фигуре, и те толстушки, замеченные на первом этапе, отбор не прошли. Здесь уже затевались скоротечные, яростные, как пожар, романы, выгоравшие так же быстро, как салон самолета при аварии. Вспышка — и разбежались, мальчики с девочками, мальчики с мальчиками, не было только ни одной лейсбийской связи, во всяком случае, такой, чтобы это стало заметно. При этом все учились с разной степенью успеха, но весело, задорно, словно торопясь жить.

Хуже всего дела шли у Сашки. Помимо абсолютного незнания языка, она с огромным трудом постигала тонкости общения с деструктивными пассажирами, и дважды провалила тесты, когда по требованию преподавателя остальные студенты прикидывались пассажирами, капризничали и требовали к себе особого отношения. По части доведения Сашки до состояния бешенства не было равных Ладе, которая гоняла подругу туда-сюда, а потом издевательски хохотала.

— Чего ты так психуешь? — удивлялась Карина. — Это же все понарошку, как игра.

— Как представлю, что меня вот такая стервь будет за свежим молочком или фрешем гонять, плохо становится, — злилась Сашка. — Нет, ты слышала, что она попросила? Фреш из апельсинов, причем исключительно марокканских.

— Надо было сказать, что есть только березовый, — усмехнулась Карина. — Сейчас, полено сунут в соковыжималку.

— Ага. А корова у нас в хвосте. Мы там ее доим, чтобы подать свежее молочко! — отмахнулась Сашка и, услышав, как ее вновь просят пройти тест, устало ответила: — Да иду я, чудовища!

— Иди, иди, — подзуживала Лада. — Попадется тебе аэрофлотовский вип с золотой картой, еще не так побегаешь!

У Карины таких проблем не было. Она улыбалась, подавала еду, убирала грязную посуду, не забывала напомнить псевдопассажирам вернуть спинки кресел в вертикальное положение, и довольно быстро уяснила, что нужно делать, если потерял сознание пилот. Из всех девушек курса только Лада превосходила ее в умении организовать аварийную эвакуацию, пристроить на место надувной трап и оказать первую помощь.

— И что, мы должны уметь принимать роды? — кривилась на занятиях Сашка.

— Должны, — сурово отвечал преподаватель. — Вдруг возникнет такая ситуация.

— Пусть терпит, — возмутилась Сашка. — Беременным нечего в воздухе делать…

Инструктор ласково посмотрел на Сашку и попросил ее рассказать, как действует аварийно-спасательное оборудование. На первом же вопросе Сашка запуталась, покраснела и, пробурчав что-то нечленораздельное, села на место.

Карина не отвлекалась на глупости, не могла себе позволить. Нежелание родителей ее понимать, обижало, и в то же время, она сомневалась в своем выборе, понимая, что в принципе могла бы отказаться от рискованной профессии. Недавний разговор с матерью выбил ее из колеи, и, шагая по улицам на занятия, она чувствовала в груди неприятный ком, давивший на сердце. Она завидовала Маргоше, привыкшей жить для себя, и в глубине души понимала, что родственные узы — это камень на шее, от которого надо избавляться при первой возможности. Понимая, что судьба предоставила ей шанс, и надо только грызть гранит науки, она упорно его грызла, стачивая зубы.

— Чего смурная такая? — спросила Сашка, усаживаясь за стол рядом. — Будешь пирожок?

— Да так… Буду, конечно. С чем?

Маргоша готовить ленилась, а Карине часто было некогда. Возвращаясь с занятий поздно, она падала в постель и сразу засыпала, часто голодная. Завтракать по утрам было некогда, потому в класс она вбегала под урчание в собственном животе.

— Не все равно тебе? С яблоками. Опять с мамашей поцапалась?

— Опять, — безнадежно ответила Карина. — Вчера вечером высказала: есть же нормальные профессии.

— Ага, — подтвердила Сашка, шмыгнув носом. — Поломойка, например. Прилично, безопасно. Десять тысяч в месяц. Еще дворником можно, там жилплощадь предоставляют. Лада, тебе нужна жилплощадь?

— Конечно, — фыркнула та, усаживаясь за соседний стол. Вывалив на него тетрадку, ручку и косметичку, Лада повернулась к подругам: — О чем разговор?

— Устраиваем свою жизнь. Каринке мать не велит летать. Говорит, иди в дворники за жилплощадь. Ты не хочешь за компанию?

— Хочу, конечно! А свободный угол будем сдавать гастрабайтерам.

Карина невесело рассмеялась.

— Нет, девочки, если серьезно, я не понимаю, чего ей от меня надо. В самом деле, куда мне идти? В продавцы? Или бегать с каталогами, косметику распространять? Да, в какой-то степени профессия опасная. Так ведь и на машине разбиться можно, и поезда под откос летят.

— Сосульки опять же, — серьезно подтвердила Сашка, но в глазах плясали чертенята, — очень опасно. Идешь с работы, радостная такая, вся в каталогах и косметике, а тебе бац по башке сосулькой. И все, отъехала на родину в приталенном гробу.

Все рассмеялись.

— Карин, не переживай, привыкнет она, — успокоила Лада. — Мои тоже не в восторге, но мне проще. Папашка двадцать лет летал, пока с сердцем не списали. И ничего, сейчас в аэропорту трудится, жив-здоров.

— Хорошо бы, — вздохнула Карина. — Но боюсь, это не мой случай.

— Каринка, в кабак пойдешь?

— А?

Она обернулась, с легким недоумением посмотрев на задавшего вопрос парня.

Звали парня Колей, или Колюней, но за его пухлые, румяные щеки, зловредная Сашка звала его Колясиком, бесконечно тыкала пальцем в живот и прогнозировала, что его вытолкают с курсов за лишний вес. Карина никакого лишнего веса у Колясика не наблюдала, но сама невольно стала повторять за подругой, хотя Коля обижался, требовал, чтоб его называли Николаем.

Впрочем, какой он Николай с такой сдобной ряхой? Колясик и есть.

— Говорю, в кабак после экзаменов пойдешь? Мы по три тысячи скидываемся.

С недавних пор Коля, хлопая густющими коровьими ресницами, пытался за Кариной приударить, но она не воспринимала всерьез этих студенческих увлечений, тем более, что жить им недолго, пара месяцев, а потом они разлетятся в небесах на разных самолетах, и вся недолга. Привыкнешь к такому вот красавчику, и наверняка хорошему парню, а потом и встретиться будет проблема. Так зачем зря сердце рвать?

— Пойду, наверное, — осторожно сказала Карина. — У девчонок еще спрошу.

— Спроси, — добродушно позволил Коля. — А то я Сашку с утра не видел еще.

Мотнув головой, он поскакал по коридору дальше. Наблюдавшая за этим Лада ревниво сказала:

— Везет тебе.

— Чего это? — удивилась Карина.

— Ну… так. К тебе вон персонально подошел, глазки строил, а меня даже не замечает. Может, мне тоже в рыжий покраситься?

— Тебе не пойдет, — отрезала Карина. — Ты у нас типичная скандинавская богиня.

— А толку-то? — вздохнула Лада. — Господи, холодно-то как… Совсем не греет моя рыбья скандинавская кровь.

— Ты Сашку не видела? — встревожилась Карина. — Завтра экзамены, а у нее три незачета. Не дай бог не сдаст.

— Сдаст, — равнодушно отмахнулась Лада и, поежившись, спрятала подбородок в ворот, а руки в рукава голубого, выгодно оттеняющего ее глаза, свитера. — А не сдаст, тоже без работы не останется. Пойдет на внутренние авиалинии, там люди без запросов. Будет летать в Магадан за морошкой.