Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 27

— Увидим, — только и нашелся Драговит смущенно.

— Жаль я не смогу, — подосадовал Недимир. — Не доживу, а хотелось бы. Хотя бы вполовину от обещанного вам. Ну, да ладно, не об том речь, — он потер в задумчивости лоб, потом встряхнул головой и неожиданно потребовал: — Ты должен еще раз обмозговать свое переселение. Вам вчетвером со всем этим не управиться. Что у вас получается, ты считал? Шесть баб со стариком: семеро нахлебников. А добытчиков со Званом пятеро. Как вы собираетесь кормить и защищать такую ораву? Дураку понятно: нужны еще хотя бы две пары крепких рук.

— Об ком речь? — насторожился Драговит, не желающий видеть рядом, кого ни попадя.

— Сам выбери, — примирительно предложил вождь нарочито безразличным голосом.

— Ты уже и так выбрал, — обиженно догадался Драговит. — И кто это?

— Северко, — немедля выдал Недимир.

— Я думал, ты не хочешь допускать до нашей тайны чужаков.

— Оно, конечно, не хотелось бы, — признался вождь, скребя ногтями в бороде. — Но этот парень, ручаюсь, Маре будет предан, как пес. Она его из-за кромки вытащила, а это дорого стоит.

— Возьму, — сдался Драговит, не желая являть недоверие. — Есть еще, кто на примете?

— Есть. Ильм из Рода Лисицы. Одним летом вас с Палюдом помладше.

— Кто такой? Зачем нам еще и лис?

— Это один из внуков Ожеги, — поведал Недимир веско. — Просила бабка за Ильма. Я его, само собой, не знаю. Но ведунья клянется, мол, не пожалеете. Хороший охотник и не дурак.

— Ожегу обижать не хочу, — признался Драговит, продолжая досадовать на старших, срядившихся за его спиной. — Она Маре родней родной. И семья без старшей женки — не семья.

— Особо, когда в дому столько девок, — поспешно подсказал вождь.

— Чую подвох, — выдохнул, не чинясь, Драговит. — Зачем Ожеге понадобилось внуком отягощаться? Правды хочу, — предупредил он, окончательно забыв о законах вежества.

Да, и какое тут вежество, коли судьба решается? Ему с этими людьми жить-поживать.

— Любовь. И никакого подвоха. И забота бы не приспела, коли сестрицы твоей жены дома бы сидели, хвосты прижав. Парень еще по осени Светогору удочку закинул об его Лине. Может, сговорились бы, а тут такое дело. Как прикажешь разбирать?

— Ладно, — нехотя признал его правоту Драговит. — Надеюсь, лис не наделает нам делов.

— Это с Марой-то рядом? — искренне подивился Недимир такой непроходимой тупости.

…………

И сама Мара, издалека сунувшая нос в беседу Драговита с вождем, его поддержала — этот неординарный человек и руководитель отличался широтой взглядов, в основной своей массе мало присущей местным. Да и не страдал излишним консерватизмом в религиозных вопросах. Следовательно, совершенно нелепый и бесперспективный культ тотемных животных вполне можно сменить на очеловеченный, более жизнеспособный религиозный культ. И не в долгосрочной перспективе, а в пределах одного-двух поколений. Раньше ей не приходилось общаться с сородичами столь плотно — она не успела осознать всесторонность и крепость их духовных уз. Конструктивизм латии ставят во главу угла всегда и во всем — с этой точки зрения жизнь людей зачастую крайне нелогична: у них полно исходных предпосылок, от которых они упорно не желают отказываться, причиняя себе вред там, где его можно было бы избежать. Лишь немногие из их запретов действительно имеют рациональное зерно, большинство же тормозят развитие цивилизации. Людей вообще держит на плаву лишь то, что они вкладывают в понятие душа — ядро их парадоксального поведения, являющееся мощнейшим механизмом. И именно он обеспечит ей успех.

Как ни странно, Мара, кажется, уловила принцип ее действия. Обрести эту… это… Правильнее сказать: достигнуть этого состояния, латия не сможет — не стоит и пытаться. Лишний раз демонстрировать свою чужеродность перед новым миром опасно. Но подстроиться получится. Уже получается! Они верят, что она, как то и положено всякому нормальному человеку, их любит — это Мара слышит каждый раз, когда сканирует братьев и обоих стариков. Абсолютно нелогичный вывод, работающий на нее: ее любовь ценней, чем та защита, которую она может им обеспечить. Разубеждать она, конечно, никого не станет — с какой стати? Но теперь будет вынуждена поминутно напоминать себе и о таком явлении, как разочарование, способное в один момент превратить этих людей во врагов. Не польза, а вера в ее любовь к ним — базис в их отношениях. И все же… Мысли все чаще ненароком соскальзывают в сравнительный анализ между ее прошлым и настоящим. И что уж совсем невероятно, ей все трудней делать однозначный выбор в пользу прошлого. Во всяком случае, в некоторых аспектах анализа. Ну, например…, раньше ей не приходил в голову вполне естественный для новых сородичей вопрос: любят ли ее мать и отец? Две латии, в определенный момент, находясь в избранных ими фазах мужского и женского состояния тела, решившие объединить свои гены и создать новое существо — их ребенка. Мара видела их лишь два раза, причем, один раз случайно. А местная биологическая мать, будь у нее шанс выжить, на шаг бы от себя не отпустила. И братья не отпускают. Вот и решай, какая из двух жизней действительно оказалась подарком судьбы: та, в которой тебя ценили, как одаренного и полезного индивида, или та, в которой тебя идентифицируют с чем-то драгоценным?

…………

— Вот же, так и знал! — ворчал Рагвит, переводя взгляд с кучи добра Палюда на Ожегина верзилу-внучека, загодя притащенного бабкой. — И не мечталось так-то жить!

— Не мечтал, так никто за волосы и не тянет, — поджала губки Ожега. — А ты не робей, Ильмейка! — приказала она внуку. — И не бойся этого охальника. Будет тебя обижать, так я его…

Она оторвала от земли посох и пригрозила им Рагвиту под дружное фырканье девчонок. Тот скорчил рожу и подался увязывать поклажу. Что, куда, кому, зачем — рядились братья до полуночи. Светогоришны, по совету Блады отправились спать в обобранный дом Тиханы. Сама Блада не без труда уволокла туда же Мару с Ожегой, чем немало порадовала парней. Бесстрастный Северко сидел у костра и шлифовал ножи — все без разбора на свои и чужие. Ильм, полагая, что в дела хозяев мешаться не след, подсел к новому товарищу. В работе завязал разговор для знакомства. Палюд с молчаливого согласия братьев, как всегда, толково распоряжался. Парвит с Рагвитом по-тихому собачились и не без тревоги метали взгляды в старшого, молчавшего, как рыба. Драговит толи не замечал, толи делал вид, но послушно исполнял приказы побратима, продолжая гонять невеселые думки о новой жизни. Как-то не так она начинается, ни как задумывалось: все наперекосяк и навыворот. Навроде отделяются своим семейством: не голые, босые… Поди его разбери, от чего на душе непокой. Как-то оно все будет?

Поутру, едва Ожега утвердилась у кострища на бревне, как Мара взгромоздилась рядком. Как всегда отрешенно наблюдала за суетой, что развели Светогоришны вокруг набивающих животы мужиков.

Златгорка, побаиваясь мужниной сестренки, поднесла миску каши Ожеге.

— Покушай, бабушка. Шагать далече. Да чаще, думаю, всухомятку. А…, - замялась она, косясь на застывшую малявку, — Мара-то что? Я принесу…, коли дозволит?

— Ты беги мужу угождай, — отмахнулась бабка, принимая кашу. — А об Маре не беспокойся. Эвона сколько навалила, мне одной не сдюжить. Вот мы с ней на пару и умнем.

Златгорка, благодарно улыбнувшись освободительнице, метнулась обратно к кострищу.

— Э-эй, душа заблудшая! — ткнула Ожега локтем Мару. — Давай-ка уже возвертайся к нам людишкам простым. Где б ты не витала, а телу сытость требуется.

Не моргнув глазом, не шевельнув и пальчиком, девчонка послушно приоткрыла рот. В него тотчас полезла настырная ложка, запихивая кашу в столь малое для нее дупло.

— Ты мне тут не кобенься! Шире открывай. А то мы с тобой до вечера не управимся. Что ты, что братец… Ишь, как Драговитка набычился, — бурчала бабка, выскребая миску.

— Он их не хочет, — разъяснила ей Мара, уворачиваясь от подкрадывающейся ложки.