Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 30

Подзапыхавшееся на крутом спуске сердце унялось. Драговит поддернул мешок и двинул дальше. Вукир, соскучившись его ждать, исчез в щели меж валунов. А под ногами раскрывалась небольшая долина, наполовину занятая озером. Слева — на закате — по горным склонам прыгали с уступа на уступ белопенные водопады. Справа так же ходко скакала по камням речка, убегающая из озера на восход. Там, за горами она сливалась с четырьмя другими речонками из горных озер — вот по ней-то они и провели к озерному краю груженые челны из Мутной. Правда, пришлось немного протащить их посуху, ну, да этот труд так себе. Впрочем, и без того весь путь подарком не казался, потому, как до самого озера челны своим ходом не дошли. По такой речонке, как эта, с ее перекатами и завалами, челны до места приплывут дровами. Так что три из них оставили в схроне на месте слияния озерных речонок — пригодится к Великой реке сгонять при нужде. Да и на большую охоту в них удобней бегать: и безопасней по воде-то, и ноги не топтать. А остатние три перетащили на озеро. Это только с горы оно малым видится, а перед носом очень даже широко разливается — с берега на берег пешком не набегаешься. И без того за пять лет без дела не болтались.

Когда в первую свою ходку они с братьями нашли этот дивный озерный край, прожили здесь два лета и сложили дом. Просторный: у каждого ложница. Невелики клетушки, но свои — на пятерых, считая Мару, заготовлены. А вернулись сюда числом впятеро большим. Вот тут-то и пришлись к делу мужики: Деснил, Светогор и тот же Кременко. Молодняк к постройке домов, конечно, сызмальства приучали, но, что и понятно, в основном, подай-принеси. Потому и оценка их строению от Деснила со Светогором вышла так себе. Дескать, что сварганили сами, так это молодцы, а что касаемо толка, так у иных и похуже бывало. А настоящие дома нужно ставить сызнова и по уму. Место не оспорили — каждому понятно, что избушка братьев поставлена ладно на полуночном берегу озера. Он круглый год на солнышке, а прочим берегам из-за полуденной и закатной гор, подпирающих долину, не так свезло. Дальность от воды мужики тоже одобрили, потому, как вешки весеннего разлива братья выставляли добросовестно. Рубили сразу три дома, раз уж столько молодых рук в дело пошли. Благо, вдоль берегов на полого поднимающихся к горам склонах долины леса в избытке, причем, хвойного, стоялого. Драговит понял, как им все-таки свезло собрать такую большую, а главное ладную семью.

Конец весны и начало осени — месяц завершения — радовали изрядным теплом и сухостью. Работалось без заминок, радостно. И к концу первого тыждня второго осеннего месяца духов новые дома заселили, для затравки изрядно поспорив. Пленку аж распирало — оно и понятно: в прежнем-то доме две ложницы было, а тут аж целых четыре. Головная клеть вдвое просторней, кладовая отдельно, а печи-то и вовсе две, чтоб по зиме к одной всей кучей не тулиться. Главная печь уж такая большая, такая… Драговит порешил своей семьей, так и остаться в собственноручном доме при хозяйке Златгорке. Ожега с Бладой забрали Ильмову сестренку Вольку, да вытребовали себе у Пленки старших: Линку с Алинкой. Мол, знахарству девок учить нужно, раз уж в такие дебри забрались, где всякое случиться может. В четвертый самый большой дом с широченной головной клетью и восемью ложницами заселили шестерых парней под рукой Кременко с Деснилом, дабы старику было сподручней за глотки их держать. С хранилищами еды пришлось повозиться — один камень кругом, глубоко не копнешь. Последнее, чем внезапно озаботились, стал бревенчатый загон для скотины. Вроде нехитрое дело накидать сруб из пихтового молодняка. Но теперь у них были кони, коих от прочей живности с разъевшимся бычком, выделили особо. Словом, к первому снегу успели все. А чего не успеть-то с дюжиной крепких мужских рук и конями: деревья теперь не на пупке — на них с порубок таскали.

Драговит, слетая по крутому склону, задумался не к месту и зацепился носком бродня за корень. Едва не покатился кубарем, ухватился за подвернувшийся под руку куст и хлопнулся на задницу. Оцарапался, выругался, зализал взбухающие на ладони борозды и двинул дальше.

— Чего морда злая? — насмешливо поддел его Палюд, когда побратим выкатился на него ниже по склону горы. — Не оттого ль, что порты в земле? Приложился?

— А тебе бы только зубоскалить, — сухо бросил Драговит, шаркнув по ушибленному месту, дабы стряхнуть выдавшую его грязь. — А ты чего здесь? От дел лытаешь?

— За мясом бегали, — примиряюще пояснил побратим, смотря в сторону. — Да и просто глянуть, что там и как за перевалом. Ты-то у нас нынче надолго заблукал.

— А нам по сию пору неизвестно, все ли на той стороне тихо? — вклинился Рагвит, выползая из кустов с пригоршней побегов черемши. — Пожуешь? — предложил он старшому. — Мара опять прицепилась — велит трескать ее прямо сейчас по ранней весне. Чего-то там от нее полезного много в брюхе. Наказала собрать целый пук, а сама исчезла. И Северко за ней увязался.

— Нынче она на гору Деснила за собой не позвала, — насплетничал Палюд, вскинув на плечи тушу зубастого олешка.

Легкость в настроении сдуло, как не бывало у всех троих. Эти таинственные уходы со стариком не давали им покоя: зачем, почему не зовут с собой? Собираются тишком старый да малая и скрываются. Благо, что в восемь лет сестренка выглядит по-прежнему чуть не вдвое старше. Вытянулась до братниных плеч — почти невеста. Гибка и ловка стала, как волчица, но мощами сопля соплей. Светогоровым двойнянкам — Ясуне с Яриной — по тринадцать, а и то в горы, как Мара не таскаются. Парвит разок не выдержал, подался следом в надежде, что не заметят. Глазами-то Мара и не углядела бы, а вот внутренним взором находит их с легкостью и за семью горами. Деснил тогда такую взбучку устроил проныре, что обратно братец катился кубарем, почесывая плечо, куда из кустов опустился дедов посох. Боле не пытался. Злился, но на это загадочным подельникам было плевать — оба упорно смотрели мимо. Палюд с Драговитом порешили, что лезть к ним не стоит. Рагвит тоже поначалу держался, но не утерпел, полез за таинственной парочкой на гору. Ему свезло больше: он и следопыт половчей, и Мара не слушала окрестности по своему обыкновению. Сидела на самой маковке верхом на громадном валуне. Вытянулась вся, подобралась, глаза закрыты, лицо боле каменное, чем камень под ней — Рагвит все разглядел и братьям передал. Деснил дремал тут же, прислонившись к тому валуну — и все. И ничего боле. Куда ж Деснилу-то в его лета…

Хотя Деснилу-то было куда. Нынче ему стукнуло уже шесть десятков и два лета. По человечьим меркам глубокий старец, но смотрится он теперь еще моложе и крепче, чем пять лет назад, когда пришел с ними в горы. Нет, ни седина, ни морщины его не покинули, а вот тело окрепло на диво. Он нынче рядом с Кременко и Светогором в одном ряду оказался, а тем всего по сорок два. Правда, с ними Мара силой земли не делилась — ее едва на молодых хватало. Да и сами охотники не рвались заполучить боле того, что им судьбой назначено. А вот бабка Ожега от ясочки своей молодости получила. У этой даже глубокие морщины выровнялись на округлившемся лице. И бедра женские вернулись, с коими братья на своем веку повстречаться уже не успели. И забегала бабка споро, начисто позабыв таскать свой посох — помехой стал.

— Я вот тут, что подумал, — прервал молчание Рагвит, дыша ровно даже при такой быстрой ходьбе. — А может она ждет кого? Оттуда с высоты. Коли у него на нас виды, так Отец-Род еще одного помощника в дорогу наладит?

— А может, она кого-то зовет? — задумчиво ответил Палюд. — Сюда к нам.

— А то нам тут скучно, — проворчал Драговит. — И без новых гостей в дому не продохнуть. Одна Ожега пятерых заменяет. Куда не сунься, а она уж там.

— Да ладно тебе, — понимающе усмехнулся Рагвит, перекидывая олешка с плеча на плечо. — Алинка, надо думать, к нашему возвращению дом до ума доведет. Будет у Палюда свое жилище. Дожала она бабку — дала та добро на их переселение. Теперь-то нам попросторней станет. Устроимся, как прежде холостяками. Колядку-то Блада тебе навряд отдаст…