Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 46

— Теперь вот что, — удовлетворенно покивал им Недимир. — Драговит, а что вам известно о богах тех, что Мара призвала к нам? С ней, наконец-то, разобрались. И богиня… смерти, — бросил он с вызовом, — сила огромная. Может, самая первая мощь на все миры. Думается мне, братья, что и Чернобог этот смерти должен бояться. А, Мойсил?

— Смерти все боятся, — уклончиво подтвердил лис. — И на богов у ней управа находится.

— Вот! — пристукнул Недимир кулаком по шкуре. — Такая силища и на нашей стороне.

— С чего решил? — недоверчиво поджал губы Мойсил. — А может, она в сторонке постоит да на схватку полюбуется. Ей-то людские смерти, поди, нужней. Ей свое сбирать потребно. А со свободного ли народа иль с полона чужого — все едино. Смерть — она везде смерть.

— А вот уж типун те в язык и задницу! — возмутился Светогор, грозно набычась. — Ты нашу Мару грязным языком не полоскай! Другие не видали, а я-то уж точно знаю, как она за своих братьев горой стоит, — гордо провозгласил медведь. — Да что там за братьев, и за девок моих порвет любого. За Деснила, за Ожегу, за Недимира, за меня — мужичка с боку пришлепку. Это дух у нее божеский, а народилась-то она здесь, у нас. У живой матери от живого отца. Может, она и малой была способна людей десятками изничтожать, да только заступу Деснила с Недимиром приняла. И братья ее ни один год на закорках таскали, оберегали всячески. Любит она братьев! — с угрозой неведомо кому предупредил Светогор. — Драговит, чего молчишь?

— Мара желает, чтобы Белому народу на свете быть, — с расстановкой произнес тот. — И быть свободным. Заступы против чужаков мы у нее не просили — сама так порешила. И намерена извести их до последнего. Но, Недимир прав: без нас делать того не станет. И прочие боги не станут. Коли мы сами себе не защита — такой народ держать под своей рукой им невместно.

— Это дело решенное, — отмахнулся в нетерпении Радей. — А ты, все ж, другое поведай: новые-то боги каковы? С Марой все понятно, а те, какой силой владеют? Чего могут-то?

— Один бог-воин, и боле ничего не известно.

— А и не надо! — радостно вскинулся Даривой. — И на том благодарны. В самый раз!

— А второй? — осторожно уточнил Мойсил, не разделяя восторга медведя.

— Бог жизни.

— Это, как же понимать? — приподнял седые брови лис.

— Не знаю, — признался Драговит. — Мара назвала, чтоб знали, с чем дело имеем, и все.

— Жизнь, — улыбнулся Недимир. — Это хорошо. Это нам тоже весьма полезно. Это Белому народу возрождение полное. Ведь с тех пор, как предков побили и остатних сюда прогнали, мы не жили вовсе — выживали. Бог жизни нам, пожалуй, еще и важней. Чужаков-то мы побьем — то нынешняя забота. А вот народ поднимать — это на много поколений вперед озадачиться.

— Под чьей рукой? — поджал губки Мойсил. — Под рысей всем Родам идти?

— Рано вздумал решать, — оборвал его Недимир. — Намекаешь, будто замыслил я загнать вас под свою руку? Надо мне больно на себя взваливать. Мне и с рысями не голодно.

— А то, — завистливо буркнул Даривой. — У тебя вон и народу живо прибавляется, ровно болеть перестали. И нового полезного сколько наделали. Кладовые ломятся. И кони в дело пошли. А мы-то все пробуем, да туго пока выходит — кобенятся наши коники.

— Я сказать хотел, — встрял Ядран. — Дозволите?

— Говори, — разрешил Недимир.

— Мы тут с мужиками посовещались… Словом, от Рода почитай ничего и не осталось. Бабы с детишками, но и тех немного. Да несколько стариков.

— А ты не торопись подсчитывать, — посоветовал ему Деснил. — Вон Мара с Драговитом несколько баб отбили, да у чужаков и другой полон имеется. Чужаков побьем и полон вернем, а там и посчитаем: кого и сколько?

— Все одно, — уперся Ядран. — Охотников в том полоне вы не найдете. Разве раненый кое-кто, да и тех не густо. Нет мужиков — нет и Рода. Сгинем. Прародитель Росомаха нас защитить не схотел, коли Ягабо нам послал. Да Живану очи застил. Одна нам дорога: под сильную руку. Тогда и детишки наши поднимутся, и бабы рожать учнут. А рыси мы станем прозываться иль росомахи… Да, хоть зайцы! — сорвался он. — Пустое! Люди бы живы остались, а там все равно нам в один народ сбиваться. Не сдюжат Роды в одиночку. Вот с нас и начнем. Сильны станем. Славны.

— Славны, — повторил, смакуя, Деснил. — Доброе слово. Славны. Эко придумал к месту.

— Недимир прав, — пробурчал Даривой. — Рано загадывать. Сначала дело сделаем, а там и посмотрим. Только я вот, что скажу, Мойсил. Сбираться в единую силу придется — назрело. Вот только до того дня мы-то с тобой не доживем. И мне дела нет, кто головой у народа станет после.

— Да я не то… — встрял Мойсил.

— То, братец, то, — криво усмехнулся Даривой. — Не тебе одному со священных шкур сходить обидно — чего лукавить-то перед своими? Пустое это. Да и невместно вождю. Недимир прав был, когда в эту сторону посматривать начал. И богиню в малявке отверженной он углядел. Да родичам по рукам надавать не побоялся, хоть и гнобили его за то. Перемог и злобу родичей, и обиду на них — своим остался. А теперь-то и вовсе отец всем, — подкусил он Недимира.

— Хорошо не бог, — съязвил тот, стрельнув ехидным взглядом в Деснила. — А то бы и вовсе пупок надорвал. Не дорос еще до Сварга нашего.

— Как ты меня обозвал? — опешил Деснил.

— Ну, так это, — притворно растеряно закрутил головой вождь рысей. — Птицу же, что напророчила нам тебя на голову, вроде Сва кличут? Сварг и есть.

— Трепло, — проворчал Деснил и отвернулся.

— А ты обидой не тешься, — насмешливо посоветовал наставнику Недимир. — Рано тебе еще. Ты вон едва одну богиню поднял, а у тебя и новые два на подходе. И заметь, воин не на коне с луком в руках явился. Он, как и Мара, мелочью сопливой на твою шею свалится. И второй тож. Ты, сколь за тобой помню, и к внукам собственным так не подлаживался. А тут пестун божий! Пасти и пасти, пока в силу не войдут. А коли и после этого не помрешь, еще ни одним дитятей божьим нас обрадуешь. С Ожегой на пару…

Он завалился вперед на скрещенные под животом ноги и заржал. Громко, смачно. Тряс головой, хватался за печенку, задыхался, утирал слезы. Уж и другие отсмеялись, а он все никак не мог угомониться. Сказывалось напряжение, что выпускал из себя вождь Рода Рыси. Очищался, готовился к новому испытанию. Потому, как пора было держать совет с охотниками четырех родов. Охотники — а нынче уже и воины — выстроили привычный полукруг перед насыпью.

— А паверы где заблукали? — громко вопросил он у всех сразу.

— У тебя в дому сидят! — усмехнулся Белус. — К Маре прилипли, пытают: что да как?

— Ягатма там? — нахмурился Недимир. — Нет? Ну, и лешак с ним. Сыны Белого народа! Мужи честные! Рядились мы, как беду станем избывать. Надумали: вместе, и только так. Что вы нам скажете?

Мужики одобрительно загудели. Даривой довольно покачивал головой, Радей высматривал своих и коротко кивал каждому. Мойсил, подбоченясь, откровенно любовался своими.

— Тогда, послушаем-ка горцев! — неожидаемо предложил вождь Рода Рыси. — Помимо росомах, только они у нас с чужаками перевиделись. Чужаки-то о том уже никому не расскажут… — он переждал, пока мужики не отхмыкают довольно. — А наших послушать поучительно. Давай, вождь, — обратился он к Драговиту. — Поведай, каковы они на вид и вкус?

— На вкус дерьмо! — выпалил Драговит, слегка подрастерявшись от явленной ему чести. — А на вид, как сказать. Первым делом, мелкие. Против нас почти все на голову короче, но крепкие, жилистые. Однако не в том их сила — наглые они, напористые. В себя верят все, как один. И в наше бессилие тоже. Привыкли, видать, в набегах отпора не видать — с тем и к нам заявились. И росомахи — уж прости, Ядран, на худом слове — укрепили их уверенность. Потому, как у нас все врозь, а они — кулак. Так и липнут друг к дружке, прикрывая родичей — вот оно как, мужики.

Он долго еще рассказывал, как они первых в дальнем селище упокоили. Потом припомнил свой поход за реку и освобождение полонянок. Тут особо расписал, как согласно чужаки их встречали. И каждый точно знал, что ему делать: кому новых полонять, кому старый полон оберегать. И все-то, как один, готовые, что вслед за двумя еще кто-нибудь явиться может. Врасплох их застать не можно. Мужики слушали, не перебивая, и что-то там про себя кумекали. Приценивались: не просты чужаки, на обманку дуром не кинутся. Меж собой рядились, а то и спорили, но шепотком.