Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 52

А еще осознала, что латии не такие уж и безбожники. А, кроме того, их божество — голая, чистая, бездушная польза — самое деспотичное явление из всех напридуманных во множестве известных ей миров. Вот этот бог никогда не допустит свободомыслия, не покровительствуя, а прогибая под себя с беспощадностью времени и неотвратимостью смерти. И одной латии повезло осознать все это на чужой планете — Мара начала продолжать жизнь, в которой у нее есть будущее. А другой латии — старшему распорядителю технической службы межгалактической научно-экспериментальной базы — не повезло. Солнце-конь просто проглотил и пытался переварить целое племя инопланетных аборигенов, не задумываясь о пищевой пригодности чужеродных продуктов. Было откровенно жалко прерывать интеллектуальную жизнь бывшего соплеменника — в иных обстоятельствах его вполне можно было бы завербовать в свою команду. Но, его опыт обретения новой физической жизни на этой планете оказался слишком уж негативным и бесперспективным. Следовательно, однозначно опасным для прочих латий, постепенно вживающихся в новый мир.

…………

— Славься Дажьбог великий! — первое, что услыхал Драговит, дошагав с Марой до сородичей. — Славен будь, даритель благого состояния жить в мире!

— Березовицы упились, пока нас дожидались? — недоуменно прошептал он Маре. — И когда подсуетились-то с ней? С собой притащили?

— Нет, — отрешенно ответила та. — Увидали в тебе бога, а разделить вас не удосужились.

— Так это ж он бог, — вовсе уж растерялся Драговит, придерживая шаг. — А я причем?

— При том же, — равнодушно огрызнулась сестра. — Поди теперь, объясни: кто есть кто?

Он и пошел, и раскрыл, было, рот, но его слова всем оказались без надобности. Они схватились промеж себя нешуточно: кто ниже поклонится, кто красочней распишет ему его же самого. Мыслимо ли дело: обычный парень, выросший среди прочих, оказался не кем-то — богом! А таился от сородичей… Нет? Не таился? Да, будто бы! Что-то прежде не замечали за ним таких чудес. И под небеса-то он не вырастал, и в огненных вихрях не купался. И тех же огненных преград не творил взмахом меча, в кои сородичи едва носами не влетели. Да-да! Оттого-то и не пришли на подмогу — через такую преграду-то, чай, запросто не перемахнуть — чай простые смертные. А схватка его с врагом чего стоит: вырос мало вдесятеро, один меч поднял — полсотни чужаков замертво повалились, второй поднял — и прочие туда ж. Змея поганого — Чернобога клятого — верно, не он прикончил. Огненный бог-пес. Послал Отец-Род помощника, а не то, так и сам Дажьбог его бы завалил. Ветра огневые — не его рук дело, знать, еще какой бог пособил. Отец-Род нынче здорово взялся опекать свой Белый народ. Словом, как ты там не выкручивайся, что не плети, а глаза-то у всех есть. Кабы сказки в уши, так не поверили бы — дураков и впрямь нет. А глазам-то, как не верить?

Драговит стоял промеж сородичей все тем же деревянным истуканом, а изнутри уж не мышь — медведь щемился на волю, не иначе. Мару бы тряхнуть, чтоб безумие это вспять поворотила, так смылась зараза. Бросила брата на его чествовании, вроде, как за ненадобностью. Дескать, сделал свое дело, а уж что там хвостом потянется — пустое все. Сам отдувайся: потерпи, потешь народ — он немало претерпел в сей день и заслужил радость. А то, что обманщиком себя видишь и от стыда сгораешь, так для благого дела. Для единения всего народа. Для Палюда, из коего теперь всеобщего вождя лепить станут. Слава богам, хоть не из него — не из Драговита! Бог-то — он еще ладно, к нему лишний раз лезть остерегутся, словом, вольная птица. А вот Палюду не позавидуешь — тому такие волокуши по жизни на горбу тащить, в кои все пять Родов засядут и ножки свесят. Он, по всему видать, тоже это только сейчас до конца осознал. Смотрит на всю эту кутерьму и страшно печалится. Они, конечно, подобно Маре промеж себя мыслями не перекидываются, а и без того друг друга понимают. Переглянулись — затосковали оба. Только Палюд еще и позавидовал: вождь — не бог, к нему полезут всем скопом. К лешему бы ее — такую славу при такой-то доле да без воли. Недимир им гордится, Деснил гордится, все остальные не нарадуются: все плечи, все бока отстучали оплеухами дружескими. А от Драговита хоть на пару шажков, но в сторонке толкутся. И выходит, что Мара права: хоть кем слыви, лишь бы к тебе не лезли. Лишь бы свобод не лишали себе на пользу. Лишь бы все по-прежнему: он, она и братья.

Весь следующий день, покуда готовили тризну, гонял Драговит эти мысли. И когда погребальник рыли, и когда семерых родичей в него укладывали, и когда прощались. Росомаха, два медведя, два орла, лис и рысь — никого в родные селища не отправили. Всех тут же на месте смертельной схватки и оставили. Уложили в пять могил по числу Родов — своих со своими. Рыси ни коров, ни овец не пожалели — остальным-то где взять? Каждого ушедшего за кромку для облегчения пути конем оделили. Горшки из селища притащили и прочие полезные приспособы. Медведи, орлы, лисы щедро делились тем, что при себе: сулицами, луками, стрелами, ножами. Росомахе, коего никто, кроме Ядрана не провожал, от всего Белого народа поклонились дарами. Обряды свершали согласно Ягорин и Ягман с Ягдеем. Искрену тоже дозволили, пускай он еще и не павер. Ягатме Недимир строго заказал являться — сам себя от Рода отлучил. Да еще, в какую пору!

Могилы покрывали кедровыми бревнами. Могуч он, всевластен, неодолим — отец кедр. Не только великой силой оделяет самого человека, но и душу бережет от любых злокозненных нападок дурных духов. Творит свое светлое дело денно и нощно, пронизывая мир Яви из конца в конец. Потому-то и рубили кедры крайне редко, пуская их лишь на тотемные столбы. Еще на основу дверей, заграждающих ото зла входы в жилища, и для погребальников. Для них же до утра жгли поминальные костры. Золу из них мешали с матушкой землей и покрывали жирным слоем кедрач. Присыпали кровью земли — охры паверы не жалели. А уж потом закрывали все здоровенными — в одиночку не поднять — камнями. Да еще ограду складывали каменную вкруг могил, подобно солнышку. Проводили родичей честь по чести. Да тут же и повалились, сморенные трудным днем, горькими ночными бдениями да березовицей с медом. Примостились друг к дружке, морщась от предутреннего холодка.

…………

Способ обретения новой физической жизни на этой планете — размышляла Мара, пригревшись под боком Драговита — у каждой латии будет свой. А такие, как показал опыт, уже есть. Расконсервируются и прочие неудачники, подобно ей приговоренные к этой планете. И если латии в них так и не сумеют трансформировать свое мироощущение, то со временем это выльется в противостояние целых государств, народов, религий. Значит и Маре придется возвращать к жизни координатора высшего уровня приложения, что теперь ей хочется делать все меньше и меньше. Кстати, безопасник, которому она позволила слегка покопаться в своих чувствах в качестве консультационной поддержки, поразмыслив над этим, в принципе с ней согласился. Базовая основа психики латии — конструктивизм — подсказал ему, что усидеть одной задницей, как любит повторять Деснил, на двух конях заманчиво, но невозможно. Порвет. А потому первый инопланетный член ее команды и принял одну единственную схему выживания на планете. Ту, что на сегодняшний день зарекомендовала себя более жизнеспособной — схему Мары. А технарю первым порекомендовал насильно прервать интеллектуальное функционирование, чтобы не встречаться с ним больше в столь экстремальных ситуациях, как война. И в этом приговоре он сомневался гораздо меньше, чем сама Мара. Обычный конструктивный подход: он слабей технаря, технарь слабей координатора, а координатора может и не оказаться в момент его столкновения с технарем.

Бедняга Драговит — как его напугало столь гротескное повышение статуса со всеми его привилегиями. Он безгранично конкретная личность: знает о себе то, что ему достаточно знать, а постороннее ему безразлично, в какой бы затейливой форме оно не представало. Его не прельщают искусственные нагромождения, не имеющие под собой реальной основы. Эта личность знает себе цену и не желает размениваться на меньшее. Пожалуй, он прав: приличного бога из него не сотворить. Впрочем, это абсолютно неважно, поскольку творить его будут не они с братом, и даже не их современники. Потомки — вот кто проработает добравшиеся до них народные сказания и создаст избирательный образ бога, соответствующий интересам их времени. Как только Драговит обрел способность спокойно выслушать и понять Мару, он мгновенно успокоился на этот счет и почти сразу забыл о таких пустяках, как делегированная ему божественность. Себя же Мара еще не успела успокоить по поводу своей беспомощности в решении проблемы его долголетия. Сто пятьдесят, ну, может, она дотянет его до двухсот лет, а потом? Отыщется ли второй такой Драговит? Его дети? Нет, скорей всего дети его детей, да и то: повезет ли так, как с ним? Ее брат — скала. Никуда не сбежит, никогда не развалится. Чужая воля таскала его по всему плацдарму военных действий: он боялся, он терпел, но ни разу, даже вскользь, даже в самых потаенных уголках души не пожелал удрать. Ее брат — земля под ногами. Получится ли однажды, пусть через столетия вновь поставить ноги на такую землю? Вот это, в сравнении с бесноватыми инопланетными богами и прочими божественными затеями, подлинная проблема.