Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 29

Пастух встал рядом с Кременко, напоминая его во всем точь-в-точь, кроме мужицкой основательности в теле, седины и шрамов. Сын — понял Драговит и почувствовал укол ревности. Как бы там ни было, но этот пацан тоже приходится Маре братом. Хотя и не пацан уже — не меньше пятнадцати, а значит, охотник. Драговит еще раз мельком скользнул по парнишке — его лицо сияло какой-то светлой открытостью и простецкой добротой. Нехотя Драговит признал, что нечаянный родич ему нравится. А вот тяжелое молчание, нависшее над берегом — нет. Да и шум прочих путников, от коих они слегка оторвались, уже достиг реки.

— Как тебя кличут? — кинул он парню через плечо, оглаживая морду довольного жеребца.

— Дид, — расцвел тот на удивление красивой улыбкой на грубом лице.

— Иди, поработай, — приказал Драговит, будто уже имел на это право.

Через мгновенье мальчишка стоял рядом с недовольной от проволочки в разгрузке кобылкой. Восхищенно заглядывал в ее огромные карие глаза. Придерживая кобылку за ремень, Драговит указывал, а Дид довольно ловко снимал поклажу. Остальные, заполонившие к тому моменту весь берег, не обращали внимания на чужаков. Торопились разобрать поклажу. Все они собрались из разных Родов, всем им еще только предстояло стать семьей. Все, кроме братьев Мары, принявших их в свою семью, были одинаковы друг перед другом, и это их сближало. Даже быстрей, чем любые другие вещи. Девчонки по указке успевших сдружиться Блады и Пленки носились, как угорелые, готовя горячую еду. Парни со Святогором растаскивали бревна схронов. Деснил с Ожегой потащились за какой-то надобностью обратно в лесок — не натоптались за день старые.

А четверо братьев — затравщиков этого шевеления — разделись донага, подхватили за ремни по паре коней и шагнули в прогревшуюся за день реку. Сначала, забредя в воду по брюхо, гривастые степенно со вкусом пили, почти не отрывая голов. Затем зашли поглубже. Кобылки бродили в реке, то по шею, а то и окуная морды по самые глаза. И только Гордец с Драговитом и Рагвит с Ястребком плавали туда-сюда вдоль берега. А потом одна из кобылок вышла из воды на ровный песчаный клочок. Что-то там поковыряла передними копытами и внезапно завалилась на бок. Перекатилась, подкидывая к небу копыта и шею. К ней подошла обнаженная Мара — кобылка подскочила и девочка перетекла с земли на ее спину. Так они и ворвались в воду, разгоняя по сторонам гуляющих кобыл. И понеслись догонять Драговита с Рагвитом. А потом Мара вскочила ногами на спину плывущей кобылки и рыбкой ушла под воду. Прошло время, что человек может не дышать под водой, и еще столько же, и еще — охотники умели высчитывать такое. Мара не появлялась. Кременко, не говоря ни слова, бросился к реке.

— Оставь! — гаркнул на него Светогор и продолжил разбирать барахло.

Кременко остановился, обернулся непонимающе.

— Братья спокойны, — пояснил бывший первый охотник Рода Медведя, кивнув в сторону плывущих жеребцов. — Стало быть, с девчонкой худого не случилось.

— Это невозможно, — недоверчиво прохрипел бывший первый охотник Рода Росомахи.

— С Марой все возможно, — пожал плечами медведь, вскрывая мешок с овечьей шерстью, куда он завернул тонкие наконечники стрел. — Привыкай к повадкам духов. Иль не знал, кто есть твоя дочь?

— Слыхал, — сглотнул Кременко и вновь повернулся к реке.

— Брось, — предложил Светогор. — Лучше иди, помоги мне тут.

Далеко на середине реки всплыла маленькая, блестящая в заходящем солнце черная головка. Бывший первый охотник Рода Росомахи опустил напряженные плечи, развернулся и пошел, куда пригласили. Бывший первый охотник Рода Медведя подтолкнул к нему второй мешок и жестом предложил место подле себя:

— Привыкай. Прими, как есть. Она — не человек, а дух. А может, и что еще похлеще. Она не твоя дочь. И не пытайся стать ей отцом. А уж тем более защитником, — хмыкнул он. — Уж кто-кто, а духи в том не нуждаются. Своими глазами видел.

Привыкай — повторял про себя Кременко, выуживая из мешка камни.

Глава 6

Дом

Драговит отмахал уже больше половины пути, но усталости не ощущал. Пять полных лет он бегает по этим горам вверх-вниз — свыкся. Да и сказочная сила, обещанная и честно переданная Марой, сделала свое дело. Нынче он с медведем схватится и не поморщится — теперь среди людей ему равных соперников не сыскать. Тот же долговязый лис — Ильм летит на землю трижды в пяти схватках, а об остальных и говорить нечего… Он поймал себя на том, что исхвастался, подобно мокрогубому сопляку, и смутился. И чего, вправду разошелся, нахваливая себя? Ну, сила, ну ловкость невиданная, так ведь не тяжкими трудами добыты, а дареные.

Он подошел к краю тропы, скинул с плеч изрядно потощавший мешок и глянул вниз. Рядом тотчас вырос Вукир, с умным видом свесив голову туда же, дескать, два глаза хорошо, а мои волчьи лучше двадцати человечьих. Волк покосился на двуногого, поразмыслил, стоит ли того ждать, решил, что не стоит, и стек вниз по камням. Отсюда, сокращая путь, Драговит с мужиками привыкли сигать вниз по крутому склону. Тут главное, смотреть под ноги, а новая обувка и не такое выдерживала. Ее, понятное дело, измыслила Мара. Это тебе не кусок кожи, коим обматывали стопу и прикручивали к ноге ремнем поверх намоток из шкур. Новые бродни, как прозвала их языкатая Ожега, целиковые. Вся нога от подошвы и почти до колена закрыта единым куском толстой кожи, хитро подрезанным и зашитым у стопы. На икрах кожа стянута ремешком, подбивка понизу ступни ладится отдельно: в несколько слоев проклеена и просмолена на совесть — запросто не отвалится. Снашивается, конечно, со временем, но, поднови ее и снова бегай, сколь хочешь, не боясь потерять. И впрямь бродни — броди, где угодно, пока ноги не откажут. Они и бродят. Все места, куда дотянулись, исхожены, изведаны. Другое дело, что ничего занятного, кроме гор, вокруг не найдено, но и те знать надо. Тут Деснил им спуску не дает. Даже баб с девками заставляет изучать округу — мало ли что? А ну, как придется без мужиков уходить спешно, да еще с погоней на хвосте? Что, как явятся чужаки? Свои-то не кинутся — давно прошло то время, когда от Мары подвоха ожидали. Даже паверы подуспокоились, а то заумничались вконец: принесет она Белым людям какое зло, не принесет? Да она вообще в их сторону не смотрит! Больно-то ей надо.

У сестренки одно на уме: порядок в семье, да всякие новые штуки творить. Нынче таких луков, как у них, ни у одного охотника не сыскать. Те первые, подаренные родичам у Великой реки, уже не кажутся диковинными — у горцев много лучше. Даже бабы наловчились стрелы метать. А ведь перепортили уйму луков — два первых лета ушло на то, чтобы добиться своего. Тут Мара оказалась помощницей так себе. Правда, подсказала, что рыбий клей варить лучше всего из одних пузырей без чешуи и костей. И первой догадалась мастерить лук из двух разных деревьев. Рагвит придумал накладывать роговой листок не только на рукоять, но и на концы — резать в них щели для тетивы. Но боле всех преуспел Палюд. Это он после долгих мытарств нашел подходящее дерево: березу и можжевельник. И он измыслил клеить на лук именно оленьи сухожилия. Горцы — как их прозвали сородичи — не торопились делиться тайной своих луков с прочими охотниками. Чего доброго, встревожит их обретенная отщепенцами сила — опасался Деснил.

А что уж с легкой руки сестренки начал творить Недимир! На следующую после их ухода весну он повелел бабам взрыхлить часть земель вокруг селища. И набросать собранных по осени семян редьки, морквы, но боле всего репы, чеснока и лука. Ворчали, конечно, на такую причуду вождя, дескать, этого добра и, не корячась, можно насобирать вдоволь. Но, он только покрикивал и заставлял их вырывать всякую траву, что поднималась среди посадок. В последний месяц весны в самую сушь мелюзгу погнали поливать посадки. Бабы позатыкались, как пришла пора сбора. Особо порадовал лук — такие жирные луковицы находили нечасто и только на открытых местах. Репы надергали едва не вдвое против прежнего, и таскаться далеко не пришлось — все под боком. Следующей весной и Даривой погнал своих медведей ладить посевы, и Радей. Теперь уж все Рода посадки имеют. И за все это славят великого вождя Недимира, а откуда у него нежданно-негаданно прорезалась такая мудрость и не задумываются.