Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 50

— Твой взгляд, — выдавил из себя через силу.

Не сговариваясь, они почему-то глянули на Кременко. У того прежде распахнутые настежь глаза поблескивали выбеленными намерзшими льдинками, а теперь закрылись. И весь Кременко, вроде как, оттаял телом: обмяк, сведенные в напряге плечи, руки, ноги распустил.

— У тебя его глаза, — кивнул Рагвит на Кременко. — Значит…

— Я его чувствую, — прошептал, не веря себе Драговит. — Тише! Бог в меня вошел, — чуток помолчал и резко выдохнул: — Я пошел!

Он рванул по склону не прямо вниз в самую густоту свалки, а сторонкой. Но, и тут его дважды чуть не свалили дуром. Пусть его и сделали невидимым прочим людям, только толкотня страшная вокруг, ржание и вопли. Кони перед огненным смерчем на дыбы встают. Чужаки, что за них цепляются урезонить, на ремнях повисают, валятся под копыта. Люди и без стрел гибнут, битые копытами и давленные павшими от столкновения разгоряченными тушами. Сами-то жара огненного не чуют, но понять ничего не могут. От колдовства шалеют, шарахаются, и коней успокоить никак. Драговит меж ними ящеркой шмыгает и тел касается. Глядит — глазам не верит: кого коснется, тот через несколько ударов сердца все силы теряет и на землю мешком валится. И вот уже таращится мертвым взором. Хорошо, хоть не впервой ему такое — насмотрелся на Марины штучки и ведает, что со стороны сила человечья к ней медленно течет. А стоит ей кого коснуться, так единым духом вытянуть может. Вот и бог-воин торопится силы набрать. Коли чужаки от того за кромку уходят, а свои уцелеть могут, так пусть его. И Драговит посматривал на чужаков за огненными вихрями — у тех тоже беда: кони бесятся в ужасе, всадники вертятся на них щепой в водовороте.

А едва он достиг огненного котла, там, впереди свое чародейство проснулось. Встала за спинами чужаков на хвосте огроменная черная змея головой под небеса. Пасть раззявила, языком раздвоенным поигрывает в себя и обратно. Покачалась так малехо, и вдруг из ее тела вторая голова на собственной шее полезла, а за ней третья, и тоже зубы скалят. Драговит только-только успел подумать, что огня-то змеи точно боятся!.. И тут пылающее ветряное месиво сдулось и пропало. Он как-то враз растерялся, на себя глянул, но меч в руке собственной увидал, и выдохнул облегченно. А бог в нем продолжал сбирать дань. Вот Драговит нагнулся над лежащим на спине чужаком. Одна рука нелепо изогнута в плече, вместо лица кровавое месиво, что дышит прерывисто с хрипом. Вдруг тело Драговита само собой качнулось в бок: колени подогнулись, рука взметнулась, прикрывая его мечом. Невысокий крепкий чужак с перемазанной кровью рожей вырос, как из-под земли. Правая рука противно задребезжала во всех суставах от удара, принятого на меч. А левая резко бросилась вперед — чужак напоролся на невесть, как взявшийся в ней второй меч, ворвавшийся меж пластин на безрукавке. Безумные вытаращенные глаза распахнулись, обнажая белки, яркие, как звезды. На выдохе чужак повалился на Драговита — тот вывернулся, выронив мечи. От омерзения к горлу подступила тошнота, вмиг размягчились колени и плечи. Он плюхнулся задом на пятки и пал всем телом вперед, ударив ладонями землю. Желудок исторг остатки еды и страха перед убийством, что сотворил не он. Не он измыслил нынче, да и прежде не знавал. Слезы закипели в ресницах, выедая глаза. Бог дозволил ему эту слабость, на несколько мгновений замерев где-то глубоко внутри. А потом заставил его разогнуться, вырвать чудом уцелевший на перепаханной земле пук травы, утереться. Поднял своего нечаянного сотоварища на ноги и потащил к следующему еще живому чужаку. И к следующему, и дальше, но все в сторону змея.

В душе у Драговита, было, все возмутилось… Но тотчас в башке сверкнула мысль: змей страшен, слов нет, однако вперед ползти эта погань как-то не торопится. Все качается и качается на хвосте, а дел вредных не творит. Правда, чужаки под ней приободрились, и уже остывающих коней с места трогают. Драговит бросил взгляд за спину, где еще копошились враги, однако и там не все так страшно. Не один он тут торчит дурак дураком. По холмам вниз сползают стрелки, но не абы как, а с толком Рагвитка за собой их тащит. Кто стрелы наложил и луком туда-сюда поводит, выцеливая выживших. Кто уж и мешки седельные потрошит, уворачиваясь от копыт раненых коней, да стрелы тащит. А там, где он бросил на Палюда копейных, свои уже тоже в холмы продираются. Сбились тесно, выставили копья и прут. Там, конечно, земля дыбом, сплошные завалы, но Деснила, Светогора и Палюда видать — первыми идут. Режут нещадно покорителей многих народов — диво, что там еще кто-то живой остался. Словом, все, вроде, ладно, да вот только, его-то куда тащат?

Засевший в нем бог-воин явно чего-то задумал. Нет, Драговит не против, но хотя бы знать, чего от него хотят? Хоть бы словечком с богом перемолвиться. А так, сжал он покрепче свой меч, второй мимоходом прихватил на мертвом чужаке и чешет навстречу надвигающейся щетине копий. Топот копыт уже дополз до него и в сердце, будто в дверь стучат. Страх в нем мечется заполошной куропаткой. А сам он ровно неродной самому себе — деревянный истукан, куда провалилась испуганная мышь. И суетится, ища выход, и грызет твердые стенки. Вот уже до конной волны менее двух полетов стрелы — голова наливается дурным жаром, струйки пота ледяные, словно рождены беспощадным осенним ливнем. Руки-то с мечами он поднимает, но делать-то с ними что? Не знает, не понимает, как заставить их сотворить хоть что-то путное. Один полет стрелы… Ему конец! И Мара куда-то запропастилась… И этот бог чудит, как ему заблагорассудится. Да идет оно все!..

Оно и пошло-поехало-поползло по всем швам. Кони впереди взвивались, пятились на задних ногах, разворачиваясь назад, а какие и на задницы садились. На них налетали из-за спины другие. Те, кому боле свезло, разлетались в стороны, бросая передом иль задом. Все это потонуло в клубах пыли, в коих мелькал коловорот рук, ног, оскаленных морд, орущих голов. Драговит, словно во сне, таращился на громадный ком, неумолимо надвигающийся на него. Мимо проскакал один конь, другой, а он так и стоял, бестолково выставив вперед мечи. Пыльная туча, меж тем, остановилась, оседая. Змея над ней застыла, поехала, было, задом наперед — чужаки, что были в середке и в хвосте, заворачивали коней.

Но там, за их спинами над землей внезапно поднялся громадный пес с огненными языками вместо шерсти. С горящими угольями зубов выше роста человечьего, меж коих прорывались струи огня. Пес медленно качнулся назад — вокруг него заплясали огненные сполохи. Одним долгим прыжком он обрушился, подмял змея, породив на его месте новое солнце. Драговит едва успел смежить глаза, опаленные светом, но никак не жаром, какой следовало ждать. Солнце несколько ударов сердца подсвечивало снаружи сомкнутые веки. А потом на них навалилась тьма, и он рискнул взглянуть на дивного огненного пса. Но, тот уже исчез, а на его месте торчали окаменевшие кони, тупо пялящиеся в землю. И тела чужаков на ней. Драговит безотчетно обернулся — от холмов к нему вразнобой неслись Рагвит со стрелками, Недимир, Палюд и копейные. Эти так и не расстались с полюбившимся грозным оружием. Он даже не успел обрадоваться при виде живых сородичей, как мужики встали, будто вкопанные. Прикрывали руками глаза, крутили головами по сторонам. В обход намереваются — подумал, было, он, но тут его снова поволокли к месту битвы пса со змеем.

…………

Мара издалека просканировала безопасника — тот, обожравшись энергией умирающих людей, с любопытством наблюдал за результатами своего импровизированного военного вмешательства. Прежде он не участвовал в подобных мероприятиях на других планетах — не его профиль — и теперь с явным удовольствием экспериментировал, не отягощая сознание вопросами жизни и смерти. Его ли осуждать в бездушии? Идея загробной жизни, если и посещала латий, то в такие древние времена, о которых даже узкие специалисты по родной истории имеют весьма далекие от истины представления. Не будь это так, вряд ли была бы нужда в научных побоищах, ведь истина — она одинока и не может воевать сама с собой. В противостояние вступают только теории, выдаваемые своими создателями за истину: сколько демиургов, столько и миров.